Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
В аудитории зашел молодой, но уже бородатый преподаватель, и шумок начал стихать. Открылась доска с условиями первых четырех задач, и время пошло. Воцарилась сосредоточенная тишина, лишь изредка прерываемая чьим-то мучительно-глубоким вздохом или скрипом скамейки.
"Поехали... Мне надо стать первым. Я не просто хочу на математическую олимпиаду в Лондон - мне туда надо. Другого надежного способа отправить ряд писем в Рим, Лондон и Вашингтон у меня не будет еще долго, поэтому, если понадобится, я смухлюю... Но очень не хотелось бы к этому прибегать", - и я собрался.
"Пятизначное число делится на сорок один. Докажите, что любое пятизначное число, полученное из него круговой перестановкой цифр, также делится на сорок один".
"Так. Так. Так. Это, вроде бы, не сложно. Пусть эн - исходное натуральное, его пять цифр - икс один, икс два, икс три, икс четыре, икс пять... А теперь круговая перестановка..."
И я склонился, покрывая лист недлинным, в несколько строчек, доказательством. Вот и все - теоремка доказана. Вспомнил наставление Валдиса и тщательно перепроверил решение.
Покосился на часы - прошло лишь пятнадцать минут. Отлично, следующая...
"Какое максимальное количество равносторонних треугольников может образоваться на плоскости при пересечении шести прямых".
Раз равносторонние, то должны быть параллельные линии...
Я быстро начертил решетку, получающуюся при пересечении трех пар параллельных линий. Четыре треугольника... Шесть... О! Если считать вложенные, то восемь. Звезда Давида получается...
Я еще чуть поигрался с линиями, и остановил себя. Надо не нарисовать, а доказать, что это число - максимально возможное. Задумчиво постучал кончиком авторучки по зубам. А ведь это - комбинаторика.
И я начал записывать:
"Для построения одного треугольника нужно три разных прямых. Берем три таких прямых, образующих при пересечении равносторонний треугольник, а, бэ и цэ. Рассматриваем классы прямых: A, Бэ, Цэ - классы прямых, параллельных прямым a, бэ и цэ, а также класс Дэ - прямые - не параллельные ни a, ни бэ, ни цэ..."
Через три часа я, весь из себя расслабленный и окрыленный успехом, спускался из аудитории. Первый! Я первый сдал все семь задач и получил все семь балов. Это было непросто, но приглашение на отбор на всесоюзную олимпиаду теперь лежало у меня в кармане. Меня просто не могут не пригласить на следующий тур, и это - хорошо.
"Странно", - думал я, сбегая по лестнице, - "очень странно. По идее, на городском этапе задачи должны быть сложнее, чем на районной, а они дались мне легче. Результат тренировки? Хорошо бы. Но через две недели все равно придется попотеть: устный тур! Первый предметный разговор с математиками", - и я заранее взопрел, ощутив себя презренным самозванцем, что покусился на святое, - "а ведь могут и валить начать... Явился неизвестно кто непонятно откуда, и теперь из команды надо выкинуть хорошо известного участника. Готовься, Дюха..."
Лестница в очередной раз извернулась, подстелив мне под ноги последний свой пролет. Ниже открылся малолюдный факультетский вестибюль с высокими окнами-арками и темным сводчатым спуском в подвал.
Спустя пару минут, удовлетворенно насвистывая тему из "Крестного отца", я уже поднимался из гардероба. В вестибюле все было по-старому: тот же неяркий уличный свет сочился сквозь окна, и маялись в ожидании своих чад все те же мамаши. Появилось лишь одно новшество - характерный полупрофиль у подоконника напротив.
"Фолк!" - узнавание пришло тугим нокаутирующим ударом, - "Синтиция Фолк!"
Я замер на ступени с приподнятой ногой. Негромкий мой свист прервался на полуноте. Каким-то чудом это не привлекло внимания оперативницы ЦРУ.
"А ведь могло бы", - запаниковал я, медленно-медленно отступая вниз, в полутьму.
Спустившись на три ступени вниз, я смог уже более спокойно рассмотреть свою оппонентку. Синтиция стояла, словно сеттер в стойке: вроде и неподвижно, но при этом вся будто утробно вибрируя от переполняющей ее охотничьей страсти. Пристальный взгляд ее был прикован к лестнице, что вела наверх, к аудиториям. Казалось, оперативница даже не моргала. Правая рука женщины покоилась в кармане пальто.
"Готова к оперативной съемке", - предположил я, - "объектив, наверное, в пуговице. Но твою ж мать! Откуда? Как?! И, главное, стояла ли она здесь, когда я спускался по лестнице?"
Я зажмурился, припоминая события трехминутной давности.
"Нет, не было..." - решил в итоге, - "в туалет, что ли, отходила? Или пришла строго за час до окончания тура? Тогда меня спасла скорость решения задач..."
На цыпочках, чуть дыша, словно это как-то могло теперь мне помочь, я ускользнул в подвал и забился поглубже в гардероб, укрывшись за вешалками с пальто.
"Буду ждать основной массы и выходить с ними", - решил, глядя на часы.
Я с силой сжал ладонями виски, словно пытаясь удержать грохочущие в голове мысли:
"Как?! Ну, вот как они все время выходят на меня?! КГБ с иероглифами, подкат "губастого" к Гагарину, проныра Фолк... Это не может быть случайностью - я где-то прокалываюсь. Но, мать его, где?!"
Я тупо уставился в кирпичную кладку над головой.
"Не по-ни-маю"... - я помотал головой, пытаясь прийти в себя, - "ничегошеньки не понимаю. Ну, ладно... Предположим, с иероглифами - это КГБ получил утечку из Лэнгли. Может такое быть. Есть там наши сейчас... Предположим, иначе вообще не сходится. "Губастый" и Гагарин - интерес к ракетам. Слабое предположение, но допустим. Но Фолк на городской олимпиаде по математике!! Откель?! Я что, уже давно "под колпаком" у Комитета, и мои характеристики утекли в ЦРУ? Но тогда бы ко мне ЦРУшников на пушечный выстрел не подпустили. Как тогда!? Как Фолк смогла здесь оказаться?".
Я обессилено откинулся к прохладной стене. Хотелось постучаться об нее лбом - эта логическая задача оказалась мне не по зубам. Я не мог понять, как, исходя из имеющихся у спецслужб данных, можно было так близко ко мне подобраться. Это меня и бесило, и пугало.
"А КГБ... Сколько я ни проверялся - наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит... Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: "можно упустить, лишь бы не дать себя заметить". Да может быть весь мой район уже утыкан камерами наблюдения..."
Я протяжно выдохнул и помотал головой.
"Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, "под колпаком" я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят - то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и неважно под каким соусом - то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь - просто ультимативно надо. Это будет момент истины".
После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут ранее на последней задаче. Я потрясенно покачал головой - как же все не просто с этой моей миссией. Моя ли в том вина, вот в чем вопрос...
Понедельник 13 марта 1978, ранее утро
Ленинград, Измайловский проспект.
Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься и не поймать ее - развеивается, расходится в прозрачном утреннем свете и вот уж нет ее. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: изреченный сон становится бредом, нелепым и постыдным.
Но сегодня было иначе - меня словно толкнуло во сне, и я проснулся, холодея от ужасной догадки:
"Ох! Мог бы и наяву сообразить, ведь это так очевидно: Мэри здесь по мою душу! В тот раз не было, в этот раз ЦРУ направило. И, значит, Чернобурка - тоже. Не прямо, конечно, но косвенно", - я тяжело заворочался, лягая ватное одеяло. - "Все сходится: единая группа в Большом Доме, и на иероглифы, и на контроль русистов. Объединяет эти темы одно: я".
