Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей (список книг TXT) 📗
— Слышали свежий анекдот?
— О, Рус пришел! — Коган мне рад, Димон тоже улыбается.
— Давай, свой анекдот — Кузнецов подвигает ко мне стул.
— За месяц до сессии послал Бог ангелов посмотреть, как студенты готовятся. Прилетают ангелы обратно.
Бог говорит им:
— Докладывайте.
Ангелы докладывают:
— Были мы в Педагогическом, Медицинском и на факультете журналистики МГУ. Студенты везде пьют, веселятся, не готовятся.
Послал Бог ангелов за неделю до сессии снова.
Прилетают они обратно, говорят:
— В Педагогическом взялись за книжки, в Медицинском и в МГУ пьют, веселятся.
Послал их Бог за день до сессии. Прилетают, говорят:
— В Педагогическом учат, в Медицинском за книжки взялись, журналистыБогу молятся.
Бог говорит:
— Мне молятся? Ну, вот им-то мы и будем помогать.
Парни заржали, на нас стали оборачиваться. Библиотекарша нахмурилась, погрозила издалека пальцем.
— А мы тут, Леш, выписываем из Ленина — я вижу рядом с Коганом и Кузнецовым несколько книг из собрания сочинений основоположника.
— Что выписываете?
— Способы как революция делалась — шепотом отвечает Лева — Первым делом для НМГ открываем подпольную газету. Типа Искры. Я договорюсь насчет покупки старого пресса с рук.
Я мысленно закатываю глаза, делаю глубокий вдох. Да когда же это закончится?
— Потом начинаем создавать реестр предателей дела Партии — на другое ухо шепотом говорит Кузнецов.
Это что-то новенькое. Такого у Ленина не было.
— Так, пойдемте в курилку выйдем.
Мы выходим на лестничную площадку, где стоят урны. Тут пусто, хотя недавно кто-то курил. Я поднимаюсь на пролет вверх и спускаюсь на пролет вниз. Никого.
— Значица так, революционеры! — я наставляю палец на напрягшихся парней — Подпольную газету запалит первый же сексот, к которому она попадет. По цепочке распространителей КГБ выйдет на издательство. Это во-первых. Во-вторых, реестр. Как вы собираетесь собирать для него информацию? Как определять кого включать, а кого еще нет?
— Наймем своих осведомителей — пожимает плечами Коган — Деньги то теперь есть.
— Ну а что ты предлагаешь? — заводится Кузнецов — Сидеть на этих чемоданах, таская их как Корейко с вокзала на вокзал?
— Я предлагаю, сначала легализовать деньги.
— Как? — ребята таращат на меня глаза.
— Надо написать несколько пьес про Ленина. Что-нибудь революционное — я кивнул в сторону библиотеки, где остались книги основоположника — Самые богатые литераторы, да и вообще люди в СССР — это драматурги. Они получают 1.5 % валового сбора театра за акт. Пишем семиактовые пьесы. Это уже 10.5 %! Рассылаем во все советские театры. Их больше тысячи по стране. Мне доцент Ухалов рассказывал про драматурга Барянова, который за публичное исполнение только одной написанной им пьесы «На той стороне» получил около миллиона рублей процентных отчислений.
Ребята восторженно ахнули.
— Драматург Софронов заработал 600 тыс. рублей — я продолжил корежить психику друзей — Братья Тур — 750 тыс. рублей.
— Это дореформенные рубли — я вижу как заработали калькуляторы в глазах Когана.
— Даже если разделить на десять — пожал плечами я — Все-равно огромные деньги.
— Ладно, мы легализовали чемоданы — кивнул Кузнецов — Что дальше?
— Нам нужна база. Какой-нибудь большой дом в Подмосковье. Можно генеральский или академика какого-нибудь умершего. Купим официально, заплатим налоги. Там мы сделаем нашу штаб-квартиру. Оформим все под литературный клуб. И вот тогда! — я назидающе поднял палец — Мы можем начать вербовать людей. Аккуратно! Ни в коем случае ни слова про Новую Молодую Гвардию, подпольную партию… Лишь разведываем настроения, приглашаем и приручаем к клубу нужных людей. Нужно будет обязательно взять сексота. Пусть пишет доносы о литературных спорах и дискуссиях. В КГБ спокойны, все под контролем.
— Назовем его Советский Патриотический Клуб — решился я — эСПэКа. Очень удобно запомнить.
Парни внимательно меня слушают, кивают.
— И еще — я помолчал, тяжело вздохнул — Кому-то из нас надо пойти во власть. Во-первых, прикрытие сверху. Во-вторых, точные планы по противодействию контрреволюции можно составить, обладая полной информацией. А она есть только на Лубянке или на Старой площади.
— Чтобы попасть в ЦК или КГБ — засмеялся Коган — Надо жизнь прожить. Сначала закончить универ, вступить в партию, пройти обучение в высшей партийной школе или краснознаменном институте КГБ, делать карьеру десятилетиями… К этому времени уже будет поздно.
— Есть способ ускорить весь процесс — туманно ответил я — Я уже подал заявление в партию. Солодков предложил.
Друзья вытаращились на меня.
— Вот это номер! — покачал головой Лева — Сам парторг универа!
— Далеко пойдешь, Рус — согласился Димон — Я так понимаю, это ты у нас во власть нацелился?
— Короче, вы еще со мной?
— Да ты шутишь. Мы же поклялись! — Кузнецов ударил кулаком по ладони.
— Да и план неплох — согласился умный Коган — Будет собственный дом… Там такие дела можно крутить…
Лева выглядит как кот, объевшийся сметаны. Поди устал жить в одной комнате с младшим братом.
— Только вот написать пьесы про Ленина… — погрустнел Коган — Да еще такую, которую запустят в театрах… Знаешь, сколько таких желающих миллионы сшибать?
— Тоже есть способ. Меня к Фурцевой на прием пригласили.
Опять глаза как блюдца. Нет, ребята. Дело не в Фурцевой. А в моих походах со школьными классами на обязаловку. Еще в советское время из РОНО спускали разнарядку. Такие-то классы в такой-то театр. И разумеется, смотрели мы не Кармен в Большом — «наслаждались» мы пьесами Шатрова. «Так победим!», «Революционный этюд»… Дети, конечно, скучали, зевали. Я же с удовольствием теперь вспоминаю молодого Калягина в образе Ленина. Талант — он везде талант. Материал есть. Способ его записать тоже. СЛОВО в голове одобрительно бьется, аж череп звенит.
— Фурцева это клево! То-то Светочка на тебя так пялилась — засмеялся Димон.
— А как же Вика? — удивился Лева.
В курилку спустились сразу трое студентов. Начали быстро смолить папиросы, попутно ругая какого-то профессора Привалова. Разговор сам собой прекратился. Лева с Димой отправились сдавать книги, а я вернулся за «Башкирию». Меня ждал капитан Шторм и «Город не должен умереть».
Закончив с романом, раскладываю его по папкам. Благо купить канцелярские принадлежности в Москве проблемы не составляет. Клею сверху бумажку с названием и автором, завязываю тесемки. Взвешиваю в руке три папки. Тяжелые. Моя первая ступенька наверх.
Надо бы отметить окончание «Города», но спиртного не хочется. Хочется любви! Вздохнув, я всаживаю в пишущую машинку новый лист. Как там выразился Димон про Фрейда? Сублимация подавленного либидо? Что ж… Будем сублимировать.
Начну с «Большевиков» Шатрова. Самая успешная пьеса про Ленина. Максимальные сборы. «Так победим!» отдам Кузнецову, «Революционный этюд» — Когану. Студенческий подряд. И охват!
Уже на выходе из читального зала меня подзывает к себе пожилая библиотекарша.
— Ты Русин?
— Я.
Ведет к себе в кабинет.
— Тебя — мне протягивают трубку желтого телефона.
— Русин. Слушаю.
— Ой, наконец! — в трубке раздается взволнованный женский голос — Еле нашла. В общежитие звонила три раза. Никак не могу вас застать.
— А в чем собственно дело?
— Ой, простите, я не представилась. Элла Петровна, редактор программы «Голубой огонек». Мы завтра в час дня записываем субботний выпуск, хотели бы пригласить вас к нам на Шабловку. Прочитаете пару своих стихов. Сможете?
— А почему я? — даю немного удивления. Все развивается как-то очень быстро. И это в медленном, неторопливом Советском Союзе.
— Говорят, вы — восходящая звезда отечественной поэзии — в голосе Эллы Петровны слышится кокетство — Комсомолка пишет о вас хорошо. Где, кстати, можно познакомиться с вашим творчеством?
— Пока нигде. Книга еще не издана.
