Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ) - Романов Герман Иванович (полная версия книги .txt, .fb2) 📗
– Пусть будет проклята эта война!
Петроград
Политика советской власти с самых первых дней вызвала серьезное недовольство квалифицированных мастеровых, так называемой «рабочей аристократии», вот только за чернорабочими стояли большевики. И крови они не боялись, уже в ноябре 1917 года разогнав пулеметным огнем рабочие демонстрации в поддержку Учредительного Собрания.
Дальше – больше!
Рабочих, не желающих трудиться на диктатуру пролетариата бесплатно, в порядке революционной сознательности, в затянувшемся на годы «военного коммунизма» бесконечном субботнике, просто заставили встать к своим станкам открытым террором.
Ведь всякая революция – это война, которая ненасытно требует патронов и снарядов, винтовок и пулеметов, сапог, револьверов и орудийных лафетов!
А где их взять прикажете, если все царские склады за три года советской власти порядком опустошили?!
Потому большевики учредили революционные тройки из ответственного партийца, члена трибунала и чекиста, которые, не утруждаясь даже видимостью «социалистической законности», выносили расстрельные приговоры злостным «саботажникам и лодырям». Других же просто мобилизовали и приставили обратно к станкам, но уже под угрозой смертной казни за попытку побега с предприятия.
«Рабочей аристократии», столь ненавистной Ленину, хорошо пустили кровь осенью 1919 года, когда войска генерала Юденича шли на Петроград. А заодно «почистили» город от тех, кто, притаившись, ждал прихода белых.
Расстреливали по нескольку сотен человек в день, кладя из пулеметов бывших офицеров, чиновников, профессоров и умелых мастеровых. Последних перебили бы всех – уж слишком «несознательные», но ведь кто-то должен трудиться в городе. Ведь слишком много в нем тех, кто не работает, но кушать хочет хорошо, – от партийных товарищей, совслужащих и «социально близких» до откровенной уголовщины, что все эти годы буквально процветала, как сорняк на куче навоза.
Перебить не перебили, но запугали всех изрядно, да так, что на полтора года все недовольные притаились. Но пересуды и контрреволюционные разговорчики никуда не делись, несмотря на все усилия коммунистической пропаганды.
Да и как бы они исчезли, если сама жизнь давала наглядные примеры совсем иной агитации?
Ведь как ни крути, но теперь петроградские мастеровые ни в грош не ставили все клятвенные обещания советской власти, на собственном печальном опыте убедившись, что они напоминают ледышку – сожмешь покрепче, и потечет меж пальцев грязная водица.
Вот и ходили по рукам многократно перечитываемые газеты, особенно «Беломорский вестник», благо до белой Карелии рукой было подать. Читали их рабочие и сравнивали, огорченно кряхтя. В Петрограде на двадцать миллионов рублей можно было купить на черном рынке несколько фунтов житного да с полфунта сала – но разве можно этим целый месяц кормить семью из пяти голодных ртов?! На неделю растягивали, не больше, и то по маленькому кусочку.
А в том же Петрозаводске умелые мастеровые по семьдесят целковых жалованья получали, и не бумажных, а золотом и серебром. И это при ценах 6 копеек фунт хлеба, 17 – мяса, а рыба так вообще идет задарма, благо озера и реки кругом.
Нет, отнюдь не бедствовали на белых территориях люди, всего было у них в достатке, и еды, и одежды, только лишь у большевиков всегда и везде царил голод.
Верили «вражеской агитации» почти все пролетарии, несмотря на усилия Смольного, ибо пример наглядный был перед глазами. На Адмиралтейской верфи всю зиму ремонтировали крейсер «Адмирал Макаров», эсминец «Изяслав» и подводную лодку «Гепард», отбирая у города чуть ли не половину электричества и угля.
Корабли передавались белой флотилии на Мурмане, потому с питерскими рабочими рядом работали инженеры и мастера, прибывшие с Николаевских верфей.
Трудились вместе, несмотря на строгий пригляд чекистов, вели разговоры по душам. И хотя рабочим не перепало ни капли с того золота, что большевикам заплатили за корабли, но зато кормежка тех, кто ремонтировал их, была не просто знатной. С одного котла с белыми наделялись, три раза в день, с мясом, макаронами и свежими овощами, что поставлялись поездом из Финляндии. Даже шоколад с настоящим чаем, фрукты и английские консервы давали, и пакеты для семьи раз в неделю собирали. Так какая тут нужна пропаганда?!
…И вот рабочие снова поднялись супротив большевиков, в третий раз, аккурат в Первомай. Петроград забурлил от пролетарских окраин, готовясь по-своему встретить пролетарский праздник. Заводы, на ладан дышащие и без того работавшие чуть-чуть, окончательно встали, парализованные всеобщей стачкой.
В городе ощутимо запахло грозою…
Кронштадт
– Полундра, мы за что боролись?!
Расхристанный матрос в стареньком, многократно чиненном бушлате напрасно задавал чисто риторический вопрос, поднявшись на газетную тумбу. Площадь, бурлящая тысячами голосов, заранее знала на него ответ, выразившийся во всеобщем вопле, потрясшем даже величественный купол Морского собора:
– Долой коммунистов!!!
Те из притаившихся и запуганных обывателей, что видели приснопамятный семнадцатый год, не могли поверить собственным глазам и ушам – «краса и гордость революции», а именно так называл председатель РВС товарищ Троцкий мятежных балтийских моряков, дружно поднялись против советской власти.
Кронштадт мая 1921 года разительно отличался от самого себя четырехлетней давности. В голодающем городе давно поели все запасы, заодно истребив ворон и кошек на предмет жаркого.
Матросы пережили зиму в холодных и нетопленых кубриках. Давились обычной пайковой перловкой с куском ржавой, без рассола селедки. Вприкуску с черным заплесневелым сухарем, размоченным в кипятке, ибо иначе в рот не лез. Чая, пусть даже морковного, нельзя было найти днем с огнем.
Масла в растущий огонь недовольства подливали рассказы старослужащих унтеров и кондукторов, которых на флоте раньше именовали «шкурами», но без служения которых любой корабль превращается в кучу дорогостоящего железа. Так что большевики, убедившись в 1919 году, когда на Балтике английские корабли и катера натворили балтийцам множество пакостей, в полезности и даже необходимости этого «пережитка» царского флота, оставили старослужащих на кораблях.
А зря!
Ибо матросы были совсем не те…
«Пассионарные» балтийцы еще в 1918 году убрались из кубриков, покинув корабли, как зачумленные дома. Их душу манил сухопутный фронт, возможность пограбить богатеньких буржуев в провинции, ибо столица давно была обчищена всеми желающими, начиная от чекистов и матросни и заканчивая безыдейным криминалом. Оставшихся «сознательных» списали на берег, дав в руки винтовки, в сентябре 1919 года, когда белые подошли чуть ли не к окраинам Петрограда.
Из многих десятков боевых кораблей царского флота едва наскребли дюжину тех, кто с разбитыми механизмами и машинами мог передвигаться по заливу между Кронштадтом и Петроградом, презрительно называемому «Маркизовой лужей».
Впрочем, действующий отряд кораблей Балтфлота повоевал недолго и неудачно. Два эсминца под командованием бывшего мичмана Ильина, взявшего «революционную» фамилию Раскольникова (того самого героя Достоевского, что с помощью топора отправил в «расход» старуху и присвоил нажитые неправедным путем богатства), спустили флаги, оказавшись в окружении англичан.
Еще три эсминца трагически погибли на собственном минном заграждении, а крейсер «Олег», переживший Цусиму, был утоплен торпедой, выпущенной английским катером.
Раздрай, царящий среди балтийцев, помог британцам напасть на сам Кронштадт – торпеды угодили в старый линкор «Андрей Первозванный» и в совсем ветхий крейсер «Память Азова».
Справедливости ради нужно отметить, что и наглым налетчикам досталось с брандвахтенного эсминца «Гавриил», уполовинившего огнем своих пушек английский отряд.
Ничем не проявил себя ДОТ и во время подавления мятежей на фортах «Серая лошадь» и «Красная горка» – линкоры несколько часов артподготовки стреляли из рук вон плохо.
