Тайный рыцарь - Мельников Руслан (книги без сокращений .TXT) 📗
А вот щит с руки немец не скинул. Рыцарская честь, видимо, тоже имеет свои пределы. Или просто таковы здесь представления о равных возможностях: у кого-то щит, а кто-то сжимает рукоять меча обеими руками, чтобы с удвоенной силой ударить по этому щиту. Все честно, все справедливо…
Бурцев ударил. И вновь вестфалец пошатнулся. И вновь клинок звонко скользнул по медвежьему гербу. Широкая полоса сошкарябанной краски — вот и весь результат!
Фон Берберг, гхакнув, тоже нанес удар. Только одной рукой. Но сильно. Но умело. Но хитро. Бурцев парировал. Попытался парировать… Лезвие вестфальского клинка звякнуло о его меч чуть выше крестообразной гарды. Дрогнули и сталь, и руки.
Бурцев чуть приподнял оружие, отводя клинок противника вверх и в сторону. Успел подивиться глубоченной зазубрине, оставленной вражеским мечом, а вот атаковать снова времени не хватило. Фон Берберг оказался проворнее. Разворот, выпад, финт… И еще… Вестфальский клинок со свистом рассек воздух и второй раз ударил в меч Бурцева. Точнехонько ударил — в то же самое место.
Клинок, подставленный под удар немца, не выдержал. Переломился. Жалобно тренькнул оборванной струной — и все. И нет больше меча. Над крестовиной эфеса торчал лишь стесанный обломок с пол-ладони длиной. Совершенно бесполезный… Таким не то что кольчуги не пропорешь — и бездоспешного противника не завалишь.
А клинок фон Берберга — вон он, совсем как новенький. Блестит себе на солнышке — ни щербиночки, ни царапинки. Дамасская сталь, небось, из Палестины привезенная. Или булат какой-нибудь хитромудрый…
— Ты ведь хотел насмерть, Вацлав?! Таков наш уговор?
Никчемное совершенно напоминание. Искривленные в глумливой насмешке губы, оскаленные зубы. Глаза — холодные, бесстрастные, беспощадные.
Свой меч-кладенец, для которого никакой доспех — не помеха, немец теперь ворочал медленно, словно желая растянуть удовольствие. Да, вот здесь благородство и великодушие Фридриха фон Берберга заканчивались. Бурцев был последним препятствием между ним и Аделаидой. Препятствием хлипким, расшатанным, но все еще стоящим на ногах. И препятствие это вестфалец намеревался свалить единым махом.
Вновь в голове Бурцева всплыло жуткое видение: рассеченный надвое тевтонский рыцарь неподалеку от прусского селения. Неужели и его ждет та же участь?!
— Нет!
Крик над затихшей толпой. И это ему не почудилось! Аделаидка! Она! Все-таки она закричала!
Глава 41
Крик рвался из самой души — искренний, надрывный, глубинный. И прорвался… Сквозь шляхетскую гордость и надменность, сквозь княжескую холодность и равнодушие, сквозь панское пренебрежение и высокомерие. Сквозь обиду, злость и ненависть капризной девчонки. Он, Василий Бурцев, несмотря ни на что, все еще небезразличен этой прекрасной вспыльчивой полячке. Да за такое, за этот вскрик он простит ей все! Уже простил.
— Нет, Фридрих, не смей!
Конечно, он ослушается, твой новый рыцарь, Аделаида. Может быть, в первый и последний раз, но посмеет. Сделает вид, что оглох. Чтобы впредь больше никогда уже не слышать от тебя таких криков.
— Не-е-ет!
Да, если было за что прощать, Бурцев простил жену. Но не фон Берберга. И покорно подставлять башку под немецкий чудо-клинок он не станет.
Вестфалец будто почуял перемену. Перестал паясничать, забыл о рисовке. Теперь он просто делал дело, с которым нужно поскорее закончить. Меч поднялся быстро и резко. Опускался — еще быстрее… Да вот только, друг Фридрих, такие крики над замершим турнирным ристалищем не проходят даром. Такие крики способны пробудить скрытую силу в ком угодно. Аделаида пробудила эту силу в нем.
Бурцев чуть присел, поднырнул под безжалостный клинок. Навыки бойца-рукопашника, давно и плотно засевшие в рефлексах, высвободились, рванулись наружу. Разом! Все!
Голова работала как мощный компьютер. Тело — еще быстрее — как десяток более мощных серверов, обретших способность двигаться. Из бесчисленного множества стоек, позиций и приемов тело само безошибочно выбирало наиболее подходящие, простые и эффективные. Отшлифованные до совершенства теорией. И практикой. Годами тренировок. В армии. В ОМОНе. В спортзале. На ринге. И в подворотнях тоже. И отточенные уже здесь, в прошлом.
Не стало вокруг ни ристалища, ни зрителей, ни тевтонских ландмейстеров, ни папского легата. Даже Аделаиды — и той не стало. Шел бой, от которого нельзя отвлекаться. Привычный бой с противником, вооруженным палкой… Подумаешь, меч! Безоружных рубят без всяких там фехтовальных вывертов. А в нехитром ударе сверху вниз меч — та же дубина. И значит…
Блок.
Скрежет одного кольчужного рукава о другой.
Перехват.
Фон Берберг понял и дернулся слишком поздно.
Болевой. Простенький. Резкий. И ломкий.
Вопль. Громкий.
Начав атаку из нижней позиции — в полуприседе, Бурцев уже выпрямлялся, обращая свои руки в рычаги, тиски и ножницы одновременно, зажимая руку противника. Заваливая. Опрокидывая. Обезоруживая. Меч выпал. Упал и вестфалец. Но — вот беда! — тут же ловко выскользнул, вскочил на ноги, снова потянулся к оружию.
Э-э-э нет, милок, так не пойдет! Прежде чем пальцы немца тронули рукоять, Бурцев взмахнул ногой. С твердым намерением высадить супостату челюсть. Не получилось. Сокрушительного хряся не было — был шмяк. Отяжелевший от липкого снега и грязи сапог ударил не точно, но зато шпора — то самое позолоченное шипастое колесико, что предназначено для терзания конских боков, разодрало фон Бербергу щеку. Нагрудный геральдический медведь немца вмиг стал красным.
Ай, красотища! Интересно, украшают ли рыцаря шрамы, остающиеся не от благородной стали меча или копья, а от шпоры?
Вестфалец выл. Вестфалец рвал из ножен кинжал-мизерикордию. Вестфалец снова пер в атаку. И вестфалец окончательно потерял нюх. Слепая ярость приводит к победе лишь над малодушным противником. Бурцев таковым не был. Он привык не спасаться от чужой ярости, а использовать ее.
Принцип тореадора: дождаться момента, когда уйти почти невозможно. И уйти. Тогда с нападающим можно делать что угодно.
Шаг в сторону и своевременный полуповорот избавили его от встречи с острым граненым лезвием. Если кинжал фон Берберга тоже ковали какие-нибудь дамасские оружейники, что изготовили и чудо-меч, на кольчугу лучше не полагаться — не спасет. Перехват левой запястья противника. Правой — сильный резкий тычок по тыльной стороне кулака, обхватившего рукоять кинжала. Готово! Кулак разжался. Мизерикордия выпала. Однако и в этот раз довести прием до конца — удержать, заломить, переломить, на фиг, пойманную руку — Бурцеву не удалось.
Фон Берберг провел контрприем. Незнакомый, действенный. Немец изловчился, извернулся. Ого! А вот теперь действительно хрясь! Левый стальной налокотник противника вдруг шарахнул Бурцева по черепу. Хорошенько шарахнул — до искр из глаз. Если бы не инстинктивно приподнятое плечо, если бы не сбившийся набок подшлемник, нокаут — обеспечен. А так…
А так Бурцев сумел-таки уклониться от второго — добивающего — удара. И третьего — страхующего — тоже. Восстанавливая дыхание, они расцепились на пару секунд. Все-таки кулачный бой в доспехах — занятие весьма изматывающее.
Глава 42
Между ними по-прежнему лежали меч и кинжал, но на обманчиво близкое оружие ни Бурцев, ни фон Берберг сейчас не смотрели. Одно движение к отточенной стали, один, даже мимолетный, взгляд, брошенный на нее, даст врагу шанс. А получить по тыкве тяжелой латной перчаткой не хотелось никому. Противники уже достаточно хорошо прочувствовали силу друг друга.
Смотреть — только глаза в глаза. Периферийное зрение фиксирует малейшее движение рук и ног. Слух сконцентрирован лишь на хриплом дыхании врага. Вопли герольда — побоку. Спешащие со стороны трибун кнехты-копейщики — тоже. Фон Берберг стоял в стойке боксера. Немного неуклюжей, но, в общем-то, настолько идеальной, насколько это позволяли громоздкие доспехи. Правда, руки подняты выше, чем следовало бы. Хотя кто знает, как следует держать руки в ристалищном поединке. На ринге такой файтер, конечно, продержался бы до первого приличного удара в печень. Но здесь — не ринг. И печень надежно защищена броней. А вот на башке шлема нет. Так что, пожалуй, все правильно. Бурцев тоже чуть приподнял руки. Ну что, Фридрих, гонг и следующий раунд?
