Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич (книга жизни .TXT) 📗
Эта молитва, прозвучавшая в полной тишине, изумила Серова – не думалось ему, что корсары поминают Господа перед своим кровавым промыслом. С другой стороны, отчего бы не помянуть? Все собравшиеся на «утлой ладье» родились и выросли в лоне святой матери-церкви того или иного толка и, вероятно, не делились меж собой на протестантов, англикан и католиков. Бог для них, как и положено, был един; себя они считали Господними воинами, а испанцев – порождением дьявола.
Когда молитва отзвучала, Серов, наклонившись к Мортимеру, прошептал:
– Кто тут у вас? Поп? Священник?
– Лекарь, – пояснил тот и деловито перекрестился. – Бакалавр Джулио Росано из этой… как ее… Венеции. Жену зарезал, а может, полюбовницу. Хирург отменный, прах и пепел! Случится, отхватит руку или ногу, а ты и не заметишь.
– После двух бутылок, – добавил Хенк. – И лучше рома, а не джина. От рома душа согревается и боль отходит. – Промолвив это, он вытащил из-за пазухи крестик на засаленном шнурке и приложился к нему губами.
Испанские ядра просвистели над «Вороном». Одно пробило парус на фок-мачте, другое пронеслось над квартердеком, и оба ушли в воду за кормой.
– Эй, на баке! – загремел голос капитана. – Носовые орудия! Огонь!
Грохнуло, и фрегат покачнулся на мелкой волне. На несколько секунд кислый вонючий дым окутал палубу, и сквозь его марево Серов разглядел всплески по обе стороны галеона. Вероятно, то была пристрелка или же Брукс хотел проверить, достанут ли испанца пушки «Ворона». Галеон под ало-золотыми флагами опережал пиратское судно метров на пятьсот, и на его палубе уже различались фигурки людей в кирасах и блестящих шлемах. Серову показалось, что испанский корабль рыскает то в одну, то в другую сторону, пытаясь развернуться к ним бортом, но этот маневр никак не удавался. Причина оставалась тайной для него; он не знал, был ли тому виною слабый переменчивый ветер, неповоротливость тяжелого, похожего на плавучий сундук корабля или искусство кормчих «Ворона», державших фрегат точно за кормой испанца.
Четыреста метров… триста… Внезапный порыв ветра зашелестел в парусах, послышалась команда Пила, пираты торжествующе заорали, и в следующий момент «Ворон», не сбавляя хода, начал отклоняться от незримой линии, соединявшей его с испанским судном.
– Раны Христовы! Он наш, наш! – прорычал одноглазый Тернан. – Наш, если Тегг не подведет!
Вслед за этим раздался голос Брукса:
– Эй, на пушечной палубе! Сэмсон Тегг! Всем бортом – огонь!
Десять медных пушек рявкнули под ногами Серова, палубные доски застонали и вздыбились, и он, чтобы не упасть, ухватился за плечо Хенка. Ядра прошли над галеоном, сметая людей и сокрушая снасти; одни фигурки в блестящих кирасах рухнули на палубу, другие корчились под обломками рангоута, большой парус на средней мачте завернулся вбок, сложился пополам и плескал теперь по ветру наподобие бесформенного белого флага. «Ворон», не пытаясь дать новый залп, вернулся к прежнему курсу и шел теперь за испанцем сзади и слева, на расстоянии сотни метров. Пушки галеона молчали – то ли экипаж еще не справился с ошеломлением, то ли угол обстрела был неудобным.
– Сбили грота-рей, – пояснил Мортимер, почесывая горбинку длинного носа. – Ну, теперь они наши, прах и пепел!
– Ром и гром! – в тон ему сказал Серов. – И что мы с ними будем делать? Товар, это я понимаю, товар подлежит экспроприации, а с людьми-то как?
Мортимер небрежно помахал рукой:
– Море широкое…
– И глубокое, – добавил Кола Тернан.
– И досок на «Вороне» хватает, – сообщил Хенк. Серов недоуменно нахмурился:
– Каких досок?
Он собирался расспросить об этом подробнее, но тут рыжий Чарли Галлахер грохнул по планширу кулаком и приказал:
– Мушкеты к бою! Цельтесь лучше, братья, и чтоб ни одна пуля даром не пропала! Во имя Христа и Девы Марии… Пали!
Грохнул залп из полусотни ружей. Серов тоже выстрелил, но целился не в людей, а в леер с большим красно-золотым флагом, что развевался на корме. Отдача была такой, словно жеребец лягнул в плечо. Удивительно, но он перебил веревку, и флаг, упав на самый край кормы, зацепился там, свесился вниз и закрыл отверстие пушечного порта.
– Заряжай! – выкрикнул Галлахер.
Посматривая то на Мортимера, то на одноглазого Тернана, Серов скрупулезно повторял их движения. Отмерить порох, засыпать на полку, вложить свинцовый шарик пули, взвести курок… Где-то когда-то он читал, что зарядить мушкет или иное старинное ружье – штука сложная, дело нескольких минут. Но, вероятно, это была одна из непроверенных гипотез века «узи» и «калашей», ибо пираты справились секунд за сорок. Планшир вновь ощетинился стволами, но Галлахер не подавал команды стрелять, словно чего-то выжидая. Испанское судно со сбитым парусом теряло ход, на «Вороне» тоже убрали часть парусов, и фрегат по-прежнему шел параллельным курсом, держась чуть сзади и сбоку от намеченной жертвы. Дистанция, разделявшая корабли, была небольшой, и Серов видел, как вдоль борта строятся мушкетеры под командой офицера в золоченом панцире. На голове у него была шляпа с черным пером, солдат защищали блестящие шлемы с продольным гребнем и изогнутыми, точно крыша китайской пагоды, полями. Точь в точь как в историческом фильме, решил Серов.
– Ты, ублюдок с «Викторьеза»! – услышал он за спиной и обернулся. Это оказался Пил, в том же щегольском фиолетовом костюме, дополненном испанским шлемом и парой пистолетов. Стоял, выпятив мощную челюсть, небрежно опираясь на обнаженную шпагу, и глядел на Серова холодным взглядом убийцы.
– Помнишь, что приказал Старик? – Голос Пила был таким же ледяным, как его глаза. – Будешь в атаке последним, повиснешь на рее. Я сделаю это с удовольствием. Не люблю французов.
Услышавший его слова Тернан насупился и пробормотал проклятие. Пил повернулся к нему, слегка приподнял клинок, и ярость в темном зрачке одноглазого погасла. Судя по всему, помощника капитана не любили, но побаивались. Серов, не вступая в пререкания, молча кивнул.
– Готовьтесь! – проревел капитан, стоявший теперь на квартердеке рядом с рулевыми. Ветер подхватил «Ворона», погнал его вперед, следом за добычей, прямо на испанский галеон. Его темный смоленый борт поднимался стеною в два человеческих роста, а кормовая надстройка была словно дом в четыре этажа. Крепость! – подумал Серов, но не успел ни удивиться, ни испугаться. Борт корабля навис над ним, сверху глядели смуглые жесткие лица под сверкающими шлемами, торчали ружейные стволы, и каждый, чудилось, целит прямо ему в сердце.
