Фантастическое приключение городского лучника (СИ) - "Сергей serdobol" (книги TXT) 📗
…Я затрясся от увиденного, меня терзали разные чувства, жалость, радость перемешанная с чувством вины и наверно маленькое счастье. Возле раскидистого куста, в стороне от моего недавнего кострища лежала лохматая Люлька. Катя вылизывалась возле неё.
— Лю! — Выдохнул я и бросился к собаке, — так это ты прыгнула в воду с лодии на крик!
Я обнял её за шею, зарылся носом в шести, пряча влажнеющие глаза и вдыхая знакомый, дорогой, запах псины.
Верное животное повизгивало от радости, пытаясь вырваться из объятий и лизнуть меня в лицо. Мой взор упал на что-то лежащее под собакой. Сапоги! Это были те самые, на лосиной подошве, мои сапоги! Люля, найдя обувь, лежала на ней, верно ожидая меня и охраняя моё, нет наше (!), имущество. Пытаясь подняться, она поскуливала и заваливалась задом на бок. Оказалось, что в задней лапе у неё была рана. Из-под шкуры торчал обгрызенный кусочек древка стрелы. Наконечник застрял где-то в мясе…
— Прости меня Лю! Прости что не дождался!
Люля лизнула меня в щёку. Я позвал Катёну, та подошла и была насильно мной обласкана, за ум, смекалку и верность.
…К дому мы вернулись уже в сумерках. У хозяина, в аптечке, нашёлся бутылёк перекиси, и мы занялись лечением собаки.
— Эт кто ж её так? — Спросил Владимир.
— Злодеи. — Ответил я.
Он непонятливо посмотрел на меня, но вопросов задавать не стал.
Когда перевязка была закончена и бронебойный наконечник ходил по рукам, накормленное зверьё отдыхало, валяясь во дворе дома и наслаждалось ночной прохладой, при свете дворовой лампочки. Лю вытянулась во весь рост, Катёна устроилась на её хвосте, иногда играя с его кончиком, а хозяйская собачонка Лилу, устроившись на старой пружинной кровати застеленной дерюгой, наблюдала с суровым видом за новыми знакомыми.
Наступала ночь, заполняя окружающие травы стрекотанием кузнечиков. На темном августовском небе метеориты чертили яркие штрихи.
— Да-а, а у нас метеоритов поболе будя. — Задумчиво произнёс я, задрав голову.
— Эт где? — Спросил наш хозяин.
— А в Гудошном.
Толик промолчал…
………………………………………………………………………………………
… Чуть позже, хозяйская собачонка попросилась в дом и Владимир впустил свою любимицу.
… Рано утром, перед рассветом, глухо кашлянула Лю, и коротко гавкнула.
— На корову что ли? — Пробубнил во сне я и очнулся.
Все проснулись и заторопились, поднимаясь с пола.
— Кого там не лёгкая…? — Проговорил хозяин, открывая двери в сени, а его собачка вторила ему гнидодавным рыком.
Скрипнула дворовая дверь и раздался удивлённый и одновременно настороженный голос Владимира:
— А ну стой! Кто таков?
Мы с Толяном заторопились на помощь нашему новому знакомому. Мало ли что!
В конце двора, возле старенького хлева, дворовая лампочка слабо освещала прижавшегося к забору худенького не высокого человека в камуфляже. Возле него виляла хвостом Лю.
Хозяйская Лилу, надрывалась хриплым визгливым лаем стоя на пороге у ног хозяина.
Владимир двинулся к незнакомцу, но тот выхватил засапожный нож и присел, готовясь ни то к бою, ни то бегству.
На крыше хлева что-то зашуршало и на фоне ночного неба я различил силуэт человека с луком. И что-то знакомое, родное повеяло от этой фигурки:
— Кириллычи, вы ли? — Спросил я громко.
Фигуры замерли. Из-за старой, покосившейся дровницы вынырнула тень, и осторожно вышла на свет:
— Владислав? — Спросил молодой человек.
— О как! — Ответил я, хлопнув себя по ляжкам не скрывая радости, — и Любимычи тут! Неразлучные парочки…
По двору прошлось какое-то движение, каких-то сил и эмоций. Я обнимал подростков, ворошил им волосы, хлопал по спинам, расспрашивал их о весянах, о своей семье. Они коротко отвечали, что мол все тут, не далеко, в лесу, день ходу. Я лохматил их волосы, хвалил за смелость и тут же смеясь укорял что они так просто попались Владимиру. Они смеялись и обвиняли во всём дворовую лампочку, мол загляделись на чудо сие, и ждали пока погаснет, а оно не гаснет, «светило тягомотное», потом хотели потрогать и затушить насильно, но Лю их учуяла…
…Моему счастью не было предела, казалось, что среди ночи воспылало солнце — так светло у меня было на душе.
Владимир, хоть и понял, что боятся нечего, немного нервничал. Его что-то тревожило, но он не задавал вопросов.
…Потом хозяин пригласил всех в дом. Парни исчезли на минуту в утренних сумерках и явились в полном вооружении, неся луки, тулы, копья… вот только доспеха ни у кого не было.
Поняв выражение моих поднятых бровей, Ефимша по-взрослому ответил:
— Тык не в сечу шли, но в догляд, а по лесам без сброи сподручнее, бо телеса не тянет.
Я понимающе кивнул:
— И то верно, Ефим Кириллыч, верно вы собрались.
В комнате подростки опять уставились на лампочку, потом попривыкнув к сему диву огляделись и осторожно уселись на подставленные табурет, стул и лавочку, не выпуская оружия из рук.
За столом парней угостили лёгким завтраком, потом я завалил их вопросами, и они на перебой отвечали.
Решив, что наш гостеприимный хозяин всё равно ничего не поймёт, я осмелел, и повёл более откровенную беседу. Анатолий молча слушал и казалось, очень переживал об услышанном, а Владимир застыл в одной позе и лишь хлопал глазами.
Пусть хлопает, думалось мне, мы уйдём, а ему всё равно никто не поверит.
Я коротко пересказал события, которые произошли со мной. Пацаны оживились и поведали как их корабли утром оказались на другой Кубене, как видели самоходный челнок, который с рёвом вёз по реке человека, как бурей вразумлял люд не чему не удивляться, слушаться Володимира, его и отца Прокопия, как все, кто способные роют землянки, собирают лес, валят дерева, охотятся, готовятся к зиме. Володимир скачет за всеми, лечит раны, и всё переживает что придёт какой-то большой лесник и большой «егорь» (егерь-догадался я), и начнут качать «праву». Как христиане просили бога помиловать их и отвести этих «правокачей» от оставшихся в живых весян, а язычники призывали лешего не пускать ни того ни другого в лес. Потом рассказали о Светле и моих дочках, и я почувствовал, как заколотилось, потом сжалось сердце. Как же я соскучился по ним…
Всё это время Толик с интересом слушал рассказ парней, а Владимир ошарашено взирал на всё происходящее и видимо не понимал всего сказанного, язык то ещё тот — древний, а уж понять происходящее было и мне трудно…
Так мы проболтали до светлого утра.
…Утром, не дождавшись просыхания росы, мы собрались в путь. Сборы были коротки и не прихотливы. Владимир с неверием наблюдал за вооружением молодых древнерусских охотников в камуфляже, потом подошёл ко мне и спросил:
— Послушай Владислав, если я правильно понял, вы все пришли из прошлого, или играете в реконструкции, или у меня помешательство?
Я заглянул ему в глаза, как когда-то на меня глядел Пятак:
(Владимир отшатнулся)
— Да, они прошли сквозь восемьсот лет…
Хозяин дома и единственный житель умершей деревеньки Плясово, выпучил глаза. На его лбу выступил пот.
— За дурака меня ставить не надо!
— Я и не смею. — Отвернулся я.
…Я шел последним, а за мной брёл по заросшей тропинке приютивший нас абориген.
— А ты от куда? — Неожиданно спросил Владимир, как-то дико глядя мне в глаза.
— А ты поверишь?
— Не знаю.
— Я тутошний, в смысле современный. — Улыбнулся я, — там гостил и вернулся домой.
— Этого не может быть, не верю!
— Тык я и не настаиваю, и не собираюсь что-то доказывать. — Пожал плечами я, — ты спросил я ответил.
— А они?
— Пацаны да, они оттель, а Толян тож здешний, сосед мой.
— Как же так?
— Не уж то веришь?
— Нет! — Некнул Владимир.
— Ну как хош! — Усмехнулся я снова.
— Да я с трудом разобрался в вашем старославянском, как тут не поверить…Кажется, что я схожу с ума… Не, не верю… А, может и верю. Ох плохо мне.
