Фантастическое приключение городского лучника (СИ) - "Сергей serdobol" (книги TXT) 📗
— Карашо! — Улыбнулся Янгур, крепкими белыми зубами.
— Вот вам братие дока по кутюшкам. — Бурей чинно встал и удалился к ладьям.
— По чём? — Переспросил я.
— По разведению овец. — Объяснил Данила, — и не только, — моргнул он Янгуру и хлопнул его по плечу. Тот опять отозвался улыбкой и ушёл за своими.
— Пятак, ты и впрямь веришь, что Бурей превращать людей умеет? — Спросил я Вовку.
— Когда его нет, не верю, а когда рядом хочу не верить. — Ответил Вовка смутившись.
— Вот и я так. — Вставил Данила.
Вечерело. Озёрная сырость, не смотря на июнь, забиралась под рубахи. Накинув шкуры на плечи, наша компания сидела за лотками и укладывала вещи. Мимо нас проходил веселящийся люд. Мы разговаривали и смеялись, вспоминая Данилины шутки и прибаутки. Какая-то подпитая компания подвалила на наш смех. Здоровый бугай, с припухшим глазом, нагло зацепился:
— Над кем смеётесь мужички?
Местная гопота, подумал я. Это добром не кончится.
— Над собой паря, над собой! Ступай себе мимо. — Ответил Данил.
— А не ты ль мне глаз подбил в «стенке»?
— Может и я. Рази упомнишь всех. — Ответил Курянин натягивая на плечи волчью шкуру.
— Да ты дерзкий! — Рявкнул бугай и дёрнул Данилу за плечо, что тот упал со складного стула.
Мы вскочили. Наш товарищ поднялся, накинул опять шкуру на плечи:
— Иди паря своей дорогой, не мешай людям, не доводи до греха.
— Что-о-о?! — Взревел детина, — Трусишь? Накрылся волчьей шкурой и хвост свой волчий поджал.
Эт он зря, подумал я и хотел было начать успокаивать задиру, но наш Курянин миролюбиво заговорил.
— Однажды козёл показал волку рога и спросил: «Что Волк, испугался? Поджал свой хвост промеж ног?». Волк посмотрел себе под брюхо, покраснел, но потом оскалился в улыбке и ответил козлу: «Смотри внимательнее козёл, там у меня, на тебя, не хвост!»
Несколько секунд стояла тишина. Вовка засмеялся в кулак…
До задиры дошло. Он с рёвом бросился на Даньку, его дружки последовали его примеру и начали нас месить. Мы отбивались как могли. Перевернулся прилавок, посыпалось железо и мечи. Нападающие похватали оружие. Нам ничего не оставалось делать как тоже вооружится. Но трое против шестерых — это слишком. Началась рубка. Трое насели на меня с Вовкой и оттеснили, а трое на Даньку. Данил лихо отбивался, но кровь пускать не хотел. Один из наших противников подключился к нападавшим на Курянина. На него наседали всё сильнее и сильнее. На улице послышались крики. Кто-то побежал к озеру звать наших, кто-то в Городок за охраной.
Каким то не понятным образом мы соединились.
— Строй держать крикнул Данил. И мы встали спинами к дощаному, ещё не убранному щиту. Я орудовал мечом хуже всех, поэтому Данька, стоя про меж нас с Вовкой, работал и за меня тоже.
В драку, с сабелькой в руке, влетел Янгур и два клинка засверкали с новой силой и скоростью. Мы с Вовкой, тяжело дыша, как то остались вне драки.
— Янгурчик, только без крови! — Крикнул Курянин.
— Карашо Данирка!
Янгур и Данила теснили шестерых мечников. Их оружие звенело, защищая себя и товарища. Выпады, уклоны, парирования, всё слилось в завораживающий танец. Постепенно, у обоих сторон, начала проявляться усталость, двое нападавших пали без памяти. Ещё бы? Голоменью по башке получить не шутка… Прибежала охрана. Дерущихся разняли и хотели повязать, но люди ставшие свидетелями ссоры встал за нас.
— Что хотите с них? — Спросил стражный вой.
— Ничего. — Ответил Данил, — так, развлеклись мальца, без злобы. Воины увели драчунов что-то говоря про их дурные головы.
Отдышавшись, хохмач и Аш-тарханец пожали друг другу руки.
— Карошая битва! — Выдыхая произнёс Янгур, — если бы они был трезвый, то худо нам пришлось.
— Вот и я про то! — Ответил Данила, — хмельной мёд и тут помог. Ты очень вовремя Янгур. Прав я оказался, ты не только по кутюшкам, и вы братцы молодцами держались, — повернулся к нам друг, — но теперь я гонять вас больше буду, а Янгур поможет. Пошли к шатрам.
Янгур позвал своих жену и дочь, ожидавших в сторонке, возле лошади, запряжённой в двухколёсную арбу и представил нас. Женщины учтиво поклонились нам, и мы ответили тем же.
Две большие расшивы отчалили к родным домам, увозя часть закупленного на торгу. Мы собирались за ними следом. Ладьи были загружены. Погрузили даже арбу и лошадь Янгура. Мужики, довольные прибытком, заканчивали последние сборы, принимали последние заказы на осенний торг от местных хозяйственников.
Я укладывал подарки своей семье и бабе Миле. Платки шёлковые, цветные, отрез красный, отрез голубой, отрез белый. Пастила медово-яблочная, куклы дочке. С куклами вообще потеха, ибо мы их сами продавали, но привезти подарок из далека было нужно. Прожив здесь около четырёх лет, я так и не уговорил мастериц делать этим игрушкам глаза. — Нельзя, иначе в куклу может вселиться зло и навредить ребёнку — упорно твердили мне. Разглядывая игрушку, я перенёсся мыслями к семье. Как там они? Всё ли в порядке? Как Светлушка? Ведь она вынашивает второго дитя, а я не рядом. Как моя малютка Настёна, кормит ли курочек с лохматой Люлей. От переживаний я вздохнул и засунув руку за пазуху прижал старый, подаренный когда то женой, оберег-ладанку.
— Скучаешь? — Раздался за спиной тихий голос Бурея.
— Скучаю дедушка. — Ответил я не поворачиваясь.
— Ничего Владша, всё будет хорошо.
— Скажи Бурей, только не криви, сколь лет тебе? Говорят возраст твой велик.
— Не бось Миланья наговорила?
— Она.
— И что ж сказывала?
— Что ты таким бородатым был, когда она в девках ходила и тебе теперь полтораста лет.
— Вот карга старая, — усмехнулся Бурей — всё молодиться. Я, сто сорок второй годок отсчитываю, а она сестрица мне, на два годочка молодшая — ведун пожевал ус и продолжил, — в девках до тридцати лет бегала, а до пятидесяти лик девичий имела. Как-муж-то её утоп, при усобице, она ворожить стала, мужики её боялись… А я-то в волхвы с отрочества выбран был, вот борода и росла… Устал я Владша от жизни. Устал не жить, а видеть, как люди ныне живут. Путь, небесной десницею указанный, превозмочь не могут, всё ошуйно пройти пытаются. Правь забывают, слово правильное, знание великое забыли. Потомки его обретать начнут, но при этом биться на смерть будут… Горе то оно по земле тенью ходит, а люди его друг на друга насылают, забыв про то, что всё вернётся назад…
— Много таких долгожителей как ты? — спросил я удивлённый откровенностью старца.
— Малость осталось, — Вздохнул Брей, — тут я последний. Есть на Дунае ишо один старец… Теперь люди столько не живут и не будут, истину говорю.
— Почему?
— Не хотят люди. Не учат чад своих как долго жить, да и чада не хотят учиться и мир наш поменялся, не тот воздух, не та твердь, не та вода.
— Грязнее стало?
— Нет, сушее и холоднее. Раньше то на земле окияны были меньше, а небесные воды больше, ну как в бане, когда пару поддашь (парниковый эффект, пронеслось у меня в голове) … Зим не было. Дерева были другия, выше в пять крат и толще, и на их пнях годовых колец не было. Жили люди в сим ирии земном благостно и долго. Потом подёрнулась твердь земная, стала меньше твердь небесная (Уменьшилась биосфера, подумал я) и начал мир меняться…
Ладья Дёрнулась и отошла от пристани. Надулся ветром двойной парус, судно накренилось на борт и пошло под углом к ветру, буксируя расшиву гружёную челном. На носу заржала Янгурова лошадь и застучала копытами по доскам настила, раздался смех, мат, говор. Над нами кричали чайки. Птицы, взмывали и пикировали на кильватерный след, что-то выискивая в потревоженной воде. За нами отчалила вторая ладья, завершая наше пребывание на торжище.
… В устье Кубены входили на вёслах, преодолевая течение и обходя острова. Речные птицы поднимались с песчаных отмелей и с криками кружили над не прошеными гостями. Иногда попадались челны рыбаков, проверяющих сети или просто идущие вдоль берега встречным курсом. Всё это было не ново, но по-прежнему удивительно, видимо я, до сих пор, был человеком своего времени и иногда скучал о прежней, как мне казалось беспечной, жизни. Живя в этом старом мире и выживая своим трудом на земле и в лесу, я замечал в себе изменения. Мои чувства обострились, моё обоняние узнавало присутствие зверя, слух слышал шорох мыши в лесной подстилке, а вот зрение начало давать сбой. Мне казалось, что не хватало света. Наверно это было возрастное.
