Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Колхозники уверены были, что воссоздается дом-музей то ли великого химика Бутлерова, изобретателя дешевого гидролизного спирта-денатурата, то ли помещика Селифанова, что был предшественником великого Мичурина на посту основателя новой мичуринской науки: росли у Селифанова на полях виноград и ананасы, дыни вызревали маленькие, но сладкие, — а главное, в кадке выращивал он американское колючее дерево, которому ежели надрезать кору, то начинала капать водка. Вроде и не крепок был тот древесный сок, а с ног валил получше пулемета… Деды, помнившие те времена, при рассказах этих крутили усы и подмигивали друг другу.
Так что экспедиции Антона Григорьевича, предпринятые по окрестным деревням, находили в сердцах колхозников какой-то смутный отклик. Никто не смел возразить, когда он входил в избу, наметанным глазом окидывал обстановку и показывал пальцем: «Из усадьбы стул? К завтрему чтобы вернул…» Но нет, не все он забирал, не Мамай ведь. Так, мелочи, в колхозном быту излишние. Бронзовые статуэтки купидончиков, подсвечники, напольные часы, мраморные статуи, обряженные в лохмотья и выставленные на огороды…
Везли, возвращали. Угодное дело — музей.
Никто, конечно, не связал постройку этого дома и тот факт, что в Тамбове время от времени стали пропадать вполне благополучные по местным меркам люди: городские служащие, врачи, учителя, офицеры. Исчезновений было немного, для каждого тут же возникала правдоподобная легенда. Тем более что вскоре грянули перемены: смерть Сталина, амнистия, арест Берии…
ИЗ ЗАПИСОК ДОКТОРА ИВАНА СТРЕЛЬЦОВА
Я назвал бы это песчаной воронкой — только была она громадная, больше стадиона. Дно — более или менее ровную площадку — украшал собой какой-то полузнакомый сложный символ, а в центре этого символа стояла, напружинив ноги и приподняв руки для защиты и для удара, Ираида. Сверху мне было видно, что песок то по сторонам от нее, то позади пересыпается, вздувается длинными стремительными валиками и опадает.
Будто кто-то подземный двигался вокруг нее, опутывая паутинной нитью…
Я бросился вниз, и песок позади меня заворчал и скрипуче запел, трогаясь с места. Я бежал, летел, тонул, переворачивался… это меньше всего было похоже на сон, но не было и явью. Скорее — воспоминание. Событие пережито сейчас, сию секунду — но никакого непосредственного восприятия нет, все пришло из памяти. И я совсем не уверен, правильно ли запомнил то, что пережил.
Я видел, как Ираида погружается в песок. По колени, по пояс… Я схватил ее за руку в тот момент, когда над песком оставались только ее голова и плечи. Она увидела меня и успела улыбнуться. В тот же миг все из-под ног исчезло, и вместе с лавиной песка мы полетели куда-то вниз.
Здесь нас подхватил ветер и понес, не давая коснуться земли. Было полутемно и влажно — как накануне большой грозы. Земля только что была рядом и вдруг круто оборвалась… извилистая нить реки внизу и россыпь угольков. Небо — клубилось.
Кто-то летел, так же держась за руки, ниже и впереди нас.
Я подтянул Ираиду к себе, обнял. Она чуть отстранилась от меня, посмотрела в глаза. От нее самой не осталось ничего, кроме огромных бездонных зрачков.
— Та бездна или эта? — спросил кто-то сзади.
— Эта, — сказал я.
— Ты выбрал…
Тема: ЧУЖОЙ
ИСПОЛНЯЕТ СЕРЁЖА ДОВГЕЛЛО
Индейцы совершенно правы, когда говорят про себя в третьем лице, словно речь идет о чужом человеке: «Седая Черепаха сам покарает воина ирокезов. Седая Черепаха не боится смерти». Сережа тоже ничего не боится, потому что говорит о себе словно со стороны. Племя Панкратовых и племя Довгелло заключили между собой священный союз. Но когда поблизости не бродят гуроны, можно подраться и между собой, чтобы не утратить боевых навыков. Но у союза племен нет Верховного Вождя. Предводитель гуронов Пучеглазая Собака изгнал его в дальние земли. Вообще-то так нельзя говорить о покойном Государе, но на совет не допускают болтливых женщин. А бабушка Александра не болтливая, но все равно не участвует в советах. Она только читает вслух газеты и письма Верховного Вождя. Сережа и другие воины священного союза племен садятся кругом и слушают.
26 августа 1856 года, в день своей коронации, Государь подписал высочайший Манифест о возвращении всем осужденным по делу «декабристов» дворянства, прав состояния и возможности проживать в пределах империи, «исключая двух столиц».
«Я намерен выехать по первому зимнему пути, — пишет Верховный Вождь Большая Сабля, — дорога предстоит мне дальняя, и надобно успеть доехать до первой весенней распутицы… Ездившие по этой дороге гонят меня, утверждая, что в середине зимы слишком уж путь сделается тяжелым. Сергей Григорьевич не хотел ждать зимы, и рассказывают, что промучился дорогой и кончил тем, что отправил вперед сына. Теперь никто, кроме меня, отсюда не собирается, и, по нашим сведениям, никто еще, кроме Батенькова, не тронулся…»
К Рождеству все племена съехались в Сабуровку. Дядя Петр приехал не один, а с тетей Элен. Она из племени данайцев, и он ее украл. Сережа спросил, не приплывут ли теперь данайцы и не станут ли десять лет держать Сабуровку в осаде. Дядя Петр засмеялся и сказал, что против всего данайского войска можно выставить старого Филиппушку с оглоблей, и все эти Кастраки и Пропадаки разбегутся. Дядя Петр на самом деле вождь Громовая Пушка, но он об этом еще не знает, как и дядя Платон — вождь Четыре Глаза. Папенька тоже вождь Древний Свиток. Тете Элен еще не дали настоящего имени, только кухарка Татьяна сказала про нее тихонько: «Залетела ворона в барские хоромы». Но мнения сквау воины не спрашивают.
На Рождество по всей земле стоит одна и та же погода — сперва идет мягкий снег, а потом к вечеру небо делается чистое и видно сразу все звезды. Так было и в Литве на фольварке у бабушки Ядзи, и в Малороссии на Полтавщине у деда Сигурда, и здесь, в Сабуровке. Только в Литве Рождество встречают раньше чуть не на две недели, потому что католики. А мы схизматики, говорит бабця Ядзя. В Литве этот вечер называют сыльвестр (или нет, это Новый год), в Малороссии — щедрик, а здесь коляда или кутейник. Но везде можно наряжаться в вывернутые тулупчики, надевать маски и ходить по домам со звездой. Сережу старший брат и кузены в прошлом году наряжали царем Иродом, а потом дразнились: «Ирод ты, Ирод, на что ты родился, на что не крестился?» — и понарошку отрубали голову. Маменька говорит, что детям полезно играть с простонародьем.
Здесь, в Сабуровке, можно даже не ходить на улицу, потому что дом очень большой, и Сережа обошел до сих пор едва ли половину комнат. Кузен Денис врал, что в одном зале стоит на коне целый тевтонский рыцарь, и, если дотронуться до стремени, конь заржет, а рыцарь сделает копьем артикул. Братцы Панкратовы вообще хотят показать, что они здесь самые главные, но Сережа и Зиновий вдвоем всегда их побеждают — и в снежной крепости, и на поясах. Как и полагается князьям Гедиминовичам.
Интересно, а в Вифлееме тогда тоже шел снег? Сережа видел картинку, как волхвы путешествуют за звездой верхом на верблюдах. Картинка нераскрашенная, называется гравюра, и непонятно, что под копытами у верблюдов: песок или все-таки снег? Дядя Петр говорит, что верблюд и по снегу идет за милую душу. И волхвы закутаны по-зимнему. Смешно: когда Сережа был совсем маленький, он говорил: «Волки со звездою путешествуют». Волхвы были волшебники, они узнали, что родится Христос, и разболтали об этом царю Ироду. Хороши волшебники! Дедушка Кронид хоть и не волшебник, да ничего не сказал царю Николаю, а бабця Ядзя говорит, что царь Николай почище любого Ирода был. Она и назвала царя Пучеглазой Собакой. Дедушка Кронид Большая Сабля едет из Сибири, он смелый, как Костюшко. Бабця Ядзя, когда была совсем маленькая, видела живого Костюшко, а Мицкевич написал ей в альбом фрашку, но Сережа прочитает ее, когда вырастет. Однажды Сережа сказал за столом, что теперь Польска будет вольна, так дядя Петр даже рассердился, и они с папенькой долго спорили. Дядя Илья — вождь Спящий Медведь — их мирил, а дядя Платон хохотал и говорил, что в Сосенках собрался то ли фаланстер, то ли вся империя в миниатюре, и не хватает только калмыка. На маскарад можно нарядиться калмыком. Надо бы, конечно, сделать татуировки и покрыть тело боевой раскраской, как полагается, но у бабушки Александры всего лишь одна шляпа с павлиньими перьями, и на всех не хватит. Индеец — и в мундире индеец, говорит папенька. Раскраску придется отложить до лета. Кузены Платоновичи нарядятся испанцами, хотя у них один боливар на троих. Боливар иначе называется сомбреро. Кузены проникли в дедушкин кабинет и растащили весь арсенал. Сережа никому не сказал об этом, потому что это будет не по-менски. Они сами себя выдали, когда проверяли, не испортился ли порох. Доктор Гаккель сказал, что у Петра-младшего теперь порошинки застряли во лбу на всю жизнь и чудо, что остались целы глаза. А потом на совете вождей Петьке присвоили новое почетное имя — Копченый Лосось. И весь порох они старшим не выдали, припрятав его для грядущих сражений в неизвестном месте. Все-таки хорошо, что все сейчас собрались вместе, хоть кузены и вредные и всегда говорят, что их побили нечестно. Зато когда двое Довгелло и трое Панкратовых — Петр-младший, Платон-младший и Денис — идут кататься на горку в Сабуровку, никто не дразнится. А у Петра-старшего и тети Элен детей пока нет. И у дяди Ильи нет, а то было бы еще веселее. Вот когда приедет дедушка, надо уговорить его на покорение Калифорнии. Хотя американцы ее уже давно присоединили, но это ничего не значит. Можно поднять индейцев на повстанне. Дедушка Большая Сабля пишет, что Сибирь интересней всякой Калифорнии. Отчего же тогда в Сибирь ссылают, а в Калифорнию нет?
