Венский вальс (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич (читать книги .txt, .fb2) 📗

Ну-ко, еще разок перечитаю контракты. Да, Мануэль Сартори, фамилия итальянская, но в принципе, итальянцев во Франции хватает. Но зачем ему договор на родном языке? Так-так, а что не так? А почему-то сумма в итальянском контракте стоит другая — шесть тысяч французских франков цифрой, а прописью seimila franchi francesi? Не знаю, сколько это по-итальянски, скорее всего — тоже шесть тысяч. Если Сартори французский предприниматель, зачем указывать, что франки французские?

Так-так… Любопытненько. А что, кстати, меня смутило в счете? Счет на оплату выписан от имени продавца, но банковский счет анонимный. Банк Société Générale, один из крупнейших. Могу ошибиться, но он, вроде бы, существует и в мое время.

Итак, что мы имеем? А имеем мы попытку обмануть своего начальника, подсунув ему на подпись липовые документы. Реальная сумма шесть тысяч, а с меня хотят слупить шестьдесят. В принципе, мог бы не глядя и подмахнуть все три экземпляра контракта. Скорее всего, я бы так и сделал, если бы не предательский уголок, приглашающий поставить подпись. Не люблю, если пытаются облегчить мой труд.

Следующий момент, что мне очень не нравится: почему продавцом является итальянец, да еще из Италии? Понятно, что коли деньги хорошие платят, на родину наплевать, но вопросы остаются. В Италии тоже нехватка зерна, мы ей из Одессы уже отправили несколько кораблей.

И третий момент, тесно связанный со вторым: отчего так дешево? Что ж, будем разговаривать с гражданином Петришевским. Есть еще и четвертый момент, возможно, более важный, но о нем чуточку позже.

Жаль, что нет телефонов внутренней связи, придется самому идти за экс-коллежским асессором.

В мой кабинет Петришевский вошел с некой настороженностью, хотя старательно прятал ее под личиной важности.

— Дорогой мой Родион Кузьмич! — радостно всплеснул я руками. Поднявшись с места, самолично придвинул ему стул. — Присаживайтесь. Давно хотел с вами поговорить.

— О чем? — с испугом спросил Петришевский, поглядывая на папку «На подпись», лежавшую на моем столе. Верно, думает, что сейчас начнутся неприятные вопросы? Правильно думает.

— С вашего позволения, о королях и капусте разговаривать не станем. А вот о вашей жизни, о вашей семье, — начал я. — О том, что у вас в Москве жена осталась… Вроде бы, у вас приличная разница в возрасте?

Помню кое-что по личному делу Петришевского. Пятьдесят шесть лет, служил в департаменте внешней торговли МИД, первая жена умерла, осталась дочь девятнадцати лет. Женился во второй раз в девятнадцатом году, на вдове погибшего штабс-капитана, супруге двадцать семь. Разница приличная. Не знаю, насколько хорошо молодая жена, но станем исходить, что красавица.

— А при чем тут моя жена? — насторожился Родион Кузьмич.

— Я просто в раздумьях, — хмыкнул я. — Думаю, когда же вы успели, находясь под моим непрерывным надзором, себе женщину отыскать? Супруга ваша, в настоящий момент, работает или служит? Как же она без вас?

— Какую женщину? О чем это вы?

А встрепенулся Родион Кузьмич всерьез. И разговор о некой женщине, похоже, его обидел. Это хорошо.

— Хотите сказать, что хотите вить гнездышко лишь для себя? — полюбопытствовал я. — Не собираетесь обустроить себе уютную квартирку, ввести в нее молоденькую дамочку — из французов, или эмигранток?

— Товарищ начальник, вы не больны? — спросил бывший коллежский асессор.

— А что вас смущает в моем вопросе? — искренне удивился я, пристально вглядываясь в глаза подчиненного. — Я беспокоюсь, что ваша семья — точнее, ваши жена и дочь, могут остаться без мужа и без отца, если вы вдруг решили завести пассию во Франции. Что вам не нравится? Только не говорите, что семья — ваше частное дело. Увы, семья, дорогой мой человек, ячейка государства. А я, как государственный служащий, обязан интересы государства блюсти. Так что вы мне ответите?

— В моей семейной жизни никаких изменений нет и быть не может. Я люблю свою жену и менять ее на иную женщину не собираюсь, — сухо ответил Родион Кузьмич. — Достаточно?

— Замечательно! — всплеснул я руками. — Я очень рад, что вы настоящий семьянин. А теперь расскажите — как вы собираетесь перевезти во Францию свою жену?

— О чем это вы?

Эх, а врать-то гражданин коллежский асессор не умеет. Глазенки, разумеется, пучит старательно, но перебарщивает.

— Не мнитесь, Родион Кузьмич, рассказывайте, — попытался я приободрить своего коллегу, но он пока не понимал — а что же от него хотят.

— Товарищ начальник… — начал возмущаться «зубр от внешней торговли», но тут я его перебил:

— Нет, гражданин Петришевский, теперь мы с вами уже не товарищи, извольте обращаться ко мне так, как положено подследственному — гражданин начальник. А чтобы не было никаких недоразумений, я стану вести беседу под протокол. Правда, — признался я. — чисто формально я не имею права заполнять протокол, потому как уголовное дело в отношении вас еще не возбуждено, но я же здесь главный начальник, кто меня осудит? И адвокатов тут нет, не придерутся. А отчего я спрашиваю про жену, да про то, как вы собираетесь ее сюда везти, потому что две разные статьи получаются. С вашими кражами, — вздохнул я, постучав по папке «На подпись». — Статья одна — злоупотребление служебным положением, присвоение государственного имущества. Статья тяжелая, но покамест, на расстрел не тянет. Так, пятнадцать лет лишения свободы, с конфискацией имущества. Не сомневаюсь, Советская власть амнистию объявит, отсидите не больше пяти лет, а то и меньше. Другое дело, если вы собираетесь везти жену — гражданку РСФСР, незаконно, или по поддельному паспорту. Тут вам и незаконное пересечение границы, и подделка документов. А возможно, что и связь с зарубежными посольствами. С латышским или эстонским? С кем вы связывались, чтобы вытащить жену из России?

Врал я отчаянно. Только за покушение на кражу пятидесяти с лишним тысяч франков Родиона Кузьмича однозначно ждал «вышак». Но он-то этого не знал.

— Олег Васильевич, это просто ошибка, — заволновался Петришевский. — Жена у меня в Москве, она никуда не поедет. А в третьем экземпляре контракта, я просто совершил ошибку, не поставив нуль. Вот и получилось, что вместо шестидесяти тысяч указано шесть.

— Ай-ай-ай, господин коллежский асессор, — покачал я головой. — Как же вы до такого чина-то дослужились? Я вам что-то про шесть тысяч говорил? Я же вам вообще никаких цифр не называл. Я же сказал — меня сейчас интересует другое. Как вы планировали вывезти к себе жену?

— Я не планировал никого никуда вывозить, — продолжал упорствовать Петришевский, хотя в этом уже не было смысла. — И цифры в экземпляре контракта — случайность. И не ловите меня на слове. Я сам только что вспомнил о своей ошибке.

— И счет уже подготовили к оплате? — хмыкнул я. — Не слишком ли много ошибок для опытного дипломата, занимавшегося торговыми сделками? И вы считаете, что трибунал вам поверит?

Петришевский расправил плечи и усмехнулся:

— Мы с вами во Франции, в помещении торгпредства, а не в Москве. Если бы вы являлись посланником, а мы сидели в русском посольстве — куда ни шло. А здесь-то что вы со мной сможете сделать?

А ведь он прав, мерзавец. Я его здесь ни под арест не отдам, ни к стенке не поставлю. Зато я уже ни капельки не сомневаюсь, что передо мной сидит вор. Что мне с ним делать, стану думать позднее, а пока надо вывести дурака на чистую воду, да так, чтобы и он сам понял, что его вывели и рассказал мне все, что меня интересовало.

— А мне обязательно нужно с вами что-то делать? — пожал я плечами. — Я могу просто собрать весь наш коллектив, расскажу, что гражданин Петришевский — пройдоха и вор. А еще — что он убийца.

— Вы, гражданин начальник, не заговаривайтесь, — огрызнулся Родион Кузьмич. — Если вором еще посчитать можно, то уж убийцей-то никак!

Мне захотелось стукнуть кулаком по столу, но я сдержался.

—Петришевский, ты что, дурак? Тонна пшеницы стоит шестьсот франков, а тебе ее предлагают по шесть, неужели не задумывался, почему? А ты еще мне тут горбатого лепишь — рисуешь, по триста шестьдесят франков за тонну. Да мне уже был повод задуматься — отчего так скромно? А шесть за тонну, это что?