Республика - победительница (ЛП) - Щерек Земовит (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
У всех у них были более серьезные проблемы, чем обучение немецкому языку. В конце концов, незаметно избавиться с громадной территории приблизительно от шести миллионов лиц (а именно столько немцев оставалось там после войны) легкой задачей назвать трудно. Опять же, избавляться от них следовало в белых перчатках, ведь на руки нам глядели англичане и французы, на каждом шагу цепляющиеся к полякам во имя прав человека и национальных прав немецкоязычных силезцев или жителей Поморья.
Но правда была таковой, что как англичане, так и французы через какое-то время уже согласились с тем, что "права немецкоязычного населения" там являются всего лишь словами. Контролеры союзников вмешивались только лишь в случае уж слишком малоприятных противонемецких инцидентов, а в частных беседах с немцами не скрывали, что тем безопаснее всего будет куда-нибудь убраться, только не в польскую оккупационную зону.
- Что ни говори, поляки – это люди восточные, не следует ожидать от них западных стандартов, - сетовали, качая головами, контролеры, а немцы, земляки которых в штальхелмах еще недавно сами вели себя, довольно сильно отступая от тех же стандартов, усердно поддакивали. – Поляки = это католические русские, быть может они когда-нибудь и цивилизуются, для них это, вроде как, весьма необходимо, но пока что это совершенно иной мир. Польские колонисты в оставшихся после немцев домах вырывают розетки из стен, так как не в состоянии понять сути электрического тока. Езжайте в Ганновер, в Швабию, в Рейнскую область, даже в Баварию, - сочувственно советовали немцам союзники. – Куда угодно, только не в Мекленбург, Бранденбург или Саксонию. Тем более – в Лужицу.
А на тех территориях ситуация выглядела еще иначе. Дело в том, что поляки решили восстановить лужицкую государственность.
ВОЛЬНАЯ ЛУЖИЦА
В реальной истории и вправду появились идеи создания лужицкого государства. Доктор Петр Палыс из Польско-Лужицкого товарищества "Pro Lusatia", один из крупнейших знатоков серболужицкой тематики, так писал в статье о лужицком деятеле Войцехе Кучке: "серболужицкая программа-максимум сводилась к получению независимости в миниатюрном государстве по образцу Люксембурга или Андорры. У подобной концепции могли бы иметься все шансы на успех, поскольку в образовавшейся после войны геополитической конфигурации Лужица очутилась между границами Польши и Чехословакии, не образовывая никакого отдельного анклава. Можно было бы принять и автономию в составе Польши или Чехословакии. Географические соображения склонялись бы к первой возможности, но вот среди серболужицкого населения преобладала прочешская ориентация".
Все эти концепции после 1945 года были отброшены. В основном, потому что Москва не желала ослабления "своей" Германии, то есть образованной впоследствии ГДР. А вот в альтернативной истории так не случилось. Это польские, а не советские войска стояли в Лужице. И Варшава решила дать лужичанам независимость.
В реальной истории, когда Польша своими границами коснулась Лужицы, польская заинтересованность забытым до сих пор славянским народом – тонущем, как тогда говорилось, "в германском море" – была огромной. Учреждались пролужицкие товарищества, организовывались научные конференции, посвященные Лужице. Была проведена акция "Польская стража над Лужицей". Академический Союз Друзей Лужицы "Пролуж" посылал в ООН воззвания, направленные на защиту лужицкой тождественности.
Только следует знать, что связанные с Лужицей польские жаркие эмоции столь же жарко не находили ответа от самих лужичан. Конечно же, существовали интеллигентские круги, которые выступали за тесные связи с Жечьпосполитой. Но для обычного лужичанина, живущего – с польской перспективы – в достатке, по высоким цивилизационным нормам, поляки, в основном, ассоциировались с бедными "бродягами". которые искали в довоенной Германии, в том числе и в Лужице, сезонного заработка на хозяйственных работах. А сама Польша представлялась им мало привлекательной, отсталой страной. Лужица не собиралась разделить судьбу Заользья, которое – как считали все в Хотебусе и Будышине [62] – на объединении с Польшей ничего не выгадало. Лужичане чувствовали себя гораздо ближе к более развитой (и всегда жившей более по-соседски) Чехии.
В реальной истории активисты, которые собирали среди лужичан под петициями о присоединении региона к Польше, чаще всего уходили несолоно хлебавши. Но у поляков имеется одна сходная с русскими черта: они способны любить даже тогда, когда сами они особо другим не нравятся. Возьмем, к примеру, польскую, не находящую взаимности любовь к чехам.
Потому в альтернативной истории поляки попытались создать лужицкую государственность. Опирались они на таких деятелях, борющихся за независимость Лужицы, как Павол Цыж и Войцех Кучка. Конечно же, лужицкая страна была, понятное дело, слишком малой для неподдельной независимости: реальное количество лужичан следовало оценивать на более-менее 100 тысяч человек. Именно по этой причине Лужицу объявили польским протекторатом. План заключался в том, что это негерманизированные лужичане должны были ославянить своих германизированных земляков.
На территории Лужицкого Протектората со столицей в Хотебусе (который поляки планировали расширить, приблизительно как Сандомир, чтобы сделать из него "настоящую столицу") официальными языками были установлены лужицкий и – только лишь как вспомогательный – немецкий. Детей школах в обязательном порядке обучали польскому языку, как языку страны патрона. На публичные посты были назначены лужичане, им же было доверено управление Протекторатом.
Вот только велико было изумление поляков, когда оказалось, что "славянские лужичане" не проявляют особой охоты к ославяниванию своих немецких соседей. Более того – они даже не проявляют какой-то особой нелюбви к ним. К тому же, нередко они и друг с другом разговаривали по-немецки. Тогда поляки решили взять дело в собственные руки и самостоятельно восстановить лужицкую тождественность. В Хотебуж начали наезжать толпы увлеченных Лужицами польских деятелей, которые должны был объяснить лужичанам, что они являются лужичанами. И научить их лужицкому национализму.
"ЗАПАДНОСЛАВЯНСКОЕ ГОСУДАРСТВО"
В альтернативном мире это не было концом польских попыток перерисовать карту Европы и возврату к состоянию "когда-то" из уже упоминаемого плаката. Так вот, в 1940 году поляки предприняли головоломную попытку воспроизведения велецкого и ободритского этноса. А так же возврата к "концепции Польши Храброго", концепция же таковая, как определял ее уже упомянутый Зигмунт Войцеховский, была "концепцией огромного западнославянского государства". "Только лишь наиболее близкие этнически полякам велецкие и ободритские славяне остались за пределами границ государства храброго", - писал познаньский профессор.
К такому типу удивительных задумок польские власти поощрялись учеными энтузиастами с довольно специфическими взглядами, как, например, известный этнограф и националист Кароль Стояновский. Он утверждал, что территории между Одером и Эльбой (Одрой и Лабой) онемечены лишь "поверхностно", поскольку – как он сам доказывал – "политическая и языковая германизация не так важна, как происхождение и психические черты". И по этой причине "это население обязано возвратиться на славянское лоно".
Стояновский и его сотрудники провозглашали проект "повторной славянизации" восточных германских территорий.
В реальной истории, когда униженная Польша едва могла дышать под германской оккупацией, Стояновский издал публикацию под названием О повторной славянизации восточной Германии, в которой широко расписывал все то, что, судя по его более ранним публикациям, вынашивалось у него в голове уже давно. "Такие города как Гамбург, Киль, Любек, Магдебург, Лейпциг, не говоря уже о Берлине, располагаются на давних славянских землях, - писал он. – Причем, некоторые названия имеют славянское происхождение (Любек, Лейпциг, Берлин) (…). До настоящего времени не сумели германизировать лужичан, которые выжили в количестве около четырехсот тысяч человек", - утверждал он, сильно пересаливая.
