Ищущий битву - Свержин Владимир Игоревич (книга жизни txt) 📗

В свое оправдание я мог сказать только одно: ни мне, ни Меркадье, ни кому-либо из сподвижников барона было не по силам тягаться с рыцарем Атакующей Рыси в благородном искусстве поедания и выпивания.

Когда же наконец благородное утоление голода уступило место греху чревоугодия и челюсти присутствующих в зале снизили темп работы до среднего, тогда родилась застольная беседа, истинное украшение всякой трапезы.

– Да! Помню, как сейчас, – наклонившись ко мне, произнес Росселин фон Шамберг, выпивая непременный тост «за успешное завершение похода и победу святой нашей матери-церкви», – помню, как сейчас. Саладин запер нас в Кесарии, а вокруг аж до самой горы Кармель ни единой христианской души, способной держать в руках меч. Нас в гарнизоне – два десятка рыцарей да сотни две с половиной лучников и кнехтов, а еды на все это войско: рыба, чайки, крысы и мешки специй, воды не больше, чем в той пустыне, где сорок лет бродили эти обрезанные нехристи. А уж вино, – барон мечтательно закатил глаза и грустно вздохнул, – от вина не осталось даже запаха. Представляете, мессир Вальдар, – даже самого маленького запаха! – Он вновь тяжело вздохнул и печально уставился на опустевший кубок. – Вина, Пауль! – рыкнул фон Шамберг, и коренастый слуга в заношенной куртке из буйволовой кожи тут же наполнил подставленный кубок хозяина.

– Помнишь Кесарию, Пауль? – ностальгически осведомился барон.

– Как же, ваша милость, прекрасно помню. Ох и досталось нам тогда!

– Что ты несешь! Пшел вон, деревенщина! – возмутился рыцарь Атакующей Рыси. – Да что мудрить, – немного помолчав, продолжил он. – Пришлось нам, конечно, несладко. Зато когда король Ричард Английский снял осаду с крепости и погнал сарацинских собак аж до Дарума, какой знатный пир мы устроили в его честь! Сколько драгоценнейших вин было вылито в наши пересохшие глотки! Представляешь, дружище, – барон дружески хлопнул меня по плечу, – в этот день мне удалось перепить тамплиера! Да! Причем не простого! Командора тамплиеров Кавур… Кавер… А ну его! Не помню.

– Каверсак, – произнес мой дотоле молчавший оруженосец. – Его звали Ги де Каверсак. – Его добродушное лицо стало неожиданно мрачным. – Только, убей меня бог, я не слышал ни о ком, кто мог перепить Ги де Каверсака.

– Ты его знаешь? – удивился я.

– Да! Это мой дядя. Брат моего отца!

– Да в чем ты меня обвиняешь! – взревел барон, пунцовея на глазах.

– Спокойней, господа! Спокойней. Повод, недостойный для ссоры двух друзей.

– Ну нет, черт меня раздери! У меня было два свидетеля тому. Один, правда, был убит через пару дней. Поль де Госкур, царствие ему небесное! А второй, Джордж Талбот, волей Божьей, может, еще и жив. Найдите его и спросите, если не верите мне.

– Верим, Росселин, верим, – успокоил я нашего хозяина и сделал де Меркадье угрожающий знак молчать. – А вы хорошо знали этого Джорджа Талбота?

Барон поскреб ручищей густую бороду.

– Талбота? Не очень. Он был одним из коронных рыцарей короля Ричарда. Я видел его во время турнира в Сен-Жан д’Акре, где он был одним из лучших. Я тоже имел редкую удачу сражаться на этом турнире и преломить копья с самим королем Ричардом. Вот воистину рыцарь, достойный всяческой славы! Свет не видел столь ловкого и в то же время столь благородного воина!

«Браво, браво!» – мысленно аплодировал я, заранее зачислив барона с братом в свой отряд. Малыш Меркадье, услышавший похвалу своему кумиру, сиял так, словно эти слова относились непосредственно к нему. Обида за любимого дядюшку растаяла, как тает кусочек льда под солнцем Палестины.

– Что еще я могу сказать об этом Талботе? Красавчик. Любимец дам. Ходили слухи, что Бланка Арагонская, прекраснейшая супруга Конрада Монфернатского, оказывала Талботу знаки особого внимания! Впрочем, это только слухи. Потом король Ричард послал его сопровождать посольство в Аламут к Старцу Горы…

Я отвел глаза в сторону ближайшего факела, чтобы скрыть излишнюю заинтересованность.

Вскоре после этого претендент на Иерусалимский престол от партии короля Филиппа-Августа – маркиз Конрад Монфернатский – отдал Богу душу при весьма странных обстоятельствах. Ассасины, [20] убившие его, покончили с собой раньше, чем их успели схватить. Что и говорить, Старец Горы умел подбирать себе людей!

– Больше всех о Джордже Талботе, наверное, может рассказать граф Карл Дитрих фон Брайбернау.

– Брайбернау?

– Да, мой друг. Карл Дитрих, молочный брат принца Оттона. После нелепой гибели славного императора Фридриха он возглавил отряд немецких рыцарей, сражавшихся под знаменами этого набитого болвана, жирного борова герцога Леопольда Австрийского! – Лицо барона исказила гримаса гнева, и две глубокие морщины пролегли между глаз.

– Я вижу, друг мой, вам не очень-то по душе бывший соратник, – подначивал я гостеприимного хозяина.

– Какого черта! – прорычал барон, меняясь в лице так быстро, что я испугался, как бы и его не постигла судьба ройхенбахского коменданта. – Какого черта!!! – вновь взревел Росс. – Эта мерзкая тварь послала нас в чертову Джелу, чтобы захватить колодец и держать его до подхода армии! Жирная скотина! Захватить и удержать! Четыре десятка рыцарей и триста кнехтов против десяти тысяч всадников Мульк аль-Саллаха! Он послал нас на верную смерть. Он знал, что в Джеле сарацины! Слава Брайбернау колола ему глаза! Гнусный хорек! Армия пришла в Джелу только через год. Ее взял Уильям Невиль, граф Солсбери.

– Уильям Солсбери? Длинный Меч?

– Да! Черт побери!

– Вы были в плену, мой друг?

– Как бы не так! – Барон замолчал и задумался. Глаза его наполнились грустью, губы плотно сжались, и я пожалел, что рядом нет Лиса. У него в запасе всегда находилась подобающая случаю баллада.

Все пировавшие за столом притихли. Все одновременно уставились на своего господина, ожидая, что же будет дальше. По лицам собравшихся в пиршественной зале я видел, что большинство из них, как и отважный рыцарь Атакующей Рыси, были ветеранами крестового похода и много месяцев провели в дальних странах, боях и лишениях.

– Видит Бог, все мы в тот день немало потрудились во славу христианского рыцарства. Плечом к плечу, несокрушимой стеной стояли мы, отражая все новые и новые атаки сарацинских всадников. Как штормовые волны на утес, накатывались они на наш неумолимо редеющий строй, оставляя на земле десятки бездыханных тел. Каждый из нас этим боем навеки украсил немеркнущей славой свой рыцарский герб. Сотни, а может, и тысячи сарацинов нашли свой конец от нашего оружия. В один момент нам показалось, что враг готов прекратить свой натиск, но, увы, это была только уловка.

Голос Росселина звучал твердо и спокойно, но было отлично видно, какой болью и какой печалью наполняют его душу эти воспоминания.

– Неверные отказались от надежды захватить нас и начали обстреливать из луков с дальнего расстояния. Сердце обливалось кровью, когда цвет германского рыцарства, лучшие из когда-либо опоясанных мечом, погибал от неумолимых стрел, как бессмысленная дичь на охоте. Это была кровавая бойня. Стрелы тучами обрушивались на нас, убивая и раня все новых и новых бойцов.

И тут мы решились на безрассудный, но, ей-богу, самый прекрасный шаг! Опустив копья, возглашая свои боевые кличи, мы понеслись в последней отчаянной атаке туда, где реяло знамя Мульк аль-Саллаха. Мы мчались, сметая все на своем пути, неудержимые, как огненный меч архангела Михаила, и смерть, собирая свою кровавую жатву, шаг за шагом отступала от нас!

Шамберг задумался, тяжело опустив голову на свои могучие руки. Две слезинки со звоном рассыпались о серебряное блюдо, стоявшее перед бароном. Громадный охотничий пес, по всей видимости, любимец хозяина, почувствовал его настроение, подошел и, преданно глядя на него, положил свою лохматую голову на колени. Барон печально улыбнулся и потрепал пса за уши:

– Все нормально, Барс. Все нормально… Никто из нас не доскакал до вожделенного шатра. Все мои верные друзья нашли свою гибель в этой безумной скачке. Меня же, видимо, Господь сохранил для иного, мне еще неведомого жребия… Несколько стрел попали мне в щит. Одна пробила предплечье. Еще одна попала в бедро, и, наконец, самая коварная, пробив кольчугу, наверняка пронзила бы мне грудь, когда б не ладанка, подаренная мне перед отплытием в Святую Землю моей несравненной, моей божественной Лотхен!