Балтийский ястреб (СИ) - Оченков Иван Валерьевич (книги полностью txt, fb2) 📗
Мои размышления прервало вежливое покашливание секретаря.
— Кхе-кхе, ваше высочество, позволю напомнить, что через полчаса вам необходимо быть у императора.
— Так скоро?
— К девяти утра. А сейчас уже восемь тридцать две.
— Что ж ты молчал… Едем!
Спокойствие Головнина объяснялось просто. Зимой Константин, то есть я, предпочитал жить в столице, а не в Павловске или Стрельне. Так что добираться далеко нам не понадобилось. Разве что по пути пришлось немного прибавить шага, но ровно в девять мы оказались в приемной императора.
[1] Мандт Мартын Мартынович — врач, хирург, доктор медицины, лейб-медик Николая 1. По происхождению пруссак.
[2] ШМИП — Школа мичманов и прапорщиков.
Глава 3
Человек предполагает, а Господь располагает, говаривали наши предки и были совершенно правы. Как бы ни планировалась первая встреча с царем, все сразу же пошло кувырком. И виноват в этом, конечно же, оказался я сам. Но обо всем по порядку.
Император оказался высоким крепким мужчиной. На вид ему можно было дать не более пятидесяти лет или даже меньше, настолько моложаво он выглядел. Что интересно, в глазах отнюдь не читалась приписываемая ему замораживающая сила.
Увидев сына, Николай не смог сдержаться от улыбки и поднялся из-за стола, шагнув мне навстречу:
— Здравствуй, Костя. Мне докладывали, что тебе нездоровилось?
— Совсем немного. Но к счастью, все уже совершенно хорошо.
— Отрадно слышать. А отчего не одел свои очки?
Опаньки! Зазвенели тревожные колокольчики в голове. Услужливая память великого князя тут же подсказала, что он был очень близорук и практически постоянно носил пенсне. К слову сказать, это было не положено не только военным, но даже и находящимся на статской службе. Однако в случае надобности офицер или чиновник мог испросить высочайшего позволения носить их. И такое разрешение у великого князя, разумеется, было! Черт побери, так вот почему Головнин так удивленно посмотрел, когда я смог прочитать газету!
Хорошая новость — здоровье тела после моего в него попадания резко улучшилось. Что позволяет надеяться и на другие плюшки. Плохая — сейчас спалюсь!
— Просто мои костыли для глаз случайно упали и разбились. Появиться же перед тобой с треснувшими стеклами показалось мне неприличным.
— Понимаю, — усмехнулся государь, продолжая благосклонно смотреть на меня. — В таком случае, присаживайся и рассказывай.
— Если честно, отчет готовила канцелярия, так что придется читать по бумажке…
— Тогда проще самому будет ознакомиться с его содержанием, давай папку, изучу. Если появятся вопросы, будь готов держать ответ.
Такой поворот событий не порадовал. Но я уже понял, что Николай ко мне, то есть к своему «морячку», как он называл Константина в детстве, настроен предельно дружелюбно. Видно было, что император искренне любит второго сына и гордится его успехами. Так что сегодняшнюю неготовность к внятному изложению и ответам на сложные вопросы только восставшему с одра болезни молодому генерал-адмиралу наверняка спишут. А через неделю уже все изучу, подготовлюсь надлежащим образом и выступлю на отлично.
К счастью, история о злоключениях русских кораблей в чужих водах не испортила царю настроения. По всей видимости, за тридцать лет своего правления Николай Павлович уже привык к тому, что не все идет по заранее намеченному плану.
— Досадно, но, надеюсь, Путятин найдет случай все исправить, — благодушно отозвался он. — К счастью, не все на флоте так дурно устроено. Недавнее дело под Синопом принесло славу Русскому оружию, и уверен, отобьет охоту англичан с французами мешаться в наши дела.
— Боюсь, что не могу согласиться с этим, государь, — не смог удержаться я.
— С чем же? — удивленно взглянул на меня царь.
— Прошу прощения, — поспешил поправиться, — у меня нет сомнений в доблести наших моряков, так же, как и в талантах Павла Степановича Нахимова. Но вот в том, что просвещенные европейцы перестанут совать свой нос, куда их не просят, не верю абсолютно!
— В этом ты, конечно, прав, — скупо улыбнулся Николай. — Но это еще полбеды. Куда хуже, что англичане требуют от нас невозможного. Отказ от противодействия опасным для нашего Кавказа действиям турок неприемлем и оскорбителен для России. Между тем, я вполне разделяю мнение многих, в том числе и Карла Васильевича [1], обо всех невыгодных сторонах, которые должны для нас произойти из войны, предпринятой против Англии и Франции. Но что же делать, если упорно нам не оставляют другого выбора, представляя условия мира, которые невозможно принять без унижения? Канцлер считает, что войну надо прекращать. Моя же мысль в том, что если бы Османская империя была прежней: слабой, безобидной, дружественной, с которой можно было сосуществовать в добрых отношениях, тогда воевать было бы незачем.
Договорив это, государь потянулся к графину, набулькал себе полный стакан воды и жадно осушил его. Похоже, он все для себя решил, и природное упрямство ни за что не позволит ему признать неправоту…
— Но совсем другое дело, — голос царя снова окреп. — Если мы имеем дело с Турцией враждебной, злонамеренной, доступной всем иностранным влияниям, служащей пристанищем всем эмигрантам, причиняющей нам беспрестанные затруднения! Притом нет никаких сомнений, что она и в дальнейшем будет опираться на враждебные России кабинеты. При этих условиях для нас предпочтительнее другая комбинация. При которой создастся новый порядок вещей, несомненно, неизвестный, проблематический, может быть, тоже чреватый другого рода невыгодными сторонами, но все же менее неблагоприятный, чем тот, который создался сейчас.
— Это означает войну, — мрачно подытожил я.
— Не думаю, — задумчиво качнул головой император, в знак отрицания, — что они решатся на что-то большее, чем демонстрацию враждебных намерений. Или ты считаешь иначе?
— Трудно сказать, ваше величество, что придет в голову очередному Наполеону, не говоря уж о правительстве королевы Виктории. Но уверен, что это сражение их не слишком напугало.
— Объяснись. Париж, по сведениям от нашего посла, не демонстрирует желания воевать, скорее, ищет пути мирного разрешения нашего противостояния с султаном.
— Как раз напротив, почти убежден, что недавно узурпировавший власть Бонапарт и является главным закулисным разжигателем войны. Только у французов имеется армия, способная на полномасштабное вторжение в наши пределы. И что еще важнее, он сумел добиться главного. Традиционная антифранцузская коалиция развалена. Британцы с ним заодно, Вена и Берлин в лучшем случае нейтральны, в худшем могут начать чинить нам препоны, но точно не помогут в войне. Остается вынудить Россию начать войну с Европой и, используя преимущество морских коммуникаций и силу флота, начать самые решительные действия на Черном море и даже высадку крупных сил десанта в Крыму.
— Ну, это ты, брат, хватил! — рассмеялся Николай, и я не без досады припомнил, что экспедиционный корпус союзников сначала доставили в Турцию, потом перевезли в Варну, планировали даже отправить на Кавказ. В общем, Крым в начале войны выглядел наименее вероятной точкой для удара.
— Не слишком ли ты сгущаешь краски? — продолжил государь. — Мне докладывают об иных настроениях в Тюильрийском дворце.
— Наполеон Третий — хитрая бестия! Ему нужна война, чтобы закрепиться на троне своего дяди, и он сделает все, чтобы ее развязать! Он желает обмануть нас и делает все от этого зависящее. Поручите дипломатам отследить, какие реальные приготовления ведутся. Закупка снаряжения — лучший разведывательный признак. Там, где идут поставки, уже сформирован бюджет и выделены деньги. И это просто так не бывает.
— В твоих словах что-то есть, — задумался царь. — Но почему ты считаешь, что поражение турецкого флота не будет иметь последствий?
— Судите сами, государь. Корабли Нахимова были много сильнее, чем у Осман-паши, тем не менее, турки отчаянно сопротивлялись и нанесли нам немало повреждений. То, что «Ростислав» вообще смог дойти до Севастополя, трудно объяснить чем-либо, кроме заступничества высших сил. Следует так же учитывать, что, после провала миссии Меншикова в Стамбуле, все убеждены в нашей неготовности к войне.
