Эльфийский бык (СИ) - Демина Карина (мир книг .txt, .fb2) 📗

— Ты первый, — Бер толкнул в спину. — Не посрами, Кошкин!

Наверное, если бы Иван был тут один, на худой конец с Волотовым, который, почитай, свой человек и все-то понимает правильно, он бы воздержался.

Подумал бы.

Где-то в багаже, в конце концов, влажные салфетки имелись. И вообще, вспомнилось вдруг, что отец говаривал, будто грязь — это даже полезно. Для кожи.

Но Семен уходить не собирался.

— Полотенца там тоже висит! — крикнул он в спину. — На крючочке. Погодь, света сейчас дам…

И дал.

Желтая лампа-груша зажглась где-то вверху, над головой. Защищенная и железным абажуром, чем-то напоминавшим расплющенный шлем пехотинца, и сеткою, она тотчас привлекла внимание насекомых, рой которых закружился, заплясал, плодя тени. Тени скользнули по деревянному настилу.

Доски казались свежими и даже пахли деревом.

Иван сглотнул и задрал голову.

Лейка. Железные трубы, уходившие куда-то вверх. И вентель. Один. Круглый и массивный, за который Иван взялся обеими руками. И крутанул… от души.

— А температуру как регулировать? — крикнул он, прислушиваясь. Где-то вверху, над лампой, что-то загудело, задрожало, навевая мысли о том, что побег — это не только побег, но порой — стратегическое отступление.

— Солнцем! — донеслось в ответ. — И временем.

— Это как? — Иван задрал голову, вглядываясь в кругляш лейки. И крутанул вентель еще раз, до упора. Труба затряслась.

А следом, заглушая ответ, хлынула вода.

Ледяная!

Мать вашу… вопль он не удержал. Хотел, но… не получилось. И кажется, вышло как-то очень выразительно… бабочки и те убрались, кто куда.

— Так… с утра наливаешь, — пояснил Семка Беру, который замер, не зная, пора уже на помощь другу идти или поздно. — А к вечеру солнце и прогреет-то…

— А если не прогреет?

— Тогда… ну, солнце у нас тут хорошее. Прогревает часто! Вы-то дальше сами, ладно? А то меня батя, небось, заждался. Слушай, а вы не женатые?

— Нет.

Иван, выскочив из душа, побежал по кругу, матерясь и хлопая себя по бокам.

— А что? — запоздало спохватился Бер.

— Да так… ничего… а ты ж из родовитых, да?

— Ну.

— И земля, небось, во владении имеется?

— Имеется, — согласился Бер. — У рода…

— А у тебя?

— А у меня… — Бер вдруг явственно осознал, что лично у него имеется диплом культуролога и регионоведа, зеленая карточка Имперского банка и грядущая двухлетняя отработка в Подкозельске. — А у меня… не имеется.

— Жаль. А у него?

Иван, вернувшись к душу, потряс головой, выразился, что он думает о Подкозельске и местных отзывчивых людях, снова нырнул в душ.

Упертый.

— Ишь ты… — восхитился Семка. — Колодезной моется… что? Мы весь день тут ковырялись. Пока бочку наверх затащили, пока трубы, доски, то да сё… и воды тоже натаскали. А прогреться, небось, толком и не успела. Так у него земля есть?

— У рода.

— Жаль… ладно, ежели чего, то приходи. Чем смогу — помогу, — Семен протянул руку. — Трактор… как договаривались?

— Оставляй.

Бер подумал, что в нынешних обстоятельствах трактор во дворе — это так, вполне логичная часть пейзажа.

— Слушай, — он спохватился и задал вопрос, мучивший его уже пару часов. — А почему твой трактор на броневик смахивает.

— Ну… — Семен смутился. — Жизнь такая… никогда не знаешь, чего понадобится, трактор там аль броневик…

Иван вывалился из душа, тяжело дыша и дрожа всем телом. Бедра его опоясывало полотенчико, которое явно предназначалось для каких-то иных целей, ибо для бедер было узковато.

— Т-твоя оч-чередь, — сказал Иван. Зубы его постукивали, отчего речь была несколько неразборчива. Впрочем, не настолько, чтобы вовсе не понять.

— Знаешь… — Бер почесался. — Я… наверное… не такой и грязный.

Длинные Ванькины уши поникли и побелели. С волос текла вода, расползаясь по коже. И кожа эта в желтом свете лампы, что покачивалась где-то там, высоко, гляделась рябою. На белой поверхности её яркими пятнами гляделись ожоги крапивы, укусы комаров и следы иных жизненных невзгод.

Стало совестно.

— Там… — в конце концов, он ведь Волотов. — Второе полотенце есть?

— И мыло… только странное какое-то.

Иван понюхал свою кожу.

— Но моет.

— Ты это… в дом иди. Чаю поставь. И пожрать бы… про пожрать не спросили.

— Завтра, — Иван потянулся. — Разберемся… со всем.

И прихлопнув на шее очередного комара, печальною походкой направился к дому.

Что сказать…

Вода и вправду не успела нагреться. Да, мать её, она, похоже, не собиралась греться вовсе! Береслав, стиснув зубы, сдержал-таки вопль.

Первый.

А потом, чувствуя, как распирает изнутри обида на весь мир, заорал… как ни странно, но на душе полегчало. И кружок вокруг дома… да, это было именно то, что нужно. А второй заход в душ и вовсе доставил какое-то извращенное удовольствие. И Бер, елозя по коже огромным бруском мыла, и вправду престранно пахнувшим, чувствовал, как отступают усталость.

А злость вот копится.

Родовая.

Сила и та шелохнулась, дернулась внутри, намекая, что он тут не просто так, но наследник древнего славного рода и потому стойко должен превозмогать невзгоды и лишения.

Ну или хотя бы суметь помыться.

И в конечном итоге, выбравшись из душа, Береслав почувствовал себя почти победителем.

Иван сидел на чемодане, скрестивши ноги. Он успел переодеться и кое-как обсушил волосы. Перед ним стоял огромный серо-зеленый рюкзак, из которого Иван одна за другой извлекал банки. Банки выстраивались в шеренгу, и кажется, занятие это увлекло и отвлекло Ивана.

— Ты чего больше хочешь? — поинтересовался он и поскреб шею, на которой проступила пара волдырей-укусов. — Перловку с тушенкой? Или тушенку с гречкой?

— Ризотто, я как понимаю, ждать не стоит?

— Угу, — Иван подкинул банку в руке. — Как и пасту с морепродуктами… хотя… если тут есть река, можно раков наловить. В теории.

— Пасту с ракопродуктами я точно не хочу, — Бер поднял ближайшую банку. — О… тушенка «Солдатская»… там еще хлеб оставался. Вроде. Живем?

Глава 16

Военный ребенка не обидит

Глава 16 В которой военный ребенка не обидит

«Кора головного мозга⁈ Да какая, на фиг, кора! У него там самая настоящая, выдержанная древесина!»

Частное мнение одного травматолога о постоянном пациенте, любителе экстремальных видов спорта.

Место Леший отыскал удобное.

Группа собралась споро. И вертушка доставила их до точки, высадив километрах в пятнадцати. А там — пару часов бодрого марша и вот он, лесок.

Ничего такой.

По краю реденький нарядный березняк. Сосны опять же с медовою корой в небеса устремляются. Пахнет хвоей и сухими травами.

— Хорошо-то как… — не удержался Васятка и потянулся до хруста в костях. — Прям сказка почти… вот выйду на пенсию, куплю себе такого от леса… гектара три-четыре… домик поставлю. Буду самогонку гнать.

— И на мухоморах настаивать, — на душе было погано.

И даже не из-за того, что Ангелина изменила, хотя тут, конечно, обидно. А из-за остального… из-за того, что, выходит, нет в нем, Лешем, жизненной перспективы.

А он ведь перспективный.

Очень даже.

И вообще…

— И на мухоморах тоже, — Васька-Ворон, напарник и зам, был человеком широкой души и с Лешим предпочитал соглашаться. Особенно, когда тот хандрить изволил. — У меня бабка такую настойку делала… очень местные уважали. Для суставов там. Или еще спину растирать… ну и так находились охотники.

Васька огляделся и вздохнул.

Хорош был этот застывший в начале лета, лесок, но уж больно он полупрозрачный…

— Дальше надо, — сказал Мазин, щурясь на солнышко. — Тут мы, что прыщ на жопе…

— В смысле?

— Заметные, — Мазин поскреб щеку, на которой сквозь маскировочную окраску пробивалась щетина, но тоже в правильных, болотно-бурых тонах. — Там дальше болотце будет, ельничек… темно и тихо.