Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич (читать полную версию книги TXT, FB2) 📗
Задолбало!
В семьдесят пятом я пошёл в восьмой класс, по советским меркам дающий по окончании неполное среднее образование и ограниченную путёвку в самостоятельную жизнь с правом работать за деньги урезанный рабочий день. Для меня мало что изменилось. Я по-прежнему ходил в секцию Когана трижды в неделю, скользил глазами по плакату с цитатой из Ленина «Надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было бы воспитанием в ней коммунистической морали», у Кима висело нечто столь же жизнеутверждающее.
С сожалением вернул Марии Васильевне томик Диккенса «Избранное». Грустно, потому что учительница предупредила: это последняя книжка на английском, подходящая подростку, из её личных запасов.
— Понравилось?
Как раз закончился последний урок. Шёл ноябрь, начало второй четверти, лужи под серым небом подёрнулись ранним ледком. Топили так себе, она вела занятия, одетая в длинное серое плотное платье, доходившее до колен. Между подолом и верхом ярко-красных сапог на каблуке оставался просвет шириной в два пальца, она носила чулки или колготки телесного цвета. Вот эта полоска кожи, чуть прикрытая тонкой прозрачной тканью, её коллеги уже надели на ноги трикотаж, снилась мне по ночам, рождая вполне адекватные ощущения. При разговоре о Диккенсе я старался смотреть ей в лицо, весьма приятное, и не шарить глазами ниже юбки.
— Понравилось отчасти. «Оливер Твист» вполне. А «Записки Пиквикского клуба» нудноваты. Может, я ещё мал и не дорос до понимания британской классики.
Мария Васильевна рассмеялась, приоткрыв мелкие ровные зубки. Верхние чуть испачкались ярко-красной помадой с губ, в общем-то, это признак неумения краситься, но я чувствовал такое непреодолимое желание слизнуть её помаду, что аж голова кружилась…
— Ничуть ты не мал. Словно взрослый в подростковом теле. Да и выглядишь куда старше своих четырнадцати. Если бы не школьная форма, сошёл бы за студента-первокурсника. Только ростом невелик. А что касается Диккенса, ты абсолютно прав. Занудное чтиво, не верила, что ты его осилишь.
— Но вы же сказали: последняя книжка… Я успел привыкнуть. Правда. Вот эти разговоры с вами. Маленькие секреты, в которые больше никого не посвящал.
— Точно — никого?
— Мне очень просто хранить тайны. Родители мне как чужие. В классе ни с кем не дружу. А с пацанами в спорте говорю только о спорте. Если честно, вот эти минуты откровенного общения — для меня как глоток воздуха. После него месяц не чувствую себя одиноким.
Она усмехнулась и потрепала меня пальцами по коротко стриженым волосам над ухом. От лёгкого прикосновения словно током прошибло.
— Ладно… Пара книжек на английском есть ещё. Не знаю, имею ли право тебе дать их…
— С картинками?
— Конечно — нет!
— Тогда в чём риск? Никто вокруг не знает толком иностранных языков. Принесите! А когда я начну ездить на международные соревнования, обязательно что-нибудь вам тоже привезу.
— Книжки? Обычно из-за бугра везут иное. Ладно. Проводи меня. Что-нибудь выберем.
Через десять минут мы шли рядом по переулку Одоевского к её общежитию, болтали о пустяках. Хотя раньше касались серьёзных тем. Мария Васильевна была в курсе моих недоразумений с предками, я услышал, правда, без интимных подробностей, о её романе с немолодым и женатым высокопоставленным чиновником, обеспечившим и распределение в Минск, и отдельную комнату в общежитии. Свою квартиру тоже как-нибудь дадут через городской отдел образования… лет через двадцать.
Вот почему она одета не на зарплату учителя. Импортные красные сапожки и пальто с воротником из натурального меха наверняка вызывают злость школьных мегер, не способных позволить себе подобное.
По случаю дневного времени мы проскочили через бабку-вахтёршу без въедливых вопросов «а хто это», неизбежных, если бы молодые дамочки вели к себе в комнаты посетителей на ночь глядя.
Жила Мария Васильевна обособленно, скромно, чисто. Я подумал, что встречается она со своим ухажёром-спонсором точно не здесь. Как минимум, в комнатке нет душа с санузлом. Если в юном возрасте для секса хороша любая обстановка, солидный мужчина постесняется бегать в туалет по общему коридору, тем паче в этом корпусе они почти наверняка только женские.
Чёрт побери… Пришёл за книжкой, за духовной пищей. А мыслишки сплошь плотские. Да и какие иначе возникнут при взгляде на миниатюрную красотку с короткой причёской а-ля Мирей Матьё? Незамужнюю и открыто признающуюся в связи с пожилым… Грешница!
Мария Васильевна повесила пальто в шкаф на плечики, сменила сапоги на босоножки с каблуком, мне тоже предложила раздеться. Оценила, сколь тщательно я тёр ботинки о коврик у входа. Думала — стесняюсь? Если честно, последний раз стеснялся эдак году в двадцатом от Рождества Христова, но умею притворяться.
— Я чай поставлю. А ты пока смотри.
Первой была «Анжелика — маркиза ангелов» на английском языке, я смотрел одноимённый фильм, пробравшись в кинотеатр тайком, в СССР он шёл исключительно в категории 16+. Нас, несовершеннолетних, выручало бессмертное правило, известное со времён Салтыкова-Щедрина: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Предпочёл бы французский оригинал, но его не имелось, да и не стоило шокировать женщину знанием ещё одного европейского языка. А также нашёлся «Аэропорт» Артура Хейли, там вроде бы имеется эпизод с внебрачной связью пилота и стюардессы. В общем, ничего страшного, только принцип «в СССР секса нет» давил и на достаточно раскованную учительницу. Оттого приносила мне исключительно стерильное чтиво.
По причине отсутствия дивана мы устроились за чаем, сидя на койке. Роль столика исполнил табурет. Кровать, к слову, была деревянная, добротная, я ожидал встретить металлическую со скрипящей панцирной сеткой.
— Прости за аскетизм. В профессорской семье живётся богаче?
Я жевал батон со сливочным маслом и докторской колбасой, отчего органически не был способен на критические выпады относительно обстановки и меню.
— В профессорской семье меня не понимают и думают лишь об одном: как навязать свою волю. С вами я себя чувствую неизмеримо уютнее. Вы — красивая, добрая, умная, тонкая.
— Ещё пообещай: вот вырасту — возьму тебя замуж!
— Тебя возьмёт замуж кто-то более достойный и подходящий. Причём гораздо раньше.
Уцепился за «тебя» в её фразе и аккуратно катнул пробный шар — стерпит ли «ты» из моих уст. Не возразила.
— Ты тоже добрый, Валерик. Хоть и бьёшь людей. Порой не верю, что твои руки причиняют боль.
Она провела пальцами по моим и словно сорвала внутри меня последний предохранительный клапан. Нет, я не кинулся на учительницу распалённым павианом, опрокидывая на спину и задирая ей юбку на уши. Только аккуратно взял её за кисть.
— А ваши такие нежные! И прикосновение их невыразимо приятно. Ну кто устоит?
Надо сказать, что каждый демон при заступлении в должность получает некий базовый объём знаний и умений, включая талант искусителя. Мне практически не нужен был, пока несколько столетий трудился в загробной зоне и мучил души усопших грешников. На службе ангелам во время командировок под солнце вполне обходился обычным жизненным опытом и элементарным знанием психологии. Но тут — случай особый. На руке любой женщины есть особые точки, и если их стимулировать правильно, результат будет соответствовать ожиданиям. Со стороны это смотрелось как самое невинное поглаживание, едва-едва дотрагиваясь пальцами её кожи.
Мария сначала отдёрнула руку, обломав себе кайф, потом вернула на место и больше не противилась прикосновениям. Чуть напряглась, когда я наклонился и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Валерик! Что ты делаешь⁈
— Хочу сказать спасибо тебе за всё. Без тебя я в этом мире совершенно один.
Подробности опущу. Примерно через минуту мои губы коснулись её шеи чуть ниже ушка. Когда добрался до губ, свободной рукой отодвинул табурет с бутербродами и чаем, чтоб не опрокинуть во время апофеоза. Контролировал себя с огромным трудом, мужское естество, не познавшее пока женского тела, едва не сорвало пуговицы на школьных брюках.
