Третий прыжок с кульбитом и портфелем (СИ) - Сербский Владимир (книга жизни .TXT) 📗
Эти мысли пронеслись в голове мгновением, пора я вставлял руки в бабушку.
— Ни хрена себе, — отозвался Антон. — Ты и у меня в спине так хозяйничал? Мама, мы все сошли с ума…
Господи боже мой! Нет, что бы помочь, так он ехидничает. Слава богу, Нюся сообразила, рядом влезла. Знахарка завыла, заерзала, но эти лишние движения нам помешали мало — четыре руки уже крепко держали прозрачно-серый туман. Плавно отодвигая его от сердца, мы преодолевали серьезное сопротивление.
Словно рыба, застрявшая в сетке, розовый комок сердечного наноса ритмично задергался под руками. Главный человеческий орган явно помогал нам избавиться от чулка инородной оболочки.
— Вера, внимание, — сказал я. — На счет «три» мы с Нюсей дергаем, ты держишь бабушку. Раз, два, три!
Легкий ветерок в саду приятно холодил вспотевшее лицо.
— Больше так не делай, Дед! — отмывая руки под рукомойником, Антон брюзжал старой бабкой. — Чего удумали, а? Старую знахарку на ощупь пользовать, да по догадкам врачевать… Тьфу на вас!
— А что такого? — никакой вины я не ощущал.
— Ничего хорошего, — отрезал он. — Вместе с болезнью чуть из человека сердце не вырвали. Тоже мне, нашлись хилеры и магистры белой магии в одном флаконе! Ацтекские жрецы, блин. Она же старенькая, сама по себе в любой момент помереть может, а вы надумали за сердце руками хвататься. Больше так не делай, понял?
— А как делать?
— Разобраться надо сначала во всем, вот как надо делать!
За деревянной стенкой летнего душа плескались девчонки, и их разговор был слышен прекрасно.
— Ой, Верка, гляди-ка: а плакалась, будто сисек нет… — удивлялась Нюся. — Неправда твоя, есть женщины в русских селеньях! Ничего так, симпатичненько.
— Да я от этой физкультуры чокнусь скоро! А на гантели уже смотреть не могу, — в голосе Веры слышались слезы. — И подтягиваюсь постоянно, и отжимаюсь от пола как дура припадочная. И только первый размер…
— Кушай кашу чаще, малыш, вырастут больше, — Анюта прыснула, а потом хохотнула покровительственно.
Вера веселье не приняла:
— Ага, хорошо тебе говорить, у самой вон какие дыни. Причем выросли сами по себе…
— И ничего не дыни! — возразила Анюта. — Аккуратный бюст, обычный третий размер. При моем росте это даже мало.
Тем временем Вера демонстрировала вселенскую тоску:
— А сколько я этого силоса уже поела… Корову можно вырастить. И сколечко еще предстоит слопать ради второго размера? Жуть берет.
— А чего это ты, мать, намедни за крыжовник беспокоилась? — понизив голос до шепота, вопросила Анюта. — Беременная, что ль?
— Ха! Если бы, — за сарказмом Вера пыталась скрыть досаду. — До этого дело еще не дошло.
— А до чего дошло?
Антон к разговору не прислушивался, он продолжал распекать меня за легкомысленные и поспешные решения в лечении вообще, и его спины в частности. Я не возражал — интересный разговор за стенкой заставлял меня напрягать слух и внимание.
— А до чего дошло? — Анюта тоже была заинтригована.
— Ну, прогулки под луной по огороду. Объятья, поцелуи, — Вера замялась. — Массаж тела, конечно, но это доктор прописал.
— Хм… Вы же, вроде вместе спите…
— Спать-то спим рядом, а детей делать некому, — фыркнула Вера.
— Чего так? — Анюта никак не могла понять причину такого совместного, но по сути раздельного сна.
— Целибат, — отрезала Вера.
— Антоша болеет? Беда… — растерянно протянула Нюся. — А по виду не скажешь.
— Да нет…
— А, понятно: болеешь ты, — поспешила брякнуть Анюта. — Месячные затянулись.
На это Вера обескуражено хмыкнула:
— Анька, ты что, ващще? Хватит блондиничать, включи мозг! Я же под боком ходячей больницы сплю.
— И что?
— А ничего. Все женские проблемы в прошлом, мать. Неделю назад похмурилась пару дней, и все. Как доктор тебе говорю: по сравнению с тем, что было — это легкое недомогание.
— Тогда в чем дело, Верусь? Что за целибат к вам привязался? Ничего не понимаю.
— Сейчас догонишь. Но сначала скажи, а как Дед там… — Вера запнулась, подбирая слово, — ну, в постели.
— Нормально все у Антона Михалыча в постели, — веско бросила Анюта. — Грех жаловаться. Короче, борозды не портит. Но важно не это.
— А что?
— Вернее, это важно… — голос Нюся потеплел, видимо, она улыбалась. — Но больше мне нравится его забота и внимание. Слова говорит приятные… И еще его интересует мое мнение.
— Да? — поразилась Вера. — Ни фига себе ландшафт…
— Он доверяет мне, и прислушивается, это тоже важно. — Внезапно Нюся сменила тему — А у Антоши, значит, гормоны не играют, и сердце не требует драки?
— Все у него на месте, я не раз проверяла. А целибат — это обет безбрачия, — хмыкнув, Вера снизошла до разъяснений. — Клятва такая у монахов.
— Батюшки светы… — потрясенно прошептала Анюта. — Но комсомолец не может быть монахом!
— Тоша дал моей маме обещание, что пальцем не тронет, — терпеливо пояснила Вера. — Нет, так-то он трогает, но не более того.
— Ишь ты, выискался джентльмен гадский… — оторопела Анюта. — Но если Антон такой робкий, может надо быть более настойчивой? Смелость города берет. И вообще, капля камень точит.
Вера с ней согласилась:
— Да, кто в дверь не стучится, тому не открывают. Ничего, время еще есть. Надо работать над собой, и победа придет, тут ты в точку. Наше дело правое, мать. И не стой ты столбом, я уже оделась!
Глава тридцать вторая, в которой выясняется, что любой кризис — это новые возможности
Под яблоней в саду, почти как у себя дома, мы всей компанией пили чай. Честно говоря, мне всегда нравилось ходить в дом к людям, которые умеют заваривать этот напиток. Здесь это делали хорошо, с душой и правильными травками. Аромат цветков липы, дикой розы, ромашки, жасмина и малины создавали чудесный букет вкуса.
Бабушка Мухия улыбалась, двигалась легко и, кажется, сама балдела от собственной легкости:
— Сердце отпустило, поясницу тянет совсем чуть-чуть. И последний камушек вчера вышел. Хорошо-то как…
Отхлебнув ароматного взвара из блюдца, я огляделся вслед за знахаркой. Правильно говорит старушка — все хорошо, что хорошо кончается. Смерти она не боится и, похоже, сегодня смерть испугалась ее. А что? Пусть отдохнет.
После хорошо сделанной работы настроение было замечательным. Яблоки над головой уже налились красными боками, напоминают, что пора урожай собирать. Рядом груша хвастается своими созревающими плодами. Воробьи чирикают, прыгают по тропинке. А в траве кошка спряталась, крадется потихоньку, чтобы схватить самого крайнего, нерасторопного. Солнышко греет, от земли идет прохлада. Для печали нет причин, жизнь продолжается. И еще в этой жизни у меня есть Нюся, которая беспрестанно не позволяет скучать. Как про нее сказано: кто любит, тот дважды живет.
Тем временем знахарка прищурила один глаз от лучика солнца, проскочившего сквозь преграду яблоневой листвы:
— Бытует поверье, что ведьма не может помереть, пока не передаст свой дар. Я стараюсь, не умираю, работаю с ученицей. Да вот она, эта ученица — беременная дуреха Галия.
— Бабушка, хватит! — возмущенно пискнула Галия, хлопоча вокруг стола.
Создавалось впечатление, что не первый раз на нее наезжают, и помощница знахарки уже устала отбиваться.
— А что? — вооружившись ложкой, старушка приступила к манной каше. — Ведаю я, после одного ребенка она захочет второго. Что будет дальше, не вижу. Но зная ее упорный характер, скажу: на достигнутом подвиге мать-героиня не остановится. Она процесс любит, а мне чего делать?
Еле сдерживаясь, Вера хрюкнула. С нами за стол девчонка не села — выпив стакан какого-то бодрящего отвара, стала за спину знахарки, чтобы держать руки на ее плечах. Хорошая девочка. Хоть и устала, но ситуацию контролирует, вглядываясь в область сердца со стороны спины.
— У каждого человека свой путь, — бабушка осмотрела собрание. — Взять Верочку. Большая умница, у меня каждое слово на лету схватывает. Проклятье выучила за пять минут!
