Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT, FB2) 📗

Со стороны всё видится иначе. В мятеже и его скором подавлении, Безобразов разглядел то, что казалось ему самым верным: схватку великосветских группировок. Польско-русской против немецко-русско-татарской. Схватки внезапной, хаотичной, оттого практически невидимой для подавляющего большинства участников событий. Вопрос был прост: чей царь. Из вопроса следовал вывод: чей царь, того и власть. Сторонники Константина, любимого и в гвардии и в войске (что и добавляло к «польской» партии часть «русской»), проиграли. Что послужило тому причиной более конкретно — Пётр Романович не знал. Что это поражение в итоге и привело к Польскому Восстанию, он не сомневался ни мгновенья. Сам он жадно собирал любые данные о тех днях, любой дым завесы был ему интересен. Почему — он не любил поляков, как и многие участники войны 1812 года.

Вообще, вопрос принадлежности к той или иной партии был настолько специфичен, настолько индивидуален, ситуативен, что разобраться в том «кто куда» действительно почти не представлялось возможным современникам. Вынужденно приходилось упрощать. Одно Пётр знал твёрдо — Польша враг и никак иначе.

Оглядываясь назад, он понял, что на том его и поймал Нелидов, сам изображавший ярого ненавистника Польши, который спать не может от мысли, что ляхи ещё могут поднять голову. Семейная легенда Нелидовых-Отрепьевых гласила, что со времен Смуты немного семей в России могли сравниться с ними в верности царском дому, верности доходящей до фанатизма, до самоотречения. Якобы таким образом Отрепьевы искупали Вину. И потому-то Романовы, обычно недоверчивые к любым старым фамилиям, доверяют Нелидовым более прочих. Выделяют их. Не орденами и поместьями, а удивительно близким, почти семейным отношением. Как к своим. Кроме Вареньки, любовницы государя Павла Петровича, были ещё интересные случаи, когда внебрачные (оттого неофициальные) потомки Романовых связывали жизнь с Нелидовыми.

Здесь было что-то не то. Фальш. Обман. Пётр понял, что его водят как дрессированную обезьянку, но разобраться до конца не получалось.

Вступление в очередное тайное общество по возвращении на службу прошло для него без труда, он не видел в том ничего зазорного. А кто не состоял в одном, двух, трех тайных (относительно) обществах разом? Фактически, они заменяли то, что в Англии называлось клубами. В России клубы наличествовали, но более напоминали ресторации.

Нелидов ему понравился. Блестящий офицер, не пустозвон, с умными, глядящими прямо в душу глазами, близкий к государю. Со связями.

«Увы, как раз „не пустозвонство“ стало тем, что привело нас сюда, — думал Безобразов, — в келью Чудова монастыря. Быть может, Ту Самую келью. Найдётся ли из неё выход? И как так вышло, что антипольские разговоры превратились в идеи по смещению, назовём это так, государя? Нелидов что-то знает, но что? Послушаем.»

Аркадий, в свою очередь, раздумывал, стараясь почувствовать своим наитием, не ошибся ли он в доверии к «нижегородскому медведю».

— На чем я остановился? — спросил он.

— Ни на чем, — бесстрастно ответил Пётр, — вы даже не начали толком. Если желание посвятить меня в нечто имеющее явное отношение к прошлому вашего рода не покинуло вас. Я пойму.

— Ах, да. Простите. Знаете, вы из тех людей, что умеют вызвать к себе странное чувство доверия не прилагая к тому усилий. Потому я расскажу вам даже больше, чем собирался. Как человек справедливый вы сами рассудите.

— Честь велика. Но извольте.

— Секрет наш очень прост и очень сложен одновременно. Но я не вижу иного способа вернуть ваше доверие кроме откровенности. Когда человеку неведомо нечто важное, он выдумывает замену отсутствию знаний. Ставя себя на ваше место, мне страшно становится от того, что вы могли бы подумать. Потому я рискну и не стану требовать от вас слова молчания. Вы сами поймёте.

— Как скажете. — Безобразов улыбнулся одними глазами. Охотник почувствовал азарт.

Глава 20

Кавалергард. Часть вторая.

Аркадий с удовольствием и некоторым сочувствием наблюдал за сменой эмоций на лице Петра.

— Удалось вас пронять, Пётр Романович? Вижу, что удалось. Не взыщите.

— Этого быть не может! — Безобразов с трудом протолкнул слова.

— Отчего не может? Или вы думаете, что цари и царицы какие-то другие люди? Безгрешные?

— Нет, но это…это слишком.

— Повторю свой вопрос, любезный Пётр Романович. Чем царская семья отлична от других? Разве подобных казусов не встретим мы сплошь и рядом, стоит только покопать хорошенько в известных фамилиях?

Безобразов вместо ответа замотал головой, после чего накрыл ладонями виски.

— Да-с, верить или нет, то воля ваша. Я говорю как знаю. И повторю — Николай Павлович Романов, государь наш, не совсем Павлович. И уж точно не Романов. Бабкин, Николай Даниилович. Или, если вам угодно, то Бабкин-Гогенцоллерн. Не станем отбрасывать девичью фамилию матери, хотя у пруссаков тоже наверняка та ещё родословная.

— Я вам не верю.

— Не верите. А покраснели так, что скорее верите. Право, реакция ваша… чудная. На весть о нашем родстве с Романовыми бровью не повели, а здесь как обухом по голове вышло. Странно.

— Да какая мне разница кем была бабка Михаила Романова? — вскричал Пётр. — Шестова она или Отрепьева, что с того? Нет, понимаю, для вас это важно. Допускаю, что очень важно. Как же — вся история Смуты иной становится! Сенсация! Невероятно! Михаил Романов и Лжедмитрий — близкие родственники! Но знаете, Аркадий Аркадьевич, это сейчас немного стоит, будь хоть правдой. И не надо так лицом каменеть, я вас не оскорбляю. Пусть даже так, мало ли кто кому родственник? Нарышкины чем хуже?

За дверью послышалось какое-то шуршание, отчего Безобразов опомнился.

— То всё дела давно минувших дней, — продолжил он речь тихим яростным шепотом, — проверить невозможно. Да и нужно ли? Столько воды утекло. А главное — вот вдруг откроется это или подобное, так что с того выйдет? Ничего. Всякий император или императрица — помазанники. Значит Господь счёл достойными, я так понимаю. Вот мы все узнаем, что живший давно император не настоящий, далее что? Все указы его отменять? Назначения, милости, как? Как можно отменить уже прошедшие жизни? Да, кстати, моя жена в Нижегородской губернии имеет соседом князя Грузинского, о коем я упоминал. Так вот, этот доблестный муж раз напился до такого состояния, что принялся уверять будто Пётр Великий сын какого-то грузинского князя. Мол, сам Алексей Михайлович лично того в спальню царевны за руку привёл. Абсурд. Чушь. Не-мыс-ли-мо! Люди не знали что и делать. То ли вязать буйнопомешанного, то ли на дуэли застрелить и сказать, что медведь задрал. Неудобно — у него ведь в имении дело было. Хлебосол каких мало. Но невозможно смолчать! Что вы думаете — один из мелкопоместных прямо за столом как закричит «Слово и Дело государево!», хотя тайной канцелярии полвека как нет уже. Тут грузин и опомнился. Отмолвился, что пошутил. Даже тише обычного стал. Но черт с ним, с князем. А вдруг то правда? Как тогда — все Петром сделанное отменить? Да нет, не отменишь. Пословицу наоборот переиначить? Сделанное топором не исправишь пером. Романовы — не Романовы, вот новость! Гольштейн-Готторпы, да, ясное дело. Слухи былых времен — пустое. И о государыне Екатерине Великой шептались, что не от Петра её сын, а от то ли Салтыкова, то ли ещё кого. Что взять от слухов? Ничего. Быльем поросло. Но что вы о Николае заявляете, милостивый государь, то ни в какие рамки не влезает.

— Отчего так? — чем больше кипел Безобразов, тем вернее Аркадий возвращал себе весёлое настроение, начавшее было портиться. — Даже удивительно, что для вас сия новость — новость.

— Как так⁈

— Это секрет, безусловно, но не из тех о которых никогда не упоминают в…ммм…дружеских откровенных беседах. Как говаривают в столице: «все кому надо — все знают». Именно это вы вполне могли бы услышать и не от меня.