Первый Император. Дебют (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Борис сделал еще глоток и вспомнил… В Петербурге он остановился в гостинице «Северной» под именем господина Семашко. Вечером того же дня Борис пошел на явку к уехавшему заранее товарищу Покотилову. Он должен был ждать Савинкова ежедневно на Садовой, в районе от Невского до Гороховой. Поэтому Борис гулял по Садовой, отыскивая в пестрой толпе разносчиков знакомое лицо. Чем дальше шел, тем меньше был уверен во встрече. Он уже решил, что товарища нет в Петербурге, что он либо арестован на границе, либо не сумел устроиться торговцем. Вдруг кто-то окликнул Бориса:
— Барин, купите «Голубку», пять копеек десяток.
Перед Борисом стоял тот, кого он искал. Совершенно не похожий на запомнившийся по заграничной встрече образ, настоящий офеня — в белом фартуке, в полушубке и картузе, небритый, осунувшийся и побледневший. На плечах у связника висел лоток с папиросами, спичками, кошельками и разной мелочью. Савинков подошел к нему и, якобы выбирая товар, успел шепотом назначить свидание в трактире. Часа через два они уже сидели в грязном трактире, недалеко от Сенной. Он оставил дома лоток, но был в том же полушубке и картузе. Разговаривая с ним, Борис долго не мог привыкнуть к этой новой для него одежде товарища. Он рассказал Савинкову, что другой товарищ уже тоже извозчик, что они оба следят за домом министра и что однажды им удалось увидеть его карету. Он тут же описал мне внешний вид выезда Сипягина: вороные кони, кучер с медалями на груди, ливрейный лакей на козлах и сзади и впереди — охрана: трое конных жандармов и пара сыщиков на вороном рысаке. Рассказал Покотилов и об обычных маршрутах министра, чаще всего ездившего мимо Летнего сада в сторону Мариинского дворца, на доклад премьер-министру.
План покушения созрел быстро и был одобрен всеми членами группы. Но до сих пор Борис считал, что благополучный исход этой, первой попытки покушения, был чистой удачей, выпавшей на их долю. Ибо они с таким видом ходили после срыва акции по улицам, что самый тупой филер мог бы сообразить… А Боришанского, который испугался якобы окруживших его агентов охранки и сбежал с поста, он отстранил правильно. И будет это отстаивать и перед Азефом, и перед любым членом центрального комитета. Не достоин такой трус, сорвавший хорошо спланированное дело, быть членом Боевой Организации. Борис сделал еще пару глотков из кружки, машинально отметив, что пиво действительно неплохое, совсем как немецкое.
Потом стало еще хуже — при разряжении бомб, которые остались от неудачного покушения подорвался Покотилов. Полиция словно сорвалась с цепи, проверяя подозрительные квартиры и целые районы. Но ничего не нашла, а самого Савинкова, жившего по паспорту Константина Чернецкого, останавливали на улице несколько раз. Но каждый раз с извинениями отпускали.
Надо признать выдающиеся таланты Азефа, сделав еще глоток, подумал Савинков. Все предусмотрел, даже возможность подрыва основного изготовителя бомб. Не прошло и двух недель, как из Киева приехал знакомый Борису химик Швейцер. Кстати, познакомились они как раз в этой пивнушке. И привез этот знакомый около пуда динамита в обычной сетке. Из этого динамита получилось ровно четыре бомбы.
Яркие воспоминания вновь нахлынули на него, заставив заново пережить ТОТ день, пусть и мысленно…
Он медленно встал со скамейки в Летнем саду и вышел в ворота с таким расчетом, чтобы пройти вдоль по улице мимо изготовившихся метальщиков
Уже по виду улицы было понятно, что Сипягин проедет сейчас. Приставы и городовые, стоящие напротив входа в сад и у моста, имели подтянутый и напряженно выжидающий вид. Когда Борис прошел половину дороги к Пантелеймоновскому мосту, он наконец заметил среди прохожих Сазонова. Тот шел по улице, высоко подняв голову и держа у плеча бомбу. И практически одновременно по мосту проскакала тройка жандармов, за которыми мчалась карета с вороными конями. Сзади ехало еще двое сыщиков в собственной, запряженной вороным рысаком, пролетке. Борис узнал выезд Сипягина. Засмотревшись на жандармов, он потерял из виду Сазонова, закрытого фланирующими прохожими. Вдруг однообразный шум улицы заглушил тяжелый странный звук, словно кто-то с размаху ударил кувалдой по чугунной плите. Он увидел, как на месте кареты в небо взвился столб серо-желтого, почти черного по краям дыма. Дым, поднимаясь расползался в стороны, затянув на высоте пятого этажа всю улицу. Все вокруг застыло на несколько мгновений, как на фотографии.
Но он ждал взрыва и поэтому пришел в себя почти мгновенно, побежав по улице к месту взрыва. Уже на бегу до него донеслось чей-то испуганный возглас: «Не бегите! Будет взрыв еще…». Когда он подбежал к месту взрыва, дым уже рассеялся. Жандармы, практически не пострадавшие, все еще не могли справиться с лошадьми и вернуться к месту взрыва. Пахло гарью. Прямо передо ним, шагах в четырех от тротуара, на запыленной мостовой полулежал Сазонов, опираясь левой рукой о камни и склонив голову на правый бок. Фуражка слетела, и его темно-каштановые кудри упали на лоб. Лицо было бледно, кое-где по лбу и щекам текли струйки крови. Ниже, у живота, виднелось кровавое темно-багровое пятно. Кровь, растекаясь, образовала большую багряную лужу у ног товарища. У Бориса даже мелькнула мысль, что Сазонов убит. Но разбираться было некогда, конные жандармы уже вернулись к месту взрыва, а один из дежуривших у моста полицейских попросил его уйти. И опять ему повезло — не задержали. И даже не опросили…
А вечером он из газет узнал, что Сипягин все же убит, а Сазонов жив. И что вводятся ограничения на въезд и выезд жителей из столиц, «в целях розыска злоумышленников, покушавшихся на жизнь…» Великого Князя Сергея и министра Сипягина. Покушение на Великого Князя оказалось неудачным и, как писали, участвовавший в нем эсер дал показания о личностях, замешанных в подготовке и осуществлении террористических актов.
Поэтому из города пришлось выбираться пешком, минуя заставы, а потом добираться на поездах до Киева. В Киеве оказалось еще хуже, чем в Петрограде. Начальник местного жандармского отделения полковник Спиридович сумел организовать розыскные мероприятия наилучшим образом. И разгромил местные ячейки партии, арестовав всех до последнего человека. Хорошо, что у Бориса сработало предчувствие и он не пошел на заранее оговоренную конспиративную квартиру. На которой днем позднее был арестован приехавший в Киев Швейцер.
А его спасло хладнокровие и прежние связи — уехав из Киева, он через одного знакомого по ссылке в Вологду вышел на местных контрабандистов. Пришлось выложить почти полторы сотни рублей, но через австрийскую границу его перевели без проблем.
Борис очнулся от воспоминаний и обнаружил, что пиво в кружке уже закончилось. Пока он подзывал гарсона и делал новый заказ, в пивную зашел долгожданный товарищ Азеф, который тоже чудом ускользнул из Москвы после покушения.
Маньчжурия, район реки Ялу, сентябрь 1902 г.
К первым числам сентября неторопливо двигающиеся вперед японские войска наконец оттеснили казачьи полки Мищенко к реке Ялу. Отступавшие казаки переправились на западный берег, в первую очередь перебросив на заранее приготовленных плотах конную батарею. В обозах которой, кстати, уцелело всего пара десятков снарядов. Переправившиеся казаки, сосредоточились у Сегепу, став подвижным резервом правого фланга. Казаки, не раз сходившиеся в коротких схватках с наступавшими японскими авангардами, смотрели на сидящую в окопах пехоту свысока. Генерал-майор Мищенко докладывал, что: «…японская конница по сравнению с русской чрезвычайно плоха, в конном строю бой старается не принимать, а будучи в него втянута — терпит поражение. Пехота же отличается высокой стойкостью, на поле боя держится до последнего, даже будучи окружена. Артиллерия ни в чем не уступает нашей, но предпочитает стрельбу с закрытых позиций. Подчиненная ему казачья батарея потеряла два орудия, пытаясь стрелять по принятому в мирное время обычаю». Впрочем, получавший такие донесения и ранее, Александр Алексеевич уже принял меры и большая часть орудий, включая недавно полученную четырехорудийную батарею сорокадвухлинейных (106,7 мм) осадных пушек, были укрыты либо в редутах, либо на обратных склонах высот.
