Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Тот нехотя ответил:
— Лейтенант Мацуи Таэда.
Я глянул ему в глаза и лениво процедил:
— Правила простые, отказ отвечать — долгая мучительная смерть, согласие — жизнь.
Тот криво усмехнулся и коротко, в тон мне, ответил:
— Первое.
— Как угодно… — я приобнял его левой рукой, правой всадил нож в пах, рванул кверху, вспарывая живот и оттолкнул от себя.
Сипло втягивая в себя воздух, японец повалился на пол. Я жестом приказал ополченцам оттащить его в сторону и показал на прапорщика в очках с тонкой золотой оправе.
— Теперь этого.
Японец покосился на судорожно сучившего ногами лейтенанта. По его красивому лицу с почти европейскими чертами, крупными каплями скатывался пот.
— Условия понятны? — вежливо поинтересовался я у него. — Ответите на мои вопросы и вас не расстреляют.
Прапорщик бросил красноречивый взгляд на остальных офицеров.
Я все понял и приказал отвести его в подсобку.
— Итак, для начала меня интересует сколько в Тымово постов и патрулей, их маршруты, а также количество и расположение японских солдат в поселке. Поспешите, у меня нет времени.
Прапорщик кивнул и зачастил почти без акцента.
— Я только переводчик, но все что знаю обязательно скажу. В Тымово осталось меньше роты солдат, это около восьмидесяти человек, при двух орудиях и пулемете, они расположены в казармах охраны каторжной тюрьмы. Посты на въезде и выезде из поселка, патрулей… две… нет, три группы, по три человека, сменяются они в тюрьме… маршруты оттуда начинаются, но как… как они следуют, я не знаю, честно, здесь всем командует сёса Ояма… то есть, майор Ояма, только он решает. Он внизу, со всеми… но, боюсь, от тоже откажется отвечать. Ояма — самурай, как у вас говорят, белая кость. А я не разделяю взглядов старого сословия, я против этой войны… меня просто призвали… да, я люблю ваш народ, привык уже, учился в Санкт-Петербурге, в университете, на философском факультете…
— Похвально, прапорщик, — я ободряюще кивнул японцу. — Что здесь делают русские?
— Мы их везли из Александровского поста в Корсаков, чтобы отправить в Японию… — быстро доложился японец. — Они давно сотрудничают с нами… — а потом добавил. — Наверху был тюса Огава, это значит подполковник, со своим адъютантом, он представитель Генерального штаба Японии. Огава тоже самурай, очень высокомерный, он даже отказался сидеть за столом с вашими… с вашими предателями. Женщины — частью местные, частью из Александровска… простите… они шлюхи. Местных жителей и пленных… ну, тех кто остался в живых… заперли в тюрьме…
Договорить прапорщик не успел, за дверью послышался звук торопливых шагов, после чего в подсобке появился Серьга.
— Патруль, четыре человека… — быстро доложил унтер. — Идут сюда… быстро идут.
— Прапорщик… — я хлопнул японца по плечу. — У вас есть еще одна возможность помочь. После этого, я отпущу вас. Не беспокойтесь, никто ничего не узнает. Надо встретить патруль…
На лице прапорщика особого желания не проявлялось, но через секундное промедление он все-таки кивнул.
— Пусть задут в трактир… — шепнул я ему в прихожей. — Давай, встречай…
И подтолкнул к выходу, а сам прижался спиной к стене слева от двери. Напротив, притаились Серьга и еще один солдат с «цветочной» фамилией — Ромашкин — приземистый крепыш, с сильно побитой оспой физиономией.
Прапорщик шагнул за порог и остановился.
Через пару минут послышался чей-то взволнованный голос. Прапорщик ему ответил и вернулся в трактир, за ним ввалилась пара солдат во главе с ефрейтором.
Все случилось мгновенно. Приклад мосинки Серьги с хрустом врезался в висок ефрейтора, Ромашкин коротко пырнул штыком второго японца, а я рубанул по башке третьего.
И только потом сообразил, что в патруле было четверо солдат.
Сунулся во двор, но навстречу стеганул выстрел — пуля свистнула над головой и с резким стуком врезалась в притолоку.
— Черт… — я быстро отпрянул за косяк, а когда выглянул, увидел, что оставшийся в живых японец со всех ног улепетывает по майдану в сторону острога.
Серьга вскинул винтовку, гулко бабахнуло — солдат споткнулся и кубарем полетел на землю, но тут же понялся и подволакивая ногу побежал дальше.
— Иха мать… — мудрено ругнулся унтер и вторым выстрелом влепил японцу пулю в спину.
— Кровь господня… — я ругнулся, вытащил ракетницу, взвел курок и выпустил ракету в черное небо. — Серьга, теперь все к острогу, а здесь оставь одного для присмотра за пленными. Живо, живо…
Дальше последовал сумасшедший бег по темным улицам.
Я особо не обольщался положением — почти сотне солдат мы могли очень мало чего противопоставить, оставалось надеяться, что они спросонья не разберутся, сколько на них напало врагов и попробуют обороняться в казарме. А дальше подойдет Собакин со своими и станет полегче.
И нам в очередной раз повезло, японцы подняли тревогу, только тогда, когда мы добежали до забора каторжной тюрьмы.
Из бревенчатого барака начали выскакивать полураздетые солдаты.
Солдаты и ополченцы открыли огонь на ходу — особого урона они японцам не нанесли, упало всего пару человек, но остальные живо заскочили назад в казарму.
Зазвенели стекла в окнах, застучали ответные выстрелы. Теперь кто-то болезненно вскрикнул уже с нашей стороны.
— Не высовываться… — заорал я, нырнул за штабель бревен и скомандовал. — Не жалеем патронов, чаще, палим пачками…
Из-за одного из бревенчатых бараков, где содержались каторжники, неожиданно выскочили несколько японцев.
Я ругнулся и свалил одного из Арисаки, но остальные успели юркнуть назад.
Следующие полчаса прошли в ожесточенной, но почти бесполезной перестрелке. Японцы густо отстреливались из окон и изредка делали попытки вырваться из казарм и бараков. Но, к счастью, не очень настойчиво и почти безрезультатно — их быстро удавалось загнать обратно.
Побаивался, что оставшиеся в поселке солдаты ударят нам в спину, но они не давали о себе знать — или затаились или рванули в сторону Дербинского.
Я решил потянуть время, чтобы дождаться отряда Собакина, приказал прекратить огонь и заорал.
— С вами говорит генерал Попаданцев! Сдавайтесь и я гарантирую вам жизнь! Из России на Сахалин прибыло две дивизии казаков, ваша армия уже разбита! Сдавайтесь и будете жить!!!
Особой надежды на то, что среди солдат найдется знаток русского языка не было, но отозвались почти сразу. Правда совсем не так, как я ожидал.
— Пошра попа, генерара… — насмешливо проорал кто-то из японцев.
— Что она сказала? — озадачился Тайто, занявший позицию рядом со мной.
— В жопу меня послал.
— Совсем дурака… — айн осуждающе покачал головой. — Вешать за нога будем? Или гореть всех?
Я вместо ответа только сплюнул. Для того, чтобы вешать, надо еще выковырять этих уродов. Поджечь казарму тоже не удастся — она из бревен в сажень обхватом, замахаешься под обстрелом подпалку подтаскивать. А у нас от такой пальбы, скоро патроны начнут заканчиваться. А если косоглазые опомнятся и ринутся в атаку скопом, придется совсем туго.
И неожиданно увидел возле забора выстроенные в рядок двуколки, в которых опознал передки с зарядными ящиками к орудиям. Сами орудия стояли чуть поодаль. Короткоствольные, на больших колесах и без щитков. В академии нас крепко гоняли по оружию вероятного противника и память живо подсказала, что это семидесятипятимиллиметровые горно-вьючные орудия системы того же Нарияки Арисаке, почти точная копия крупповских пушек, только гораздо хуже по боевым качествам.
Там же стояла еще одно орудие, гораздо меньше размером и закрытое чехлом. В нем я опознал какой-то пулемет на колесном станке.
— А если… — я зло хмыкнул. — А почему бы и нет…
Пока думал, за спиной, в поселке застучали винтовки, как японские, так и наши трехлинейки, а еще через десяток минут послышался приближающийся топот — к нам неслись ополченцы и солдаты, а впереди всех галопировал сам Собакин.
— Я здесь, — заорал я и помахал ему рукой.