Демон против люфтваффе (СИ) - Минский Анатолий (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Мне не понравился голос Григорьевича. Что, падаль начнёт права качать — не было на «Фиате» опознавательных знаков правительственных ВВС? Были, очки купи! Я всё же зашёл в караулку аэродрома.
Довольно приятный мужик в лётной форме, симпатичный даже, если не считать фингала. Ну, с этим у испанцев быстро. Небольшие усики, прямой тонкий нос, грустные и внимательные глаза.
Сделал вид, что говорю по — испански, скрывая русскую принадлежность. Белогвардеец с трудом понимает ломаную речь и переводит на немецкий.
Сбитый представился обер — лейтенантом Вернером Мёльдерсом, легион «Кондор», Люфтваффе. Утверждает, что считает себя весьма опытным пилотом. Почему тогда плёлся в хвосте?
На ходу придумываю себе испанское погоняло — лейтенант Пабло Муэрте, республиканская армия. Немец глянул чуть разочарованно. Потом обронил: всё в руце Божьей, и я едва удержался, чтобы не подпрыгнуть до потолка. Велел Григорьевичу и испанцам свалить, оставив меня с пленником наедине.
Латынь — мёртвый язык добрую тысячу лет, если не больше. Он же — всеобщий разговорный в преисподней, изменяется, развивается. Мёльдерс специально или рефлекторно сказанул про руку Божью на латыни двадцатого века! Не утруждаясь виражами вокруг да около, я спросил на том же загробном диалекте:
— Имя в прошлой жизни, быстро! Дата смерти?
— Манфред фон Рихтгофен, погиб 21 апреля 1918 года. Простите, а вы? Только не надо — «здесь я задаю вопросы». В преисподней наслушался.
— Скажу чуть позже… коллега. Вы — Красный Барон?!
— К вашим услугам.
— Ранены?
— В ногу и в поясницу. Зажило.
Значит, не такой я безнадёжный стрелок. Если из четырёх стволов да с тридцати метров.
— Последний вопрос: кто и зачем вас подселил к Мёльдерсу?
Лётчик улыбнулся и промолчал. Губа, кстати, у него тоже разбита.
— Подсказываю: семнадцатая канцелярия шестого небесного уровня.
— Нет. Соотечественники. Провели тайный обряд, призвали. Теперь в случае смерти я не вернусь преисподнюю, в германский сектор, а в другого аса вселюсь.
— Кого уничтожать приказано? Русских? Испанцев?
— Русских. Точнее — советских. А также французов и англичан, если они выступят врагами Рейха. Остальных сбивать по необходимости. Вы обещали информацию о себе.
— Начальник отряда. Задание противоположное — мочить немцев. Слушайте, барон, нас стравили между собой… Зачем?
— Не могу знать, — снова лёгкая улыбка на синеватых губах. — Я же не вертухай, простой зэ — га. Способности, полученные благодаря преисподней, имеются, но не чета вашим. Зато истребительный опыт больше.
Снова башня, более тонкий обряд. Вызвать молодую грешную душу неизмеримо проще, чем ветерана с моим послужным списком. Затем запихнуть её в тело избранного живого, не считаясь с уровнем греховности, как отправивший меня щепетильный ангел. Технически это возможно. Неужели в Анэнербе смогли восстановить обстоятельства моего вызова, учесть опыт и снова нашалить?
— Позвольте предположить: кроме магического приказа ещё морально мотивировали?
— Так точно. Рассказали про красный террор, коллективизацию, планы мировой революции. А также британскую и французскую угрозу Германии в ответ на нарушение Версальских условий. Разве враньё?
— Нет, — я вцепился пальцами в стриженый ёжик на голове, основательно пропотевший, несмотря на холод в открытой кабине «Фиата». — И у нацистов, и у большевиков масса мерзких качеств. Вот и разбирались бы друг с другом. Но кто‑то из преисподней лоббирует, чтобы такие вызовы продолжались, а мы быстрее взаимоуничтожались.
— Ничего не могу поделать. Если меня расстреляете, вселюсь в другого пилота, — напомнил Мёльдерс.
— Слышал. Убивать не буду. Знайте же — ваши подвиги здесь наверняка увеличат срок до Благодати.
Мёльдерс — Рихтгофен напрягся, потом оценил откровенность и проявил благородство.
— Запомните: Эрик Хартманн. А на вашей стороне кто?
— О других не знаю. Не могу гарантировать, что их нет. Прощайте.
Я вышел из караулки натурально на ватных ногах. Красная Россия, меня с тобой ни хрена не связывает, кроме разве что пассажира в голове. Ну, пытал тысячи твоих покойных граждан, какая разница? Отчего же мерзко на моей бесовской душе при известии, что Анэнербе на борьбу с тобой мобилизует загробный мир?
Глава восьмая. Щедрости советской нет границ
Добиваясь от Ванятки адекватного поведения, перевёл ему беседу с Мёльдерсом. Парень врубился, что дело плохо, но не осознал — до какой степени.
«Ты тупой? Представь, что на Советский Союз двинет армия бойцов, которым пуля в почку не больнее царапины на пальце».
«Их же двое…»
«Откуда ты знаешь? Короче, я к себе мотнусь, постараюсь навести справки. Могу наше тело парализовать, поскучаешь пару часов. Или можно тебе доверить?»
«Конечно! — тут Ивана вдруг в сторону увело. — А ты Ленина видел? Можешь ему передать, что мы все как один, да по его заветам и за его дело…»
«Цыц! Это лишний час займёт. Можешь не сомневаться, в преисподнюю постоянно свежие жмуры сыплются, новости несут. Он прекрасно осведомлён».
Квартирант вдруг насупился.
«А ты его не…»
«Не истязал? Нет. Клянусь — не тронул ни единого волоса на его лысине».
«Ладно. Обещаю не создавать проблем. Знаю уже, что меня ждёт потом».
Вот и хорошо. Разумеется, я не стал объяснять, что вождя мирового пролетариата каждые сутки отдают в руки грешников, чьи семьи погибли от красного террора, продразвёрстки и Гражданской войны, потом Ильича реанимируют и — по новой. Его действительно никто не пытает… из администрации зоны.
Я нашёл себя или, правильнее, военлёта Бутакова в обществе двух очаровательных девиц и пустой бутыли из‑под самодельного вина. Беглый просмотр его памяти показал, что он выболтал им наши секреты, но девочки ни слова не поняли по — русски. Он обиженно взвизгнул, когда Мария (так в Испании каждую третью зовут) и Хуанита очутились в моих объятиях.
«Ты — женат, Ванятка. У тебя — Лиза».
«Так чо сам их лапаешь?»
«А я не женат. И от своего имени могу. Тоже грех, но не смертный, как в твоём случае. Разрешаю подглядывать».
Отстранённый от браздей… браздов правления, Ванятка засмурнел. Потом спросил:
«Больно ты весёлый вернулся. Узнал чо?»
«Не много. Армия почти бессмертных, с вселёнными в них жмурами, нарушает правила. Босс согласился и отослал запрос наверх. Думаю, примут меры».
«Рихтгофена отзовут?» — с надеждой спросил пассажир, прозрачно намекая — и тебя тоже.
«Вряд ли. Что с воза упало… Там какие‑то законы странные, проще перетерпеть его переползание в следующего грешника, нежели срочно выдёргивать обратно на зону. Кстати, в преисподней считают, что в ближайшие десять лет большая война непременно разразится».
При упоминании о десяти годах Ванятка тоже разразился, правда — словесами. Надеялся раньше избавиться? Терпи, грешник!
Героические полёты вокруг Альбасеты на этом закончились, потому что командование ВВС решило экспроприировать единственный «Фиат» для изучения основного истребителя противника. В уцелевший «Ньюпор — Деляж» не только меня, но и Копеца не загонят никакие силы рая и ада. Поэтому — бак с вином на дорогу и в Картахену. Как раз после обычного утреннего налёта «Кондора».
Алонсо на прощанье подарил мне нелепый «маузер» на ремне и в большой деревянной кобуре.
— На память, камарад. Читал, что в Мировую войну русские пилоты «маузерами» вооружались. Пятая колонна лютует в тылу, а у вас даже ТТ нету. Фелис бьяхэ! Счастливого пути!
— Адиос!
Где логика? Я ему самолёт разбил, а он мне свою артиллерию отдал. Ещё придумать надо, как оружие пристроить. Велик слишком пистоль. Пока обернул его коричневым пиджаком ОГПУ и забрался в кузов. Зато Ванятке понравилось. Он разговор сбоку завёл, издалека.
«Ты, как я понял, в Иерусалиме жил. Ну, где сказки про Христа всякие. А умер когда?»
«В шестьдесят седьмом году. Без тысяча девятьсот. Говорю — не люблю вспоминать».