Микадо. Император из будущего - Вязовский Алексей (полные книги .txt) 📗
Он называется «торговля». Пациент пытается договориться с неизлечимой болезнью, заложник уговаривает отморозков-террористов подарить ему жизнь. Опять же примеров масса. По существу, подобные «сделки» представляют собой попытку отсрочить неизбежное или вернуть навсегда ушедшее. И разумеется, большая часть подобных сделок заключается с богом или богами. Не стал исключением и я. Сразу после убийства церемониймейстера (давайте уж эту внесудебную расправу называть своим именем) я отправился в храм Тайсэкидзи. Мне нужно было выговориться, а точнее — «купить» прощение. И лучшей кандидатуры для этого дела, чем Наба Санэнага, у меня не было. Впрочем, я зря надеялся. Нормального разговора не получилось. Священник был сама любезность, отменил ради меня все свои встречи (как раз начался съезд священнослужителей синто), внимательно слушал, перебирая четки. Но разве мог человек шестнадцатого века понять душевные терзания жителя двадцатого? По понятным причинам я не мог рассказать правду о себе, поэтому разговор получился сумбурным. Перескакивая с третьего на пятое, я обещал все исправить, вернуть все в прежнее русло — только пусть высшие силы перестанут отвешивать мне удар за ударом. Тяжела и неказиста жизнь простого атеиста. Как только прижмет посильнее, сразу бежим за помощью к потусторонним силам. Наба, конечно, от лица японских богов пообещал мне максимальную помощь.
Он организовал специальный молебен, совмещенный с символическим очищением хараи, после которого пытался успокоить меня храмовыми медитациями. Во-вторых, предложил устроить пышные похороны праха Тотоми. Дабы ее перерождение случилось как можно скорее и как можно в лучшем виде. По обычаю, когда человек умирает вне дома, его сжигают. Урну с пеплом привозят родственникам. И хранят сосуд в том же месте, где стоит домашний алтарь. Я же при поддержке Набы решил пойти дальше и устроить рядом с Тайсэкидзи красивый колумбарий, который станет отличной памятью первому близкому мне в этом времени человеку. Погребальный комплекс должен включать в себя высокую пирамиду, каждый камень которой будет иметь полукруглые ниши для хранения урн с прахом почивших. А на вершину я планировал поставить мраморную статую жены, обращенную в сторону востока. Тотоми будет первая встречать лучи восходящего солнца. Может ли скульптуру разрушить землетрясение? Вполне. Но меня это не останавливало.
Визит в Тайсэкидзи все-таки сделал свое дело. Я перешел на четвертую стадию переживания горя — депрессию. Мир стал серым и неинтересным. Я стал больше времени проводить, валяясь в постели, разглядывая потолок. Разогнал адъютантов и денщиков, прекратил утренние тренировки, запретил слугам заходить без разрешения в спальню. После смерти церемониймейстера меня стали бояться, и только Саюки умудрялась выводить меня из оцепенения. То принесет икебану из цветов, то новую расписную ширму. Девушка с моего разрешения дала расчет старым фрейлинам, отправила на покой Суку (пришлось даже специальный указ подмахнуть на эту тему), после чего набрала новых наложниц. Дамы, дабы меня расшевелить, пошили себе мужские штаны хакама (это вызвало целый скандал в Киото, который, впрочем, прошел мимо меня), научились играть в футбол и устроили целое соревнование. Разбились на две команды, выбрали судью из мужчин-самураев и два часа подряд гоняли мяч из бычьего пузыря, набитого травами. Получился турнир по мини-футболу, но мне было приятно. Я даже на некоторое время отвлекся от горьких мыслей и поболел за одну из команд. Впрочем, хандра быстро вернулась обратно.
Саюки не отставала от меня и в один из дней добилась осмотра у врача.
Акитори Кусуриури был вежлив, внимателен и настойчив. Исследовал мое горло, уши, прослушал сердце и легкие. Измерил пульс, проверил коленный рефлекс. До последнего додумался сам, впрочем, как и до аппарата измерения давления. Зная мою любовь к новинкам, начал рассказывать, как дошел до жизни такой. Наверное, думал, что новый виток прогресса в медицине встряхнет меня. Поначалу так и было. Я с интересом послушал о том, как Акитори вставлял в артерию лошади стеклянную трубку, в которой удалось зафиксировать подъем крови на один сяку выше уровня левого желудочка сердца. Но это еще не все. Оказывается, доктор изобрел специальный прибор, состоящий из стеклянного цилиндра, суживающегося на одном конце и переходящего в трубку на другом.
Акитори вытащил из рукава чертеж и, близоруко щурясь, начал увлеченно объяснять:
— Вот тут, как видите, трубка цилиндра соединяется с резервуаром воды, а вот это отверстие служит для выливания воды из устройства. В свободное отверстие цилиндра, снабженное матерчатым рукавом, обхватывающим плечо, вставляется рука человека. По установке руки в цилиндре в него вливается из резервуара вода при закрытом правом отверстии и открытом до полного вытеснения воздуха из цилиндра левом. Вот тут будет запирающий кран…
Насколько я понял из его сумбурных комментариев, рука человека оказывается заключенной в воде в герметически замкнутое пространство цилиндра, сообщающегося с колеблющимся на бумаге пером. Как только объем руки увеличится вследствие расширения сосудов и прилива в нее крови, вода вытесняется из цилиндра в одном единственно доступном направлении. В сторону устройства записи. Которое, в свою очередь, начинает чертить пером на шкалированной бумаге кривую изменения давления.
Все это было очень любопытно, но сомнительно с точки зрения герметичности. О чем я не преминул сообщить доктору. Мне показалась маловероятной постройка подобного аппарата без резиновых прокладок и рукавов. Впрочем, я не стал на корню убивать надежды Акитори на измерение давления. Хонда Хосима уже начал поиски гевеи, а значит, есть все шансы на то, что рано или поздно у нас будет каучук. Кроме того, я посоветовал использовать в медицинских опытах белых мышей и обезьян. Раз уж на островах полно мартышек и макак, то грех не задействовать животных при тестировании новых лекарств и лечебных приборов.
— Сын Неба телесно здоров, — виновато глядя на Саюки, заключил доктор. — Его ум, судя по затее с обезьянами, по-прежнему острый. Могу посоветовать прогулки на воздухе, усиленное питание и молотый корень женьшеня. И разумеется, не стоит забывать об удовлетворении полового влечения!
— Меня очень беспокоит, что наш господин давно не был с женщиной, — тут же закивала в ответ Саюки.
— Эй, а ничего, что я тут?
Моя вялая попытка вмешаться в разговор была проигнорирована, и вассалы продолжили обсуждать половые потребности императора.
Пришлось ретироваться и продолжить давить щекой спальный валик. На этом медицинские попытки вдохнуть в меня жизнь были прекращены.
Тогда Саюки поменяла тактику и решила взять меня измором. На следующий день я с удивлением обнаружил в приемной кучу высших чиновников. Как оказалось, им всем были разосланы письма с предложением явиться во дворец и отчитаться о первых десяти днях работы в должности министра. Послания были разосланы моей канцелярией, но концов найти не удалось. Да и не очень-то я искал, так как понимал, что все это проделки куноити.
Первыми в мой кабинет входят Хандзо и Гэмбан. И это показательно. Ведь в приемной сидят генералы во главе с Хиро, но Палата тайных дел в местной иерархии кроет армейских, как бык корову. Синоби радостно улыбается, и спустя минуту я понимаю причины подобного оживления. В руках у Хандзо мешок, а внутри мешка голова пожилого японца.
— Янаха Сэйко, глава траурных ниндзя, — бодро отрапортовал Хандзо. — Это они участвовали в нападении на дворец.
Поди проверь, чья это голова и кто там на самом деле замешан в атаке на Госё. Со спецслужбами всегда так. Кто контролирует контролера? В развитых обществах для этого есть специальные институты — независимые СМИ, общественные организации… В Средневековье ничего подобного нет, а значит, государственная безопасность — вещь в себе. Сегодня она тебя поддерживает, а завтра — здравствуй, шелковый шарф и табакерка. Как бы мне так построить систему сдержек и противовесов, чтобы и рыбку съесть — снять все угрозы своей власти, — и косточкой не подавиться — не стать жертвой заговора спецслужб? Начнем для начала с дублирования — пусть безопасники следят друг за другом, конкурируют.
