Да здравствует Государь! (СИ) - Касаткин Олег Николаевич (библиотека книг TXT) 📗
19 октября Крамп заложил броненосный крейсер для Тихого Океана «Муравьев-Амурский», проект также переработан с целью улучшить бронезащиту корабля.
У него начата постройка третьего стапеля и в будущем году он планирует построить еще два стапеля с целью полного выполнения как нашего заказа для Балтийского флота, так и заказа флота САСШ.
А подписание договора с ним по строительству кораблей для Тихого Океана у нас назначено на 4 ноября. Поэтому он просит предоставить ему гарантию министерства финансов на корабли для Балтийского флота. Прошу дать соответствующее указание Ивану Алексеевичу.
Георгий не сдержал злой гримасы.
Но потом вдруг с усмешкой покачал головой.
— А твердят что американцы — очень деловые люди. Русский промышленник бы за такой заказ поклоны бил на коленях — так что паркет трещал! Или он вообразил что император всероссийский его надует?
Что до гарантий — сообщите ему, что он получит даже Нашу личную гарантию — при условии если также лично прибудет в Российскую империю — заодно и обговорим все вопросы касающиеся договора по Балтийскому флоту по той же артиллерии и новых заказов в будущем.
— Будет исполнено сегодня же… — Чихачев похоже был в легком недоумении но старался не подавать виду.
Следующим посетителем должен был стать Кауфман — по неслужебному делу как гласила запись. Это само собой было интересным — у генерала — и неслужебное дело!
Веронике показалось, будто сердце ее замерло на мгновение. Затем, набравшись мужества, она еле слышно переспросила.
— Боюсь, что я не совсем правильно поняла вас, Александр Александрович… Или не расслышала?
Здесь в маленьком зале неподалеку от прохода в кухмистерскую часть они были одни. Вероника как раз отправилась позавтракать — и надо думать хорошо знающий дворцовый распорядок и привычки фрейлины Кауфман заранее ее поджидал.
— Нет — вы все верно расслышали — моя дорогая! Я хочу чтобы вы стали моей женой.
Она не сразу нашлась с ответом, чувствуя, что ее бьет дрожь.
— Выходите за меня замуж, милая Вероника, и я сделаю вас счастливой!
— Я не должна вас слушать, мне лучше уйти Александр Александрович, — забормотала Вероника. Потом вдруг встрепенулась. Ну как она могла не понять?!
— Скажите — это ведь Георгий Александрович вас попросил? Хотела сказать — «вам приказал» — но в последний момент передумала — зачем лишний раз унижать этого человека — даже если правда: генерал ведь не виноват ни в чем.
— Нет Вероника — ОН не знает…
— То есть как?? — она не сдержала громкий возглас. Но тогда… ради чего? Тут надо сказать она весьма удивилась: если ее Государь и повелитель не знает о намерении Кауфмана, то его поступок может вызвать нешуточный гнев молодого монарха. Конечно не ссылка и разжалование как в прежние времена — но вероятна отставка и конец карьеры — блистательной и хорошо начавшейся — завидной… для небогатого и неродовитого дворянина особенно. Ему под стать дочь министра или миллионщика. А она… Хорошо если отец выделит какое-то приданое… — невпопад промелькнуло у неё.
— Ради чего тогда? — повторила она.
— Ради вас Вероника Антоновна… Ибо я люблю вас — люблю — с тех пор как смею это делать — ибо Государь ныне женат.
Вероника грустно покачала головой про себя. При дворе она недолго близко и не с кем кроме Ольги да Алины (то есть уже — княгини Орбели) — не сошлась. Но отлично знала, что прежние цари держали фавориток и при живых женах… Конечно — батюшка Георгия был не таков — но вряд ли у покойного императоры до женитьбы был такой вот Охотничий домик. «С чем в люльку с тем и в могилку!» — любил повторять её отец слыша от знакомых — о ком-то — мол вырастет и остепениться.
Кауфман между тем пребывал в некоторой растерянности. Он хотел рассказать этой женщине всё — как начал вдруг всё чаще вспоминать о ней; как гнал от себя мысли неподобающие верному слуге монарха и ругал себя за них самыми непристойными выражениями; как после свадьбы императора подумал вдруг что может надеяться… Но ощутил что не может подобрать слов — словно юнец на первом свидании.
— Вероника… соглашайтесь! — сказал он вместо этого, постаравшись придать голосу подобающую генералу твердость.
— Это… не правильно, — попыталась возразить она; пробормотала, словно разговаривая сама с собой:
— Почему же нет? — спросил Кауфман.
— Но мы… не можем… Мы не должны!
— Но почему же? — мягко и настойчиво осведомился он.
— Зачем я вам! — растерянно помотала на головой.
— Неужели это так трудно понять? Вы — самая красивая женщина, которую я встречал в своей жизни, еще вы самая умная, самая восхитительная и самая добрая.
— Вы не должны так говорить, — всхлипнула Вероника. Это… не правильно, не правильно!
— Любовь приходит и становится всем, о чем и мечтают и на что надеются всю свою жизнь. И ее не интересует — что люди думают о ее правильности. Увидев, как вздрогнула Вероника, он тихо добавил:
— И именно этой любовью я полюбил вас.
— Александр Александрович… — печально произнесла Вероника. Я … вы прекрасно знаете кто я такая и какое место занимала при дворе.
— Вы та, которая была дорога моему императору! — отчеканил Кауфман.
— Можете называть это так, если вам угодно… («Дорога?» Двадцать тысяч рублей положенных на ее имя Вдовствующей императрицей и в самом деле — хорошая цена!)
— Я соблазненная и брошенная женщина — и мать незаконнорожденного ребенка… («Бедная моя Аглаша — ты вырастишь — и как я тебе объясню, почему у других девочек есть папа а у тебя — нет?») Оттого я собственно и оказалась… вместе с госпожой фон Мес… и другими. Даже если мой… муж лгал и брак законен — тем хуже для меня: ибо я в таком случае еще и неверная жена, которой при разводе полагается семь лет покаяния до нового замужества.
— Вы — жертва мерзавца растоптавшего вашу любовь! — воскликнул он. Вероника Антоновна — доверьтесь мне — и все решиться. У вас будет муж — муж перед Богом и людьми а у вашей дочери — отец!
— Вас назначают в Святейший Синод? — не сдержалась она чтоб не уколоть собеседника.
— Нет — он ничуть не обиделся — но смею думать мое слово что-то значит для господина Победоносцева — который хоть уже и не глава Синода но имеет там немалый вес. Вероника — решайтесь…
Она смотрела на этого не по-немецки темноволосого красавца-мужчину в расцвете лет — как ей было известно — предмет тайных воздыханий многих дам познатнее её да и побогаче. Стоит ей сказать только слово и…
И ей придется ложиться с ним в постель и подчиняться его желанию — месяц, год, всю жизнь… Рожать ему детей. Терпеть его капризы и лишь смиренно опускать глаза в ответ на грубость… И молчать если он попрекнет ее прошлым — ибо нечего возразить. Но… — вдруг зашептал тихий вкрадчивый голосок — разве ты одна такая в мире? Сколько девиц выходят замуж сосватанные матушками-тетушками за тех, кого иногда толком и не видели? И живут долго и счастливо. Вот ты вышла замуж по большой любви — как оно — славно получилось?
А еще вспомнился — как будто вчера — последний день перед отъездом в Петербург. За окном — прибитая первым снегом ржаво-бурая листва поздней осени… В мезонине звенит беспорядочным перебором струн гитара… Гитара цыганская — мамина, а вот играет отец — выпив с горя.
Сама же Аглая Гурьевна молча глядя исподлобья следила за тем, как Вероника собирала вещи…
— Был бы кто другой — прокляла! — вдруг хрипло выдала мать. Потаскухи да гулящие в моем роду случались — не без того. А вот продажных не было. Прабабка твоя пана знатного по мордасам кошелем с червонцами отходила который он ей за пазуху сунул. Дед твой — мой отец — купца венгерского мало на нож не насадил когда он меня в тринадцать лет купить хотел… Я отчего ведь простила тебя, пустоголовую: любила ты этого своего Амнеподиста — шута горохового. А от любви, известно, ума решаются — и люди тебя куда побашковитее! Но… здесь дело другое — это царь русский. Царь он от Бога… Не от цыганского — Дуввеля или еще какого — от Бога Живого… Царь русский нас когда-то вольными людьми сделал — а в Валахии еще при моем отце рома рабами были! Долг на всех людях нашей крови перед царями. Так что — не осрами! Может и будет еще с тебя толк — во дворцах тоже люди живут… — непонятно закончила она и вдруг крепко расцеловала — перекрестив.
