Японская война. 1904 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич (чтение книг txt, fb2) 📗
Дальше мой взгляд добрался до газет, и здесь меня ждали несколько новых афоризмов, явно заготовленных для хождения в народ кем-то еще в Санкт-Петербурге… Японцем и акула подавится. Японец правды не скажет, зато хорошо соврет. На то и японец в Азии, чтобы европеец не дремал. И новый пласт картинок. Здесь уже не было Васи, но была Россия в образе Афины Паллады и Япония в виде карлика в военном мундире, который пытался забраться за взрослый стол.
— Что думаете, господин полковник? Вам не кажется, что подобное пренебрежение к врагу может дорого стоить? — неожиданно рядом со мной пристроился Джек Лондон.
Писатель выглядел запыхавшимся: видимо, ему пришлось побегать по Ляояну, прежде чем получилось встать на мой след. Интересно, что ему нужно сегодня?
— Полностью согласен, — кивнул я. — Но что-то мне подсказывает, что судить пропаганду только с одной стороны будет неправильно. Например, в военном плане эти листы будут вредны. В экономическом — добавят стабильности. В международном…
Я посмотрел на Лондона, словно предлагая продолжить.
— Если посмотреть с этой стороны, то… — он задумался. — То такие публикации служат как будто бы предложением к переговорам для ваших западных соседей.
— Тоже так думаю, — кивнул я. — А еще мне кажется, что Вячеслав Константинович Плеве решил заодно усилить связь между Россией и Европой на уровне обычных людей. А то ведь ни мы, ни они никогда не считали себя единым целым. От походов тевтонский рыцарей и Сигизмунда польского до Карла шведского и Наполеона слишком часто мы оказывались по разные стороны поля боя. А тут такой повод.
— А ведь и правда, — как будто даже удивился Лондон. — Я ведь читал европейские газеты, и там многие сочувствуют России, желают вам победы. Даже у нас в Америке и в Лондоне, несмотря на союз с Японией и кое-какую поддержку их в прессе, все равно нет-нет, но проходят статьи и в вашу пользу. Кем бы ни был этот Плеве, которого вы упомянули, — писатель показал, что совершенно не интересуется нашей политической жизнью, — но он выглядит умным человеком. Заметить волну, оседлать ее… Даже интересно, что у него в итоге получится.
— Другой человек вряд ли бы смог стать министром внутренних дел империи, — улыбнулся я, задумавшись, а чего действительно смог бы добиться Плеве, если бы его не взорвали следующим летом. Или этим? Я не помнил точной даты и, погрузившись в мысли, выпал из разговора.
— Так как, вы поможете мне? — только похлопывание Лондона по плечу вывело меня из раздумий.
— Простите, отвлекся. С чем? — переспросил я.
— С отправкой моих записок о последнем сражении, — повторил писатель. — У меня не так много денег, а посылка с одним из капитанов в Америку и Лондон, чтобы с гарантией, будет стоить недешево. Про телеграф я и вовсе молчу. Наша сделка же еще в силе?
Он с подозрением посмотрел на меня. Я перевел взгляд на скрученную стопку листов, вытащенную писателем из внутреннего кармана костюма.
— А почему не хотите предложить ваши записки местным журналистам? — наконец, спросил я, вспомнив целые стаи работников пера и печатной машинки, которых уже успел заметить во время прогулки по городу.
— А зачем они им? — Лондон погрустнел. — Переписать пару слов в свои заметки? Это они с радостью, но вы же хотите большего?
— А переправить их за свой счет они не могут?
— У меня есть некоторая репутация, но ее точно будет недостаточно для такого интереса.
— Это мы еще посмотрим, — я махнул Лондону рукой, чтобы тот шел за мной.
Ляоян, несмотря на важность расположения, был все же не очень большим: просто разросшаяся до неприличных размеров железнодорожная станция. Поэтому первый же торговец подсказал направление, а потом до нужного дома мы дошли буквально за пять минут. Деревянный двухэтажный сарай, чем-то напоминающий американские салуны, был опутан проводами и окутан табачным дымом. Стало неуютно, но я уверенно зашел внутрь.
— И что дальше? — чем дальше, тем больше Лондон нервничал.
— Сейчас… — я несколько минут всматривался в толпу снующих туда-сюда журналистов, выискивая нужные мне лица.
— Хотите попробовать продать записки гигантам вроде «Таймс» или «Ворлд»? Их так просто не провести.
— Значит, проведем сложно, — я закончил подготовку, а потом уверенно двинулся вперед.
Прежде всего выцепил парня с символикой «Рейтер» — эти ребята работали уже больше 50 лет, зарабатывая на телеграфных рассылках срочных новостей. Вот я и договорился, что мы включим в ближайшую новости о записках Джека Лондона, который подготовил их в первых рядах русской армии. Будет спрос, появятся и предложения о печати, поэтому я и решил начать с первого, а не сразу со второго.
Мужчина по имени Берт Ройтер сначала попытался от меня отвязаться, но кто же его отпустит. В итоге договорились, пожали друг другу руки, и я пошел дальше. Следующей моей целью стал англичанин, только я выбрал не важных дядек, работающих на газеты метрополии, а молодого парня, купленного Japan Times. Самих-то японцев к нам не пустят, а вот англоязычный корреспондент для англоязычной японской газеты — почему бы и нет.
— Передайте вашим нанимателям, — с ходу предложил я, — что писатель Джек Лондон готов продать вашим газетам детальные записки о сражении на Ялу.
— Зачем им это? — парень сначала растерялся, но тут же сурово насупил брови.
— Думаете, японские читатели не захотят узнать не короткую сводку, а все-все детали о первом сражении своей армии? Успешном для них, хочу заметить, так что вряд ли эти статьи зарежет цензура.
— Возможно…
— Тогда я бы хотел через вас передать это сообщение еще и в «Асахи Симбун». И, возможно, вы сотрудничаете с кем-то еще.
— «Токио Симбун» и «Акахата».
Второе название оказалось довольно неожиданным, потому что в отличие от остальных официальных газет эта являлась рупором японской коммунистической партии и должна была появиться только в 20-х годах. Впрочем, лидер социалистов Сэн Катаяма как раз вернулся из Соединенных Штатов и начал разворачивать свою деятельность, так что… Вполне возможно, что первые попытки открыть свою газету он начал уже сейчас.
— Им тоже предложите. За копиями можно будет обратиться к Джеку Лондону. Он лично уже завтра все подготовит, — я посмотрел на своего спутника, и тот поспешил кивнуть.
После передачи сообщения японцам я заодно заглянул и к отечественным журналистам. До Ляояна из Мукдена и Харбина их добралось не так много, но я быстро познакомился с представителями «Русского слова», «Будильника» и недавно открытых «Весов» Брюсова. Увы, крупные журналы не были заинтересованы в большом англоязычном материале, а у небольших газет не было для него места. Я уже было хотел заканчивать, решив, что хватит нам для начала и того, что уже сделано…
Но тут к нам с Лондоном неожиданно подошел уверенный в себе мужчина, представившийся как Константин Чернецкий. Несмотря на суровый вид, который больше бы подошел убийце, чем журналисту — я словно чувствовал между нами что-то общее — мужчина много и искренне говорил. Рассказал, как трудился в «Рабочей мысли» в 1901-м, за что был сослан в Вологду, а оттуда решил отправиться сюда, чтобы на передовой приносить пользу Родине.
— И что вы хотите предложить? — я перешел к сути.
— Я представляю «Русские ведомости», — Чернецкий назвал одну из крупнейших московских газет. — Мы печатаем в том числе и литературные произведения. В этом месяце, правда, вряд ли что получится: нынешний редактор довольно консервативен. Но я слышал, что в ближайшее время редакция должна перейти к партии кадетов. И тогда любые заметки о войне будет ждать совсем другой прием. А даже если возникнут проблемы с цензурой, всегда можно будет привлечь самого господина Милюкова. И я уверен: мы продавим правду, какой бы неудобной она ни была.
— И что, уже есть интересные материалы? — полюбопытствовал я.
Чернецкий сразу заулыбался и, видимо, окончательно записав нас с Джеком в союзники, принялся показывать листы с заметками. Наверху оказался набросок какого-то Вересаева, где тот описывал, как пленного японца привели на помывку. Начал вчитываться и… «Боже мой, как он мылся. С блаженством, с вдохновением. Капли сверкали на крепком бронзовом теле…» Я тряхнул головой и удивленно поднял взгляд на журналиста. Это точно не любовный роман?
