Неожиданность (СИ) - Попов Борис (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Полярник сидел тихо, видимо опять нырнул в Интернет. Еще за завтраком он рассказал мне, как его увлекает работа в этой системе.
— А у вас что, такой нету? — подивился я упущению этой важной вещи высокоразвитой цивилизацией.
— Конечно есть. Но наш уж больно какой-то весь прилизанный, приглаженный, выхолощенный. Чуть подумаешь о чем-то и вся нужная информация уже у тебя в мозгу. Нету борьбы, поиска, азарта, удовлетворения от получения результата.
Мне оставалось только завистливо вздохнуть. Я бы охотно пожил сейчас по-простому, без опаснейшей и лишней борьбы, как-нибудь очень прилизанно и этак приглаженно.
Кстати, есть тема для полнокровных и азартных занятий инопланетянина.
— Слышь, Боб, а чего там пишут про наличие на Руси кентавров? Я думал это чисто греческая выдумка. Наши их еще китоврасами какими-то неведомыми кличут, погляди, что за словечко такое.
— Минуточку!
Прошло минут десять до того, как звездный странник вынырнул из неистощимых закромов Всемирной Паутины.
— Кентавры упоминаются в русских сказаниях начиная с 11 века. Они долго мелькают на фресках церквей, причем отнюдь не среди сатанинской нечисти. Первым из них был Полкан-Китоврас.
— А за что это его таким собачьим именем наградили?
— Это уж потом так собак в его честь стали называть, чтобы псы росли такими же, как и он — отважными и сильными. А Полкан, Полкон или Полу конь, это то ли имя, то ли обозначение его естества.
— А китоврасы?
— Русский синоним слова кентавр.
— Вот оно как… А какие песни они считали душевными?
— Очень ценили арии Орфея, сына Аполлона, написанные и исполненные им самим. Много сотен лет прошло с той поры как жил великий певец, но равного ему по таланту композитора и исполнителя пока не рождалось.
— Мы, боюсь, тоже послабее будем, да и гомосексуализмом не увлекаемся, — припомнив миф про Орфея, заметил я.
— Он же, чтобы Эвридику, свою жену, выручить, аж в царство мертвых пошел! — возмутился Боб.
— А после того, как не выручил, в женщинах разочаровался, и начал усиленно учить юношей любви к мужчинам. То есть, говоря на грубом языке 21 века, взялся склонять их к пассивной педерастии.
— Не верю!
— Проверь, — равнодушно сказал я. — Всю Северную Грецию этому выучил, основоположник, можно сказать, такого обучения юношества.
Боб притих, видимо занялся проверкой.
Подошли Олег с Таней. Говорить стала более решительная богатырка.
— Хозяин, мы петь не будем!
— Что ж так? Хотя вы же наемники! Денег у вас сроду не было и нет, платье Татьяне оставят, а оборотень высунет хвост из дырки в трусах, да и побежит. А на общее дело вам наплевать.
— Зря обижаешь. Мы бы спели, только у меня голос сразу на какой-то визг срывается, а волчок уже на середине первого куплета, как пес под дудочку выть принимается, не выдерживает звуков собственного пения, хотя и находится в человечьем обличье.
— Покажите, — не поверил я. Поди поют, как все поют, а тут жеманничать начали, в стыдливость взялись играть!
Повизжали и повыли. Хм, не обманывают. Так для слушателей петь нельзя.
— Ладно, идите, чего ж с вами поделаешь…
У кентавров поднялся шум. Пора! Я собрал наших в кучу и спросил:
— Кто первый будет петь?
— Пой ты, Володь, — скомандовал Богуслав, — у тебя все-таки голосина невиданная, может сразу ей китоврасов ошеломишь, не придется нам позориться.
— А может мой голос именно после ваших голосков и блеснет? — решил поумничать я. — В мое время на выступлениях именитых певцов вообще так было принято: вначале выпустить на сцену второстепенные голосишки, а уж к концу блистал сам мастер.
Но тут народ разорался, и я пошел звать слушателей.
— Вы чего там голосите? — поинтересовался Хирон. — Распеваетесь?
— Распелись уже, — мрачно буркнул я. — Идемте, возле нас встанете.
Галдящие китоврасы вновь окружили нашу ватагу кольцом, притихли (какие они все-таки шумные!), и концерт начался. В связи с тем, что грабители поголовно говорили басом — сказывалась увеличенная и уплощенная против человека грудная клетка, я выбрал самый высокий тенор-альтино — удивим этаким нестандартным для них вокалом.
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли люли стояла,
Люли люли стояла.
К концу я уже выдавал такие рулады, что ахнешь!
Я ж пойду погуляю
Белую березу заломаю.
Люли люли заломаю.
Люли люли заломаю.
Срежу с березы три пруточка
Сделаю три гудочка
Люлю люли три гудочка
Люли люли три гудочка.
Конечно, незатейливо, да зато как душевно!
Но кентавры оценили эту вещицу иначе.
— Зачем было ломать дерево? Из-за дурацких трех дудок? Собрался в три горла дудеть?
Что ж, не прошел фольклор, выставим классику. В этот раз загудел привычным для слушателей низким басом-профундо.
Вечерний звон! Бом! Бом! Вечерний звон!
Как много дум наводит он! Бом, бом.
Выражение лиц конелюдов представляло собой смесь равнодушия и скепсиса. Конечно, где тут в этой степи проникнешься прелестью колокольного звона! Тут и церквей-то близко никаких нету.
Резерв! Затянул колоратурным контральто:
Соловей мой, соловей
— перешел на плавающее сопрано:
Га-а-ала-а-асистый са-а-алавей!
Женская прелесть тоже никого не вдохновила. Разгром был полный!
Хирон сказал:
— Ты, конечно, голосист, и арии у тебя заманивающие, но душевной жилки в тебе нету. Нету притягательного огня, одухотворяющего пение. Иди отдохни.
Дальше пошло еще хуже. Кузимкула, Венцеслава, Наину и Фаридуна кентавры отсекли сразу за попытку исполнения песен на непонятных для них языках — душевности все равно не будет. Попытки иноязычных народов пристроить тексты с переводами были безжалостно пресечены.
— Много языков знаем, — басил стоящий справа от Хирона Агрий: — греческий, латинский, русский, печенежский, половецкий, неплохо понимаем и хазарский, но таких странных наречий, как у вас, и не слыхали, и не ведаем.
Песен на указанных языках инородцы исполнить не смогли.
Матвей своим приятным баритоном успел исполнить только первый куплет и припев. Отправили улучшать репертуар.
— Не надо про резню и грабеж! Сами этим живем. Посиди, подумай, может чего безобидное вспомнишь.
Высунулся Богуслав. Все сразу вспомнили его пение про поход в Тьмутаракань и мысленно застонали. Предчувствия нас не обманули.
Полились какие-то мерзкие песнопения о разухабистой девице, творящей разнообразные непотребства и после этих действий припевом шло:
А Тася улыбнулась,
Назад не оглянулась.
Обдернула юбчонку
И отошла в сторонку.
Музыка была поганей некуда, вокал хромал на каждом шагу — периодически Слава даже пускал петуха. Пел он очень уныло, без вдохновения. Песня была длинной и даже не забавляла.
Я плюнул. С этим творением неизвестных авторов от степного грабежа точно не избавишься. В голову пришла неожиданная мысль: а что если спеть что-нибудь этакое льстиво-подобострастное?
Взять что-нибудь из того, что сотни лет ценится русским народом, к примеру:
Мне малым-мало спалось
Ой, да во сне привиделось.
Казацкого есаула заменить на догадливого кентавра:
А кентавр догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать…
И только тут я впервые обратил внимание какова реакция слушателей на мерзопакостные боярские куплеты. Человеческий верх у всех вел себя по-разному. Одни уперли руки в боки и подбоченились, другие пытались дирижировать, третьи еще что-то, но равнодушным не остался никто. Передние ноги в лошадиной части приплясывали у всех, многие пытались тихонько подпевать. Триумф был полным!
Наконец песенке пришел конец. Кентавры обождали, не польются ли еще замечательные песнопения, затем начали хлопать в ладоши. Рукоплескания быстро переросли в овацию.
Затем китоврасы стали требовать продолжения концерта. Они яростно орали, усиленно размахивая хвостами и топорща гриву:
