Лишь бы не было войны - Булат Владимир (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗

Когда пятнадцатого мая я въезжал в городскую черту Москвы, смятение, царившее в моем мыслительном пространстве, было сродни тому вихрю, который образуется в голове человека, читающего сразу пятьдесят книг. В полупустом экспрессе я делил свое купе со среднего возраста православным священником, едущим на какой-то симпозиум в Сергиев Посад. По необъяснимой причине я всегда вызывал доверие у этой категории людей, может быть, потому, что я вполне мог бы стать истым священнослужителем, если бы не был навеки влюблен в исконную Природу, обожествляемую моими белокурыми предками. Священник оказался ярым советистом:

– Никакие гонения на Церковь со стороны Советской Власти не сравнимы с тем глумлением над православием, которое ожидало бы нас в России Керенского. Свобода совести, видите ли, Вальдемар, есть неслыханное оскорбление Церкви, ибо она ставит ее на одну доску с ересями. И мы понимаем, что в конечном счете коммунисты ближе нам, православным, и душой и разумом, чем какие-нибудь пошлые баптисты. Ведь многие революционеры вышли из духовных семей. А Сталин, вы же знаете? учился в духовной семинарии. Вы знаете, что в 46 году он хотел помазаться на царство?

– Да, я знаю…

– А то, что Сталин вернул нам браки, воскресенья, что он спас названия наших русских городов, которые троцкисты в двадцатые годы хотели просто пронумеровать? Да, да, называть по номерам!

– Я знаю это, да.

Священник был несколько удивлен моей осведомленностью.

– Сталин был консерватором, – продолжал я. – Идеалом государственного устройства для него была Российская империя прошлого века. И вся его деятельность – это неуклонная реставрация дореволюционных порядков.

– Да, скорее всего, вы правы, Вальдемар.

На перроне, как и в сороковые годы, проверяли документы. Комсомольская площадь, где встречались приезжие из Казани, Ленинграда и Ярославля, была запружена народом. Уже темнело, и я заторопился в недорогую привокзальную гостиницу. Я бывал в Москве всего два раза в жизни, и мне не нравился этот город.

Стоя в длинной и малоподвижной очереди в регистраторскую в холле гостиницы, я смотрел по телевизору юморину «Выбор Веры».

Вначале на эстраду вышел не то вавилонский маг, не то индусский махатма. Он воскликнул:

– Кара-бурзу-бурзу! – и тут же пояснил. – Кто понял, тот познал шестую истину третьего уровня.

Потом появился баптистский проповедник с дебильно-детским выражением лица:

– Дорогой друг, открой свое сердце Иисусу и купи акции Иисуса. Всем известно, что акции такой великой компании, как «Дженерал моторс», дают прибыль не более десяти процентов. Десяти процентов! Но я верю, дорогой брат, что акции Иисуса дадут тебе прибыль в тысячу процентов! Подумай: тысяча процентов в Иисусе!

Последним шел под соответствующую мелодию раввин с куриными перьями в пейсах.

– Так это же Степка из Виленского юденблока! – крикнул кто-то из выборщиков. – Как вы там, Степка, живете?

– Плохо нам, евреям: в воскресенье работай, свининку не ешь…

– А ты, может, еще и не пьешь?

– А где это в Заповедях сказано: «Не пей»?

Едва я с усталым удовольствием откинулся на спинку кресла в одноместном уютном номере и протянул руку к лежащему на столике рядом журналу «Вокруг света», в дверь постучали.

Имея во всех стратегических пунктах Европейской части СССР многочисленных родственников, я никогда не пользовался гостиницами и не знал, что следовало делать в этом случае. Я сказал первое, что пришло на ум:

– Да, да! – ожидая, что в номер ворвется банда грабителей, или запустят гремучую змею.

Вошла девушка в длиннополом черном плаще (я вообще заметил в советской моде тенденцию к длинным женским подолам, что, правда, было лишь перепевом германских мод под влиянием бургундца-Кардена) и с маленьким дорожным чемоданчиком в светлых тонах:

– Здравствуйте. Я хочу с вами познакомиться.

– У меня нет денег, – пожал я плечами и не соврал (завтра Вальдемар должен был переслать мне аванс в Москву до востребования).

– Что вы? – она вскинула брови. – Не думайте обо мне так. Я приехала одним с вами поездом (в соседнем купе), и у меня нет знакомых в этом городе… Я так и буду стоять?

– Нет, нет! садитесь, – я даже привстал. – Как вас зовут?

– У меня очень экзотическое имя – Инда, – она повесила свой длиннополый плащ в шкаф и села в кресло напротив.

– В тебе… давай уж на ты… в тебе есть что-то восточное.

– Да, моя мама – крымская татарка.

– А меня зовут Вальдемар, – я протянул руку. – Будем знакомы.

– Ты – немец?

– Полунемец-полуукраинец.

– И что же вы, герр, и вы, пан, будете есть на ужин? – она явно кокетничала.

Я заходил по номеру. Хрестоматийного звонка, которым вызывается прислуга, в советских гостиницах нет.

– Здесь даже умывальника приличного нет! – я спустился на первый этаж и заказал в буфете. – Пожалуйста, две порции бифштексов, сыр, два салата, да вот этих, из помидоров, только покраснее, и бутылку сухого.

– «Золото Рейна»?

– Да, да.

– Обслуживающий персонал как всегда на высоте? – сыронизировала Инда, когда я вернулся в номер в ожидании заказа.

Через четверть часа мы ужинали. Умывальника в номере не было, но зато между платяным шкафом и кроватью с бледно-зеленым покрывалом стоял старый громоздкий пропыленный радиоприемник, настроенный кем-то на берлинскую волну. Когда я включил его, тишину номера наполнила «Девятая симфония» Бетховена в исполнении Берлинского филармонического оркестра под управлением Герберта фон Караяна – об этом сообщила лаконичная дикторша.

– Ты учишься? – неожиданно спросила моя гостья.

– Да, студент философского факультета ЛГУ.

– А я – натурщица, – призналась девушка, – да, да, натурщица. Все вы любите разглядывать прекрасных женщин на полотнах великих художников, а забываете, что для удовлетворения ваших эстетических потребностей нужны мы – часами просиживающие в холодных мастерских, стуча зубами.

– Да, об этом мы и не задумываемся, – я убавил громкость радиоприемника.

– У меня рекомендательное письмо к Глазунову. Но сейчас поздно и холодно…

– Ты мне очень нравишься, – произнес я, трогая ее плечо, – не знаю пока за что, но нравишься…

– А ты торопишься жить. Сколько тебе?

– Двадцать два.

– Я тебя старше, – она прищурилась. – На четыре года.

– Однако!.. Честно говоря, когда ты вошла, я дал тебе не больше пятнадцати.

– Странно это. Я ведь родилась в Талды-Кургане. Нас туда мерзавец-Сталин забросил. Какие там жуткие морозы! У меня сестренка маленькая умерла от воспаления легких, – на ее глазах блеснули слезы.

Я обнял ее и погладил по плечу, потом по щеке. У нее уже слипались глаза.

– Все, пора спать, – поднялся я.

Я долго целовал ее, хрупкую и легконогую. Она, казалось, была создана утолять жажду не хуже Бахчисарайского фонтана. Зеленоватый ночник освещал наши головы, прильнувшие друг к другу на одной подушке. А полуприглушенное радио убаюкивающе шушукало на той же берлинской волне:

Я не был в этом мире фантомом. Я действительно существовал. Я занимал закономерную клеточку бытия. В этом заключался мой ключевой эксперимент, который я, пользуясь случаем, поставил в московской гостинице. Но как только я убедился в реальности моего существования здесь, сразу же зародилось и созрело ощущение того, что я видел свое двадцатидвухлетнее существование в «моем мире» во сне.

АВЕНТЮРА ДЕСЯТАЯ,

в которой я совершаю паломничество в прошлое и будущее одновременно

От Москвы мой путь пролегал дальше на юг. Через Тулу, через Орел, через полуночные Курск и Белгород, пересеча незаметно для спящих пассажиров условную линию, разделяющую российские и украинские области, через туманно-утренний Харьков (где на вокзале я купил свежий номер «Перца»); наконец, разъезд Синельниково направил экспресс по последнему семидесятикилометровому отрезку пути – в Запорожье. Я ступил на перрон в половине одиннадцатого утра восемнадцатого мая в субботу. Я не был здесь уже четырнадцать лет. Моя поклажа, как обычно, ограничивалась скромным чемоданом и фотоаппаратом в рифленом футляре. Расписание электричек обещало мне длительное сидение в переполненном зале ожидания, и я отправился побродить по городу. Очень скоро я нашел длиннейшую в мире улицу Мира, на которой родился (я имею в виду местонахождение роддома) – она разместила на своих четной и нечетной сторонах все архитектурные стили российской провинции от доходных домов времен Александра III до позднебрежневских железобетонок. Естественно, и здесь господствовал имперский стиль, разбавленный пятиэтажками и новейшими еще строящимися домами из мелкого оранжевого кирпича, в которых проглядывало что-то средневековое. Как всех своих путешествиях, я приобрел в киоске карту Запорожья и долго изучал ее уже на вокзале, закусывая мороженным в форме факелов.