Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич (книги без сокращений txt) 📗
Громадные массы конницы, прикрываясь передовыми разъездами столкнулись неподалеку от Красника, Островца и Вильколаз.
Эскадроны съезжались в полях, находя противника по разгорающейся перестрекле дозоров. С тяжелым топотом мчалась друг на друга кавалерийские лавы и обменивались залпами поспешно занимающие позиции батареи конной артиллерии. Но с флангов русских эскадронов уже разворачивались пулеметные повозки — «манджурки» и, неожиданно для австро-венгров, по рядам их конницы словно косой прошлись очередями пулеметы. В смешавшиеся от столь внезапного огненного ливня строи эскадронов в синих и голубых мундирах и красных штанах врезались кавалеристы в зеленых мундирах и синих штанах. И пошла рубка… Налетевшие русские рубили, топтали и гнали. И скоро только и видно было прильнувшего к гриве всадника и второго, настигающего его, слегка отклоняясь в седле для удара шашкой. Да визжали разгоряченные боем и кровью, хватая зубами друг друга, взбесившиеся кони…
В результате боев понесшие большие потери австрийцы отступили к своей границе. Преследуя их, части первой кавалерийской дивизии вошли в город Янов. Вместе со штабом дивизии, старшим адъютантом Генштаба в котором служил закончивший Академию ротмистр Михаил Гаврилов.
Небольшой уездный город, в котором до войны проживало около восьми тысяч человек, поразил Михаила. Казалось, сквозь город, напрямую, не разбирая дороги прошла монголо-татарская орда, оставляя за собой разрушенные и сгоревшие дома и заставляя разбегаться мирных обывателей.
— Ничего не понимаю, — поделился едущий рядом с Гавриловым в колонне капитан Полтавцев, адъютант дивизионного штаба. — Неужели австриякам более заняться нечем было, как сии разрушения учинять?
— Полагаю, Владимир Николаевич, что так оно и обстоит. Боев за город не было, наши пограничники отошли, не сталкиваясь с подавляющими силами цесарцев. Да и мы по городу из орудий не стреляли. А обывательских домов я с полдюжины уже насчитал сгоревших. А вот этот — вообще взорван. А это что? Видите?
К удивлению русских офицеров, в канаве валялся труп местного жителя…
На следующий день Половцев, возглавивший «комиссию по рассмотрению нарушений правил войны неприятелем», отправился по городу в сопровождении четырех офицеров, по одному от каждого полка дивизии.
Еще через день, закончив обычные штабные дела и пользуясь тем, что кавалерию остановили у границы до подхода основных сил, Михаил прочитал скупые и страшные строки составленного комиссией документа: «Когда президент города Горчинский, собрав с населения по приказу генерала фон Диллера десять тысяч рублей, вручил их немцам, то был тотчас же сбит с ног, подвергнут побоям ногами и истязанию, после чего лишился чувств. Когда же один из сторожей магистрата подложил ему под голову свое пальто, то был расстрелян тут же у стены. Городской казначей Соколов был подвергнут расстрелу после того, как на вопрос — где деньги? — ответил, что уничтожил их по приказанию министра финансов, в удостоверении чего показал телеграмму. Местных жителей расстреливали на каждом шагу и трупы лежали неубранными на улицах и в канавах… За нарушение каждого постановления генерала фон Диллера приказано расстреливать каждого десятого обывателя[8]». Описывались также случаи многочисленных изнасилований и расстрелов сопротивлявшихся этому.
— На поверку вышло, что австрийские офицеры, лишены нравственных понятий культурного человека, потому что только нравственный урод или половой психопат способен на глазах родителей убить их ребенка или изнасиловать их дочь, или в присутствии оскорбленной и униженной девушки расстрелять ее отца только за то, что несчастный осмелился протестовать против наглого и циничного обыска, произведенного венгерским лейтенантом, — заметил Половцев, — Военная гроза пройдет, заживут раны, но память о зверских выходках этих выродков не должна заглохнуть…
— Ничего, Владимир Николаевич, мы еще припомним им все, — ответил Гаврилов. — Все, уцелевшие на войне, ответят перед судом за их злодеяния, когда мы войдем в Вену.
Германская империя Берлин, Городской дворец. Август 1909 г.
— … После сражений у Дубно и Красника русские остановились и в настоящее время, по донесениям нашего военного агента, заканчивают развертывание уже отмобилизованных корпусов. По нашим сведениям, в наступление они планируют перейти, когда будут полностью сосредоточены корпуса, которые они перебрасывают из остальных округов. На что им потребует не менее месяца. Австрийцы в свою очередь, заканчивают сосредоточение своих армий и, самое вероятное, перейдут в наступление, пытаясь разбить пограничные русские армии до прибытия подкреплений. Они сосредоточили практически всю армию на русской границы, оставив незначительные силы на нашей и итальянской границе, и не более одного-двух корпусов на сербской границе.
— У них есть шансы? — Вильгельм II сегодня вел себя необычно. Сидел тихо, внимательно, без единого замечания, выслушал начальника Генштаба, а сейчас — и начальника оперативного отдела. Такое поведение императора очень нервировало всех присутствующих, но как положено настоящим германским военным они старались делать вид, что ничего необычного не происходит.
— Очень малые, Ваше Величество, — ответил полковник Люндендорф — Русские незначительно уступают им в численности и вероятнее всего успеют подтянуть силы из Варшавского округа.
— Понятно, — немногословно ответил кайзер. — А что у нас на Западе? Полковник?
Николаи резко встал, и ответил, не заглядывая в лежащие пред ним бумаги.
— Бельгийцы, закончив мобилизацию, по-прежнему не меняют дислокацию войск. Две дивизии прикрывают нашу границу, одна стоит на голландской границе, две на французской, одна рассредоточена вдоль побережья и кавалерия стоит в столице. Французы сосредоточили на нашей границе войска прикрытия, всего не менее трех корпусов. Англичане, по полученным сведениям, начали высадку кавалерии, силами не менее двух бригад, в Кале. Население встречает их дружественно.
— фон Чиршки? — спартанская краткость Вильгельма поистине пугала. Вот и министр иностранных дел вскочил с видом школьника, не успевшего выучить урок.
— Ваше Величество, господа, — начал он, как опытный специалист по мере произнесения первых слов, которые, как известно, должны прикрывать истинные мысли настоящего дипломата, приходя в себя, — сразу после получения первых сведениях о действиях англо-французского альянса и по получении разрешения Его Величества, фон Шен передал Пишону[9] наши требования об объявлении нейтралитета, прекращении мобилизации и передаче в виде гарантии выполнения этих требований крепостей Туля и Вердена под управление нашей военной администрации. Ответ еще не получен, хотя срок уже истек.
— Хельмут, когда наши войска будут полностью развернуты?
— Ваше Величество, мы будем полностью готовы через сутки, — ответил кайзеру начальник Генерального штаба фон Мольтке.
— Сутки? Много. Даю двенадцать часов и ни минутой более! — вспылил кайзер. — Отмобилизованные и развернутые войска не смогут начать наступление в течение суток? Или я что-то не знаю? — он грозно смотрел на постепенно бледнеющего Мольтке.
— Я полагаю, Ваше Величество, что сначала необходимо добиться ответа от бельгийцев и уточнить французскую позицию, — ответил начальник Генштаба. — Но если на то будет ваша воля, мы готовы выступить не позднее шести часов с момента отдания приказа.
— Вообще-то мне всегда казалось, что ты возглавляешь мой генеральный штаб, а не министерство иностранных дел, — соизволил пошутить Вильгельм. — Но ты прав, не стоит спешить. Генрих, — обратился он к министру иностранных дел, — немедленно запросите у нашего посла во Франции, что ему ответили по нашим требованиям. Передайте в Брюссель — пусть вручат ноту. И… если французы не ответят — вручайте меморандум об объявлении войны.
— Простите, Ваше Величество, — вступил в разговор канцлер, — не получится ли так, что мы вступим в войну против Франции и Англии, а русские ударят нам в спину?
