Учитель. Назад в СССР (СИ) - Буров Дмитрий (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
Вода в самоваре зашумела, крышечка задребезжала, из душничка пошёл пар. Закипел. Можно и чай заваривать.
Щедро сыпанул заварки в пузатый чайничек со сколотым носиком. Лист у меня хороший, чёрный, ароматный. Не понимаю я эту новомодную чушь с ароматом жасмина или там с привкусом корицы и лайма на шоколадной глазури. Пьёшь такой чай, а он то ли духами пахнет, то ли рыбой снулой. А то ещё словом обзовут, что в приличном обществе стыдно произнести — матча… Ну оно и понятно, когда продукт моча мочой, как его ещё обозвать, чтобы покупателей облапошить? То ли дело чёрный, рассыпной.
Наполнив пол-литровую кружку ароматным напитком, положил на блюдце пару кусочков крупного кускового сахара. Люблю пить вприкуску. Вкусно, сладко, как-то даже по-семейному, что ли. Своей семьи у меня нет и никогда не было. Ну что б там с женой, с детьми, с внуками и прочими родственниками. Не сложилось.
С моей работой ни одна нормальная женщина рядом не останется. Жить в вечном ожидании дурных или хороших вестей, когда муж в командировке неизвестно в какой-то стране и на сколько дней, а то и месяцев. Так и свихнуться недолго. Ну, или полюбовника для души завести.
Поэтому вся моя семья — это разведрота. Потом разведшкола. Сейчас вот пацанва соседская. С ними тоже вожусь, учу уму-разуму, пока родители у кого на работе, у кого в запое, а у кого и вовсе мамка одна.
За забором послышалась весёлая перекличка: мальчишки подтягивались на берег речки к ржавым мосткам. Жара спала, самое время заняться пацанячьими важными делами: стащить табличку под носом у вредного соседа-деда, покидаться камешками в воду, повисеть на перилах. Да мало ли дел у пацанвы летом.
Я отложил книгу, отодвинул опустевшую чашку, поднялся и пошёл на свой наблюдательный пост. Место дислокации я сменил после того раза, как вихрастый лопоухий Васька Ладыжец застукал меня на моём же высоком крыльце, с которого я через забор прекрасно видел их пируэты на негодном мосту. Мои слова про опасность влетали у пацанвы в одно ухо, а в другое, как водится, вылетали.
Сейчас же я прошёл вдоль забора и остановился у старого шершавого яблоневого ствола, перед которым рос куст сирени. Кустарник я немного облагородил, так что теперь с улицы меня не увидеть, зато я весь берег и подвесной мост прекрасно вижу.
'Так вот кто у нас тут такой шустрый, — ухмыльнулся я, наблюдая, как Темка Перепелицын, оглядываясь на мой дом, торопливо развязывает добротные морские узлы, чтобы снять табличку. И ведь никогда не режет, всегда аккуратно распутывает. Видать, дело принципа. Так сказать, играем мы с ним оба по-честному.
Остальная компания стояла на шухере, нервно поглядывая в сторону моего сада. Я выждал тот самый момент, когда рыжий Тёмыч скоммуниздил табличку и спрятал её под футболку, вышел из-за куста и неторопливо пошёл к калитке, не особо скрываясь. Забор у меня невысокий, и любое движение во дворе прекрасно видно.
Пацаны заволновались, вмиг оседлали своих железных коней, и едва я показался на улице, всадники на драндулетах в момент рванули в сторону нового моста. Не нарушая традиций, я помахал им вслед лозиной и громко гаркнул вслед:
— Вот, паразиты, опять табличку спёрли! Вот я вам задам!
В ответ раздался залихватский свист и дружное дребезжание велосипедных звонков. Я постоял ещё немного, поздоровался с соседкой тёть Клавой, вернувшейся с работы, подумал-подумал, заглянул в сарай, вытащил пару досок, взял гвозди, молоток и пошёл к мосту.
Перекрытие, конечно, пацанов не остановит, но убережёт случайного прохожего. Да ту же бабу Нюру, которая иной раз норовила сократить путь и мчалась наперегонки со смертью по ржавому покрытию, держась за исковерканные перила. Железные листы проседали даже под небольшим весом соседки. Поручни и вовсе норовили остаться в морщинистой руке, каждый раз, когда соседка перемещала ладонь.
Доски я присобачил крест-накрест к порыжевшим от старости ненадёжным столбам, чтобы перекрыть проход. Собрал инструменты, оглядел вытоптанную полянку, подобрал за собой мусор и вернулся восвояси.
Убрал инструменты в сарай и приступил к своему вечернему ничегонеделанью. Читать не хотелось, чаю напился, спать рано… М-да… После бурной оперативной жизни спокойная жизнь пенсионера иногда доводила до разговоров с самим собой. Вот и сейчас сидел и ворчал себе под нос про светлое прошлое и будущее, которое повернулось к нам в далёких девяностых недобрым лицом.
Когда ушёл в отставку, позвали преподавать в разведшколу. В новые реалии я не вписался, и меня скоренько попросили уйти по собственному. Через какое-то время соседка, Нина Фёдоровна, пригласила на разговор с директором местной школы. Я удивился, но пошёл.
Оказалось, в конце года у них уволился учитель труда, по совместительству обэжист, и мне предложили занять его место. В школе меня хорошо знали, приглашали на государственные праздники, на открытые уроки, чтобы, так сказать, детишки знали своих героев в лицо. Заодно и беседы вёл про армию и любовь к Родине. С патриотизмом нынче туго. Мотивации нет, Родину любить-то.
Я подумал-подумал и согласился. Всё лучше, чем дома сидеть и сходить с ума в одиночестве. Вот так и проработал лет десять учителем основ безопасности жизнедеятельности, проще говоря, вёл начальную военную подготовку в старших классах. Мы даже призовые места занимали на городских, районных и краевых соревнованиях типа «Зарницы».
А потом политика партии, в смысле образования, изменилась, и директор с сожалением вынуждена была отказаться от моих услуг. Потому как специальное педагогическое образование у меня отсутствовало. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой педагог.
Так я остался снова не у дел. Вот и сижу теперь как бирюк, в собственном дворе, строгая лавочки на заказ, да пацанов гоняю. Ну и с мэром ругаюсь регулярно за порядок в городе, за ржавый мост, за свалку в неположенном месте. Много ли пенсионеру надо?
Сердце, правда, подводить стало. После ухода из школы загремел на больничную койку. Отделался лёгким испугом, но пришлось пройти полную медкомиссию. После которой остался без курева, без кофе, без силовых упражнений. Фронтовые сто граммов доктор только на День Победы и разрешил. Не жизнь, а сплошное доживание.
Я скривился, собрался было в дом, но тут за забором послышался резкий скрипучий шум, всплеск, а следом перепуганные крики:
— Помогите!
— Сан Саныч! Тёмка тонет! — в мою калитку затарабанили кулаками.
— Твою ж мать! — я подорвался с кресла и побежал на выручку. — С моста? — крикнул на бегу, торопясь за Вовкой Михониным.
— Ды-а-а-а! — взвыл Вовка. — Он полез… Сан Саныч… н-не виноват. Это всё я! Тёмыч просто… Он показать хотел как надо… чтобы не страшно… — мелкий рыдал почти навзрыд, но бежал и рассказывал, как было дело. — А перила раз… и он в реку… И потоп…
— Какой потоп? — уточнил на бегу.
— А? Тонуть начал, — пояснил Вовка. — Во-он он! — показал на Тёмыча, которые то выныривал, то погружался в реку, и без перехода продолжил. — А потом как вынырнул, как заорал… а его несёт… Он за ветку, а ветка хрясь! И Тёмыч опять в воду! Дядь Са-а-а-ш! Спасите! Мамка его убьёт!
— Сначала я выпорю, — рявкнул, останавливаясь на крутом берегу. Оценил обстановку и метнулся вправо от моста. Там был спуск, о котором знали только местные. Краем глаза отметил дыру в перилах. Видимо, решил повисеть вниз головой, а трухлявое железо не выдержало нагрузки.
Тёмкина голова мелькала в воде в самом опасном месте. Мальчишка не впал в панику и пытался выплыть к берегу. Плохо то, что отнесло его в самое опасное место, к водовороту. И сейчас стремительно в него затягивало.
Я на ходу скинул майку, сандалии без задников, и в одних шортах сиганул в воду.
— Тёмыч, держись! Сан Саныч плывёт! — заорал на берегу мелкий Вовка.
Течение на середине нашей реки будь здоров. Она хоть и не большая, но коварная. На глубине в некоторых местах и вовсе бьют холодные ключи. Так что вода прогревается только в заводях у берега.
