Неизданные записки Великого князя (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
— Зайдем ко мне, негоже герою революции без оружия. Из чего же ты будешь контру стрелять, аль руками душить будешь? Заметив, что Алеша как-то не рад этой перспективе, лохматый продолжал — Да шутю я, дам тебе наган с кобурой, только сегодня с офицера взял. И, открыв дверь в соседний кабинет, вернулся с портупеей и наганом в кожаной кобуре. — Дарю от широкого черноморского сердца, чем-то ты мне сразу понравился, иначе бы не дал.
У самого Сереги на боку болтался большой маузер в лакированной деревянной кобуре-прикладе. Он настоял, чтобы Алеша сразу надел портупею с наганом, оглядел его и остался доволен:
— Вот теперь — точно, революционный вид. Здесь, же, в исполкоме, получили ордер на вселение к гражданке Лаптевой, потом зашли и "отоварились" пайком на неделю (довольно большой список продуктов, был даже большой кусок рафинада, отколотой от еще бОльшего куска, который Серега назвал "сахарной головой"). В довесок дали горсть слипшейся карамели.
— Повезло тебе, парень, Лаптеву я знаю, унтер-офицерская вдова, не старая и до нашего брата охочая. Будешь у нее как сыр в масле кататься. Впрочем, ни того, ни другого в пайке не было, дали еще только кусок сала, но более аппетитного на вид, чем полученный в Симферополе. А теперь приглашаю тебя к себе на обед, сеструха моя сегодня обещала борщ сварить, с мясом, в честь какого-то события и подружку свою пригласила. И выпить у меня дома найдется, посидим, а потом на совещание в исполком пойдем.
По дороге зашли к унтер-офицерской вдове (которая еще не высекла сама себя) [10] и Алеша определился на постой во флигеле с отдельным входом, который госпожа Лаптева сдавала небогатым отдыхающим в более благословенные времена. Оставив свой "сидор" с пайком, Алеша почувствовал себя много свободнее и уже мог бойко поспешать за балагуром Серегой.
Пока шли до дома лохматого Сереги, он болтал всю дорогу, рассказывая о том, что эскадронцы-татары совсем обнаглели. Даром что они служили старой власти в татарских эскадронах (отсюда название "эскадронцы"), так не признают советской власти, молятся своему богу-Аллаху и слушают, что говорят муллы и беки. Совсем темные люди, не то что греки с побережья, те сразу приняли новую власть и на них сейчас наша опора на местах. Еще будет решаться вопрос с буржуями, засевшими на своих дачах в окрестностях Ялты и с главными буржуями — Великими князьями, которых не выдает Ялтинскому ревкому "перекрасившийся" большевик Задорожный, явно подкупленный князьями-эксплуататорами. Серега уже был в имении Дюльбер, вместе с одним слабаком, который ими вроде как командовал, но против Задорожного не выдюжил, скис и на требовании выдать эксплуататоров не настоял. Дадим ему еще раз попробовать, а не добьётся своего — расстреляем как саботажника!
Тем не менее, при всей этой болтовне Серега прощупывал Алешу неожиданными вопросами о том, из какой он семьи, да чем занимается его отец, кото Алеша по специальности и что умеет. Вопросы потом повторялись и Алеша понял, что Серега играет простака-болтуна и рубаху-парня, а сам практически допрашивает его. Но допрос это шел в такой завуалированной форме, что кроме как любопытством недалекого матроса к новому человеку с первого взгляда и не казался. На все вопросы Алеша отвечал, что не помнит, у него потеря памяти, о чем и справка есть, оставленная товарищу Драчуку.
Вот и дошли, беленая глинобитная хатка, прилепившаяся к склону холма так что ее крыша была двориком следующей такой хатки чуть выше, выглядела неказисто, но внутри их ждал необычайно аппетитный запах наваристого борща.
— Проходи, Лешка, вот и сеструха моя — Настена, указал лохматый матрос на опрятную девушку со светлыми волосами, немного склонную к полноте, с ямочками на розовых щеках, всею светящуюся какой-то радостью. Алеша невольно залюбовался ею, там мало он видел в последние два с половиной месяца таких чистеньких и сияющих радостью и внутренней гармонией женщин. Не сводя с нее глаз, так что девушка покраснела, он смущенно представился:
— Алексей, можно Алеша.
— А я — Настя, прошу дорогого гостя к столу.
— Настена, ты не смотри, что Лешка зарделся как красна девица (Алеша сам покраснел, когда увидел как смутилась и покраснела Настя), он у нас настоящий герой, с белоказаками на фронте дрался, весь его полк побили, а он выжил.
Теперь, когда Алеша снял фуражку и сел за стол, Настя увидела его багрово-красный шрам, просвечивающий через короткие волосы и глаза ее расширились.
— Сеструха, ну что ты стоишь, подавай на стол, нам еще с Лешкой в ревком идти через два часа. А пока, давай примем по маленькой — и он бойко налил из четвертной бутыли мутноватой жидкости в два граненых стакана.
— Да я не пью, нельзя мне после ранения, доктор сказал, что тогда память ко мне точно не вернется — сказал Алеша.
— Ну как знаешь, — и матрос залпом опрокинул стакан самогона в рот.
Борщ был просто восхитителен, да еще со сметаной и ломтем свежего серого хлеба (Настя сказала, что сама пекла, как ее научила мама), мама ее умерла, отец погиб еще раньше. И еще она закончила шесть классов гимназии, пока был жив отец и Серега зарабатывал вместе с ним в мастерской, а потом отца затянуло в станок и врачи не смогли его спасти. За месяц до этого, в 1912 г Сергея призвали на флот, и, как было принято, крымских новобранцев оставляли служить на Черноморской эскадре. Но жить стало не на что, за гимназию платить — тоже, и мать и Настя занялись шитьем на дому, тем Настя и зарабатывает на жизнь и поныне, став умелой портнихой. Деньги сейчас не в ходу, заказчицы приносят продукты, да и у Сергея хороший ревкомовский паек.
Так они беседовали (Серега успел пропустить под борщ еще стакан самогона), пока в коридорчике не заскрипели половицы.
— Во, оживился Серега, — вот и подружка пожаловала.
Дверь открылась и на пороге появился высокий молодой человек в офицерской форме без погон и портупеи, опиравшийся на трость, в другой руке он держал букет цветов.
Ба-бах — грохнуло над ухом у Алеши и молодой человек упал навзничь, цветы и трость выпали из рук и в проеме двери были видны лишь начищенные до ослепительного блеска сапоги с изрядно стертыми подошвами.
— Петя, Петенька, — закричала Настя и бросилась к лежащему в коридорчике.
Алексей и матрос тоже встали из-за стола и подошли к офицеру.
— Я же, не задумываясь, стрельнул, — как увижу офицера, маузер сам в руку прыгает — пьяно бормотал Серега.
— Зверь ты, зверь и есть, — плача, ответила стоящая на коленях перед убитым Настя. Он же пришел у тебя как у старшего брата руки моей просить… Рыдая она целовала бледное лицо убитого. Стена коридорчика была вся в красно-серых ошметьях — пуля маузера попала в глаз и вынесла затылочную кость вместе с мозгом. Настя, рыдая забилась в кухоньку, когда Алеша пытался что-то сказать — все вы, красные звери, что вы творите, вам бы только убивать… Петя никого не трогал, его тоже на фронте ранило, вот он в Ялте лечился, пока вы, бешеные, санаторий из пушек вместе с больными, врачами и сестрами милосердия не расстреляли. Вы как с цепи сорвались, злые как собаки бешеные, а Петя добрый был, он стихи мне читал, поэтов Блока и Северянина. Он ведь до войны в университете учился. Читал много и знал в сто раз больше вас, темных и диких.
— Ладно, чего уж там… Потащили его за ворота. Я подмышки возьму, а ты за ноги берись, — обратился матрос к Алеше. Вдвоем они вытащили труп на улицу и положили у забора. Серега деловито обыскал карманы мундира. Достал серебряный портсигар, прочитал надпись: "Подпоручику Сенцову от нижних чинов 3 роты Сумского полка". Открыл, но вместо сигарет там оказался завернутый в батистовый платочек орден — маленький красный крестик с мечами с красной ленточкой-колодкой [11].
— Ого, золото. — матрос сунул "трофеи" в карман. А ты, обратился он к Алеше, которого только что вырвало борщом (то ли от непривычки к сытной пище, то ли от вида вывалившегося из разбитого черепа мозга — Можешь с него сапоги снять, размерчик вроде твой. Увидев, что лицо Алеши скривилось, он презрительно бросил — Чистоплюй, недаром товарищи сказали присмотреться к тебе, не наш ты, проверять тебя еще надо и надо. Переблевался, будто покойников не видел, еще неизвестно, твои ли это бумаги и тот ли ты, за кого себя выдаешь. И зашагал в сторону ревкома. Спустя минуту туда поплелся и Алеша [12].
