Микадо. Император из будущего - Вязовский Алексей (полные книги .txt) 📗
— Я виновата, господин! Очень виновата. — Слезы так и льются из Саюки. — Мне нет прощения!
— Да скажи толком, что случилось? — Я растерянно пытаюсь поднять девушку на ноги, а у самого внутри все сжалось от плохого предчувствия.
— Ваша жена… она…
— Да говори же ты! Что с Тотоми?!
— Она погибла.
Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Тело начинает бить дрожь, и с каждой минутой все сильнее. Открываю рот, чтобы что-то сказать, спросить, но для этого нужен воздух в легких, а грудь словно великан сдавил. Саюки что-то еще говорит, заламывает руки, но это все проходит мимо меня. Мозг буквально отключается. Но длится это состояние недолго. Пять-десять минут. Вслед за этим на меня наваливается всепоглощающее горе. С трудом вдохнув воздух, я могу наконец выговорить один-единственный вопрос:
— Как?!
Куноити, вытирая слезы рукавом, начинает повторно рассказывать о смерти жены. До меня доходит с пятого на десятое. Тотоми со свитой догнала Саюки спустя две недели после моего отъезда в чумной Киото. Нарушила приказ, поехала по тракту Токайдо. Во время движения ее растрясло. Случился выкидыш. Вместо того чтобы вернуться в То кё, поехала дальше. Добралась до карантинного лагеря, где жила Саюки. Тайсё Асакуры Абэ там уже не было — он выдвинулся с войсками в столицу. Тотоми стало хуже. Открылось кровотечение. Лейтенант охраны пытался найти доктора — безуспешно. Саюки пыталась давать ей кровоостанавливающие корешки… Бесполезно. Спустя три дня Тотоми скончалась. Лейтенант с самураями по очереди разрезали себе животы. Последнему отрубила голову сама куноити. После чего сожгла трупы.
— Вот прощальное письмо от Тотоми-сан. — Саюки подала мне свиток и серебряную коробку. — А вот здесь ее прах после сожжения. Слуги испугались вашего гнева и попрятались. Я сама накрою для поминок. Кого вы хотели бы пригласить?
— Никого, — прохрипел я. — Оставь меня одного.
Заплетающимся шагом я вернулся обратно в кабинет и буквально рухнул на стул. В голове звенящая пустота. Дышать все еще тяжело. Каждый вдох дается с трудом, как будто в меня вставили затычку и плохая энергия скапливается внутри, не давая покоя. У меня мог быть сын. Или дочь. У меня была семья… Любимая женщина. Любимая ли? Я прислушался к себе и понял, что да, Тотоми стала для меня самым настоящим якорем в этом безжалостном и беспощадном мире.
— Какое горе, ваше императорское величество! — Я и не заметил, как в кабинет просочился Аютигата Саи. — Большая потеря, настоящая утрата. Боги забрали к себе вашу солнцеподобную супругу, и…
— Поди прочь! — У меня не было сил выслушивать эти фальшивые соболезнования.
— Сей же час. Только извольте взглянуть на портреты вот этих трех красавиц, которые вполне достойны стать наложницами вашего императорского величества. Каждая из них готова утешить сына Неба в его горе.
Саи протянул цветные рисунки, изображающие дам на природе, у пруда. Я автоматически взял их и начал рассматривать. Внутри меня бил набат, горел огонь, требуя выхода.
— Художник Кано Нинга из монастыря Шококу-Джи. Какие красотки, не правда ли? — Аютигата облизал толстые губы. — Каждая из них благородных кровей. Обучена постельному искусству.
Мне очень хотелось заплакать, чтобы выпустить из себя все то горе, что копилось и копилось в глубине сердца. Но слезам нужен толчок. Иначе я умру от невыносимой тяжести. И я понял, что должен сделать.
— Красотки, говоришь? Аютигата-сан, ты вот что… Собери-ка знать во дворе и приходи обратно.
— Сейчас же исполню.
Радостный церемониймейстер убежал. Наверняка подумал, что я хочу сделать какое-то объявление. Вообще для этого существуют глашатаи, но своими выходками я здорово расшатал систему. То лично награждаю кандидатов в «золотую сотню», то собственноручно ввожу в должность.
Саи вернулся, и мы стали подниматься на четвертый этаж пагоды. Какая же красота тут! Прозрачный пруд, в котором отражается Золотой павильон, вокруг зеленые сосны и пихты, обрамляющие архитектурный ансамбль. Сёгуны явно знали толк в том, как и где жить. Мы вышли на сквозной балкон, который опоясывал здание, и вышли по нему на южную сторону. Внизу уже собралось с полсотни кугэ — придворная киотская аристократия. Чиновники, фрейлины и их родственники… Я обещал себе, что прорежу эту бесполезную и вредную братию? Обещал! Пора начинать держать собственное слово.
— Аютигата-сан, а где вы были во время нападения на дворец? — Я резко повернулся и взглянул в глаза Саи.
На утреннем докладе Гэмбан обмолвился, что церемониймейстер — один из трех человек, чьего местоположения во время атаки на Госё он так и не смог установить.
— Это… в спальне своей… нет, постойте… — Глаза церемониймейстера забегали, руки начали жить своей жизнью. — Я гулял по парку. Да, точно. По парку.
— Ночью?!
— Да, любовался луной.
— Вчера было новолуние.
— То есть звездами! Точно, звездами.
Те, кто думает, что детектор лжи изобрели в двадцатом веке, глубоко заблуждаются. Уже в античные времена было замечено, что у людей, совершивших преступление, из-за страха перед разоблачением происходят различные изменения физиологических реакций. Усиленное потоотделение, расширенные зрачки, учащенное дыхание. Тут же были изобретены примитивные полиграфы. В Древней Индии подозреваемому называли нейтральные и обвинительные слова, связанные с деталями преступления, он должен был давать первый пришедший в голову ответ и одновременно тихо ударять в гонг. Как правило, ответ преступников на обвинительное слово сопровождался более сильным ударом. В Африке колдун предлагал подозреваемому взять в руки небольшое птичье яйцо, с нежной скорлупой. Точно так же, как и в Индии, человеку задавались острые вопросы. Тот, кто при ответе раздавливал яйцо, изобличал сам себя. Наконец, в Японии был свой способ. Его я подсмотрел у одного ёрики. Подозреваемый в преступлении подвергался испытанию рисом — он должен был набрать в рот горсть сухих зерен и выслушать обвинение. Если рис во рту оставался сухим — от страха разоблачения приостанавливалось слюноотделение, — то вина человека считалась доказанной.
Мне не нужно было кормить Аютигату Саи рисом, чтобы понять, что он предатель, замешанный в нападении на Госё. А раз так, то…
— Что это там происходит?! — Я подошел к перилам и уставился вниз.
Вслед за мной к ограждению балкона подался церемониймейстер. Вот на этом движении я его и подловил. Резко подсел, разворачиваясь боком, и сделал классическую мельницу — одной рукой подхватил Саи между ног, другой схватил за кисть и рванул его тело на свои плечи. А уже с них предатель отправился в свободный полет вниз, на плиты двора. Раздался громкий шлепок, женский крик и всеобщий вздох, который я смог расслышать даже на четвертом этаже пагоды. Обруч, что сжимал мою грудь, исчез, и я наконец тоже смог вздохнуть полной грудью.
Интерлюдия четвертая
Десятый день Нагацуки седьмого года Тэнмона, пещера Красного Дракона.
У входного грота Саюки разделась догола, аккуратно сложила одежду в каменную вымоину, там же взяла кувшинчик с маслом и тщательно намазала им все тело. После чего зажгла захваченный фонарь и смело вошла внутрь.
Первый зал пещеры назывался Северным. Саюки привычно осмотрела гигантский свод и глубокие расщелины на дне. Рядом с тропой, в самом низу резкого обрыва были видны два пещерных озера — Глубокое и Голубое. Эти озера иногда начинали вздуваться от поступающей неизвестно откуда воды. Бывало, вода поднималась настолько высоко, что затапливала всю пещеру. Тогда встреча Черной колесницы — собрание старейшин синоби Ямато — отменялась и переносилась на другой день.
Второй зал был значительно меньше первого и назывался «Череп». Тут нужно было идти аккуратно, балансируя руками на скользком полу. Наименование зал получил по глиняному изваянию в центре. Какой-то умелец сделал из вязкой массы настоящий череп — с пустыми глазами, проваленным ртом… Сразу за изваянием начинался узкий проход, скрытый за каменным водопадом. Если не знать, где нажать секретный рычаг, ни в жизнь не догадаешься о коридоре. Но, даже найдя проход, пробраться по нему очень трудно. Через несколько шагов он разветвляется, потом еще раз и еще. Ход сначала превращается в лабиринт коридоров, а затем и вовсе в узкий лаз, через который может пробраться только ребенок или очень невысокий человек.
