Аргентинец поневоле (СИ) - Дорнбург Александр (читаем книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
Опять же — перемены хороши, если они улучшают жизнь, а при всех «шатаниях» новой власти ни о каком серьезном улучшении не могло быть и речи. Да — многое изменилось к лучшему, начиная со свободы торговли и заканчивая справедливым перераспределением земли, но стабильности не было. Первая хунта сменилась Большой хунтой, за которой пришел Первый Триумвират… Повторять незачем, вы и так все знаете.
А в Европе тем временем разобрались с Наполеоном Бонапартом, который из владыки мира превратился в сосланного узника. Король Фердинанд VII с багровым лицом вернулся на престол, от которого он в свое время отрекся, и начал так круто «закручивать гайки», что некоторые из его подданных ныне поминали хорошим словом Жозефа-узурпатора.
Во всех испанских американских колониях национально-освободительные движения были подавлены (пускай и временно). Самые отдаленные Соединенные провинции Рио-де-ла-Платы оказавшиеся несколько в стороне, оставленные «на закуску», оставались единственным очагом свободы, единственным факелом, который испанцам пока не удалось погасить. Жаль, только, что в этом очаге не было согласия и единства.
Но испанцы никак не могли послать в Аргентину свою армию и флот. Все у них как-то не состыковывалось.
Понимая, что на двух стульях не усидишь, аргентинские вожди начали задумываться о независимости. Пока была такая возможность. Тем более англичане обещали помочь в этом случае. А англичане уже вложили в революционеров столько денег, что надо было отдавать серебряными рудниками и прочим ценным имуществом. Которого явно не хватало. А с кредиторами не спорят. Эх… нет в жизни счастья! А что делать?
24 марта 1816 года в Тукумане открылся Национальный конгресс Соединенных провинций. После долгих многомесячных споров выработали компромисс.
12 ноября 1816 года большинство депутатов конгресса проголосовали за установление конституционной монархии с «варягом» герцогом Луккским на престоле. А почему бы и нет?
Однако монархия означала централизацию власти, и это не устроило провинциальных каудильо. Людей с мозолистыми лицами. Проигравших в спорах, но обладающих весомыми силовыми рычагами.
В провинциях Санта-Фе и Тукуман резво произошли перевороты, организаторы которых сместили назначенных Буэнос-Айресом губернаторов, заняли их место и провозгласили независимость. Их примеру последовали губернаторы других провинций. И не надо тут усами шевелить! От идеи с монархией быстро пришлось отказаться.
9 июля 1819 года Национальный конгресс единогласно провозгласил Соединенные провинции свободными и независимыми «от короля Фердинанда VII, его преемников и метрополии». Так юридически было закреплено положение, фактически существовавшее с 25 мая 1810 года.
Конгресс переехал из Тукумана в Буэнос-Айрес, где занялся созданием конституции нового государства, проект которой был опубликован 25 мая 1819 года. Наподобие происходящему во время Французской революции организовали режим Директории. Во главе с Верховным директором во главе страны.
Но недолго музыка играла. М-да-а… Как всё-таки жизнь иногда судьбы закручивает! 1 февраля 1820 года у городка Каньяда-де-Сепеда, в провинции Санта-Фе, произошло сражение между войсками директории и провинциальными федералистами, в котором последние одержали победу.
Директория пала.
Полыхнуло как пожар в лесу, страдающем от засухи. Войска федералистов вошли в Буэнос-Айрес, где 23 февраля 1820 года Эстанислао Лопес, Франсиско Рамирес и временный губернатор столицы Мануэль де Сарратеа подписали в городе Пилар договор, который предусматривал созыв конгресса для установления федеративной формы правления. Государство официально развалилось на почти два десятка автономных кусков.
При этом, в договоре все же было сказано о национальном единстве Соединенных провинций. Так начала оформляться аргентинская нация. Впрочем, против национального единства не выступали даже самые рьяные провинциальные каудильо. На словах.
На деле же 1820 год не зря прозвали «годом анархии» — каждый творил, что ему вздумается, а в Буэнос-Айресе, где не было настоящей диктатуры, такой, которую каудильо установили в провинциях, за этот год власть сменилась пять раз. Тогда, казалось, среди взрывов народного бешенства, что все в Буэнос-Айресе сошли с ума.
Анархия длилась несколько лет, пока 25 января 1822 года не был подписан договор с каудильо «воюющих провинций» Санта-Фе, Корриентес и Энтре-Риос, известный как «Договор четырех».
Этот договор стал продолжением Пиларского договора 1820 года. Участники договора обязывались сохранять между собой мир и совместно оказывать военную помощь тому, кто подвергнется нападению извне. Также договор включал положения, способствующие развитию экономического сотрудничества, в частности — в пределах четырех провинций устанавливалась свобода речного судоходства и отменялись внутренние таможенные пошлины.
«Договор четырех» положил конец войне между провинциями, в которой Буэнос-Айрес поддерживал провинцию Санта-Фе, и объединил аргентинцев (пора уже начать употреблять это слово) перед угрозой бразильско-португальского вторжения.
Что же касается меня, то если предположить, что начало революционного бардака в 1810 году и его завершение в 1816 или 1819 году, связанные со свободой и независимостью, то сейчас, если исходить от полученной мной информации, где-то 1828–1832 годы. Эти цифры подлежат некоторому уточнению, но в главном я определился.
Кроме того, в копилку у меня упали еще два факта. По мере того как я удалялся от побережья залива, в городе появлялось все больше зелени. То тут, то там из-за забора выглядывали из внутренних двориков верхушки столь любимых испанцами лимонных и апельсиновых деревьев. Устремляя взор вдаль улиц и перекрестков, я мог заметить, что в западных и северных пригородах имеются особняки, утопающие в зелени садов. Это раз.
Как я уже упоминал, лесов в восточной части страны почти нет. Лимонные и апельсиновые деревья в Аргентине встречаются не так уж часто, а тропические фруктовые деревья не растут вовсе. И в то же время климат этой страны слишком жарок для яблонь, слив, вишен. Однако здесь прекрасно чувствуют себя виноград, груши, персики и абрикосы. Их, как правило, очень крупные плоды на вкус просто изумительны: сочные, нежные. Все загородные дачи ( квинты) утопают в садах.
Во-вторых, к моему глубокому изумлению, в городе было много негров и мулатов. Если в 21 веке чернокожими будут только один встреченный житель из ста, то тут получалось как бы не один из десяти. С одной стороны эпоха массовой европейской миграции еще не наступила, а с другой в глубине страны неграм явно нету работы. Вот они и огибаются в столице.
Рэп, жвачку и баскетбол пока еще не придумали, так что местные счастливые ниггеры просто бездельничают, шляются без дела туда и сюда, гримасничают и сосут со сладострастием макак огромные стебли сахарного тростника. Некоторых не приведи господи на ночь увидеть — бессонница замучает.
Географически жители Аргентины делятся на четыре части. Во первых это орильерос — жители береговой линии. А поскольку сейчас береговая линия Аргентины очень невелика, то они довольно малочисленны. Как правило это селяне, что занимаются либо рыбной ловлей, либо, пользуясь тем, что побережье хорошо увлажнено, выращивают овощи на огородах и кукурузу. Тут, чем дальше от океана, тем климат более суше. Только вблизи горных Анд свой, особый микроклимат.
Кроме того, на побережьях же живут и горожане портеньо. На них обслуживание импорта-экспорта, сфера услуг по обслуживанию приезжих и правительственных чиновников.
Большая часть территории страны — сухие ковыльные степи, где на привольях пампасах выращивают стада скота. Этим на бескрайних площадях равнин занимаются гаучо. Дикие пастухи-метисы, склонные к бездействию и лени. Самая многочисленная часть жителей страны.
