Свободная территория России (СИ) - Богданов Александр Алексеевич (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Со всех ног бросился Пахомыч к куму и, часто дыша от усердия, передал ему все свои находки. Крюков гикнул, свистнул, сплюнул в угол и, одобрительно похлопав неутомимого стукача по плечу, не задумываясь написал донесение, который в тот же час передал по инстанции. К концу дня сведения получил Шрага. Oн немедленно созвал в своем кабинете совещание отдела и ознакомил коллег с сообщением опера. Сыщиков было восемь, разного возраста и комплекции, они расселись на стульях, в креслах и на двух случайно оказавшихся табуретках; пришедшие последними стояли возле стен. «Товарищи,» начал полковник. «Поступил сигнал, что в Марьиной Роще обнаружена подозрительная активность.» «Когда ее там не было,» прыскнул кто-то из заднего ряда. «На то она и Марьина Роща, гнездо бандитизма, разврата и проституции.» «Разговорчики, Трухов, я вас поставлю на место!» «Поступил сигнал,» гнул свое Шрага, не обращая внимание на несносного разгильдяя Трухова, «что в доме Љ32 по 3-ему проезду Марьиной Рощи скрываются посторонние. Наружность и число их не установлены.» «Вдруг это те самые диверсанты, которых мы ищем?» петушиным голосом выкрикнул рыжий юноша по фамилии Ветров. Он работал в МУРе около полугода, был полон энтузиазма и мечтал совершить подвиг. «Необязательно,» обрезал его Салтыков, неторопливый, похожий на медведя, плечистый ветеран уголовного розыска. Он был в том же чине, что и Шрага, но являлся его заместителем. «Это могут непрописанные в Москве граждане или родственники квартиросъемщицы.» «В любом случае это незаконно,» вылез неугомонный и вертлявый Трухов. «Их надо выявить и обезвредить.» «Может там ничего серьезного нет,» заявил Шрага. «Прежде чем ударить в полную силу мы должны послать туда разведчика. Посмотрим, что он нам скажет.» Опустив свои усталые, с тёмными кругами глаза, Шрага почесал нос и добавил, «Я пойду туда сам. Никодимова в МГБ уведомлять не будем. Дело это наше, милицейское. Повяжем мы их сами и славу ни с кем делить не собираемся.» Он закончил совещание, ответил на несколько дежурных вопросов и после того, как все ушли, стал писать план операции.
Между тем наши герои, оставшиеся в избе, с нетерпением дожидались вестей из внешнего мира, но от Кравцовых ничего не приходило, а из окон был виден всегда тот же приплюснутый, полусгнивший дом напротив, сонная и убогая улица, образованная двумя рядами невзрачных построек и редкие прохожие, бредущие по своим делам. Mенялась только погода — лили обильные дожди, затем жарко грело солнце. По просьбе Вождя Прасковья Евдокимовна ездила на Казанский вокзал узнать расписание поездов, отправлящихся в Ташкент. Глебов и Ниязов готовились в дорогу и обсуждали планы на будущее. Ниязов намеревался вернуться в Фергану, а Глебов должен был встретить Сергея в Магадане, чтобы помочь организовать восстание. Оба похудели, устали и изнервничались. Дни и ночи в добровольном заточении превратились в одну сплошную серую ленту; их чувство бдительности притупилось, они ослабли, казалось, что конца этому нет. Так невыносимо тягуче-медленно утекало время, когда во входную дверь дома раздался властный, настойчивый и бесцеремонный стук. «Полундра,» ойкнула бабушка, освоившая на рынке всякого рода речь. «Как я его не заметила? И Полкан не зарычал,» корила она себя, вытряхивая пепельницу в мусорное ведро. «Живо в погреб,» прошептала Прасковья оторопевшим мужчинам и, крикнув зычно, «Кто там?!» пошла в сени. «Я из ЖЭКа, открывайте!» незнакомец неустанно дубасил в толстую дверь, да так что в ушах гудело. Трясущимися руками старушка откинула крючок и отворила настолько, чтобы просунуть голову и оглядеть посетителя. Перед нею на крыльце стоял невысокий, средних лет кучерявый человек с портфелем в руке. Для маскировки Шрага оделся в костюм мелкого калибра советского должностного лица: лоснящаяся от долгой носки на локтях и на заду темно-синяя пиджачная пара, ковбойка с замызганным галстуком и старые черные ботинки с закругленными носами. «Что так долго, гражданoчка, я уже замок хотел ломать. Площадь эта не ваша, а государственная; обязаны предъявить ее по первому требованию.» Шрага проглотил слюну, на длинной жилистой шее его беспокойно задвигался кадык. «Я ваш новый управдом Телятин,» высокомерно представился он. «Прошу любить и жаловать.» Он нахраписто шагнул вперед и Прасковья посторонилась, пропуская его внутрь. Новоявленный управдом остановился посередине комнаты и расстегнул свой портфель. «Поступили сигналы, что у вас имеются излишки жилой площади.» Шрага предъявил хозяйке бумажный лист, покрытый убористым машинописным текстом. «У вас на одну приходится целых 20 квадратных метров, а семья из пяти человек в в соседнем доме ютится на 15-и метрах. Очень несправедливо получается, гражданка Смирнова!» «Неправда это!» ахнула бабушка. «Нам эту хибару 20 лет назад всю разрушенную дали. Муж с сыновьями латали ее без конца; передыху никогда не было, здесь все текло и стены в комнате зимой обмерзали. Сколько толи одной на крышу пошло и краски масляной — не перечесть! Мой муж погиб на войне и сыновья вернулись покалеченные, защищая советскую власть, — зачем они пострадали?» «Политически безграмотно рассуждаете, гражданка Смирнова. Но теперь это неважно. Другие люди теснее вас живут, а вы тут одна в таких хоромах роскошествуете.» Шрага с портфелем под мышкой ходил взад вперед, половицы под ним скрипели, он заглядывал в чуланы, отодвигал занавески и поднимал крышки кастрюль. Закончив инспекцию, он остановился и пронзил Прасковью Евдокимовну тяжелым взглядом, «Исполком известит вас в письменной форме о порядке выселения.» С этими словами, хлопнув дверью, Шрага удалился, оставив бедную старушку, как громом пораженную. Она застыла на стуле, глаза выпучены, рот раскрыт, дыхание еле слышно. Только монотонное тиканье ходиков прерывало глубокую тишину. Выбравшиеся из подпола, Глебов и Ниязов долго приводили хозяйку в чувство, брызгая на нее холодной водой из рукомойника. Не скоро заговорила она, но когда заговорила, то из уст ее полетели такие забористые проклятия, что гости ее, непривычные к брани, заткнули свои уши. Она проклинала советскую власть, Центральный Комитет, Политбюро и лично тов. Сталина. Прасковья Евдокимовна переживала сильное нервное потрясение. Она побледнела, лицо ее исказилось, на губах появилась пена, тело ее сотрясали конвульсии. Ее уложили в постель, разыскали на полке успокоительный капли и влили микстуру в ее сжатый рот. Ничто не помогло, всю ночь она бредила и к утру испустила дух. На рассвете ее обнаружил Глебов. Шлепая босыми ногами по скрипучему полу, он подошел проведать успокоившуюся было старушку и спросить не нужно ли ей чего-нибудь. Прасковья Евдокимовна лежала пластом без признаков жизни, с открытыми, остекленевшими глазами; сухие, с синими жилами склеротические руки ее вцепились в край одеяла. «Пульс не прощупывается,» констатировал сведующий в медицине Вождь. «И дыхания нет.» Он поднес к ее бескровным губам зеркальце; оно не затуманилось. «Упокой Господь твою душу,» сотворил он молитву и закрыл покойнице глаза. «Прасковью Евдокимовну следует честь по чести отпеть и похоронить,» обернулся он к подошедшему сзади Ниязову, «но необходимые для выполнения обряда три дня нам не дадут. Власти нашли нас и попытаются арестовать. Это не простой управдом приходил. В поваренные горшки и кастрюли простой управдом не полезет. Это мент к нам пожаловал. Он вынюхивал, высматривал и искал нас. Сейчас они готовятся к захвату. Выйти отсюда, если успеем, мы cможем только ночью. Давайте собираться.»
«Они там, но сколько их я не знаю, думаю, что не больше пяти,» разглагольствовал Шрага. Сыщицкая команда сошлась в его кабинете и прилежно внимала своему начальнику. Было накурено, душно, жарко; кто-то открыл форточку, чтобы впустить свежий воздух, но немедленно получил нагоняй — «Трухов, ты слишком самостоятелен. Разрешение на это ты испросил? Ну, ладно, оставь как есть. От вашей махры в глазах щиплет; я вас едва вижу, товарищи.» Шрага, осунувшийся, но вдохновленный, поднялся со своего кресла и стоял перед заваленным десятками дел письменным столом; его глаза сияли, сердце пело, удача была близка. «Штурмовать начнем завтра за полчаса до рассвета. Филеры уже на местах, в час ночи рота автоматчиков оцепит район, семья в доме напротив сотрудничает с нами, они настоящие советские патриоты, там у нас лучший наблюдательный пункт. Утром загребем всех бандитов без остатка. Трупы нам не нужны; их не допросишь. Брать преступников живыми. Вопросы есть?» Последний раз перед боем оглядел Шрага свой отряд. Все они были ребята, как на подбор: идейные и безгранично преданные делу Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, правда, различались по уровню подготовки и стажу, но это, как известно, дело наживное, зато рвения у всех было хоть отбавляй. Благодаря их усилиям были разоружены тысячи внешних и внутренних врагов, затаившихся в Москве и Московской области. «Вопросы есть?» повторил он. «Если нет, то всем отдыхать. Завтра у нас трудный день.»
