Боги не дремлют - Шхиян Сергей (читать книги полные TXT) 📗
– Дормидонт, – перебил я, – ты с кем все время разговариваешь?
– Сам что ли не знаешь? С тобой, – покладисто объяснил он. – Паренек твой, вот этот, – указал он пальцем на Матильду, – гляжу я, какой-то хмурной, слова доброго не скажет!
Боюсь, что на добрые слова я тоже оказался неспособен и стал говорить на повышенных тонах. Точнее будет сказать, начал кричать:
– Ты нас взялся отвести в Потапово? Взялся! Так и веди! Если все выполнишь, как договорились, я тебе денег дам!
Однако на Дормидонта мой крик никакого впечатления не произвел, он только выпустил из руки повод лошади и прислонился плечом к дереву, после чего грустно улыбнулся и объяснил:
– Я разве за деньги вас веду? Мне деньги, тьфу. Мы по крестьянству и без денег сгодимся. Я по добродушной душевности вызвался. Вижу, господа справные, почему думаю, не помочь хорошим людям? Доброму делу и ангелы на небе радуются!
– Ну, так порадуй их, ради Бога, отведи нас в Потапово! – взмолилась Матильда. – У меня уже от дождя вся одежда промокла!
– Лучше умереть, чем неправду терпеть, – подумав над ее словами, ответил народной поговоркой Дормидонт.
– Ладно, – сказал я Матильде, – не понимаешь что ли, не хочет он нас вести, вот дурака и валяет… Поехали, как-нибудь и сами доберемся.
Дормидонт впервые посмотрел мне прямо в глаза и виновато сказал:
– Твоя, правда, ваше сиятельство, крепка могила, да никто в нее не хочет. Не по Сеньке, видать, шапка. Прости если что не так, только никак я не могу в то Потапово идти. Барин тамошний – чистый зверь, от него и свои крестьяне терпят, а чужому не приведи Господи попасть, с живого шкуру спустит.
– Понятно, – сказал я, хотя ничего понятно мне не было, особенно то, зачем Дормидонт сам вызвался нас проводить, а на полдороги вдруг испугался. – Не можешь, так не можешь, неволить не будем. Прощай, если так.
Я тронул повод и застоявшаяся лошадь, боком обойдя мужика, пошла вперед. Мне почему-то показалось, что мы с ним просто так не расстанемся, потому я не стал оглядываться, оставив его, что называется, посреди дороги.
– Ну, ты посмотри, что за люди эти крестьяне! – сердито сказала Матильда, поравнявшись со мной.
– У каждого в жизни свой интерес, – философски ответил я, – сейчас узнаем, что ему от нас нужно.
– Ты думаешь, что он не уйдет?
– Нет, конечно, зачем бы он с нами тогда пошел. Крестьяне народ рациональный.
– Что значит, «рациональный»? – переспросила она значение незнакомого слова.
– Это значит, что ничего просто так не делают, – примерно перевел я. – Сейчас он нас окликнет!
Мы уже отъехали достаточно далеко, и было самое время Дормидонту нас остановить, что и случилось, словно бы на заказ:
– Ваши сиятельства, погодьте! – крикнул мужик. – Надо пару слов сказать!
Я не без торжества посмотрел на француженку и остановил лошадь. Мужик трусцой бежал по лесной тропе.
– Я тут подумал, – запыхавшись, сказал он, подходя к нам, – как же вы без меня Потапово найдете?!
– А тебе что за печаль, если ты боишься туда идти? – спросил я. – Или передумал?
– Оно, конечно, боязно, тамошний барин зверь зверем, – повторил он нелестную характеристику Погожина-Осташкевича, – только мне любопытно узнать, зачем вы-то туда едете?
– Ты только за тем нас остановил? – нарочито строго спросил я.
– То мне знать очень даже любопытно, – вновь сказал он.
– Убить мы его собираемся, Дормидонт, – безо всяких околичностей, сказала Матильда. – Он меня оскорбил и за это должен ответить!
Я незаметно посмотрел на женщину. Матильда так сильно сжала поводья, что у нее побелели пальцы. Похоже, что я сам не все знал из того, что у нее произошло с Павлом Петровичем. За обычную трепку, которую она получила в охотничьем доме, Матильда вряд ли бы так страстно жаждала мщения. Синяки у нее уже рассосались, опухоль спала, так что можно было бы и успокоиться.
– Вот оно, значит, что! – сказал Дормидонт и полез под шапку почесать затылок. – А то я в сумлении пребывал, чего вам у тамошнего барина понадобилось. Думал, может сродственники ему какие или как. А, оно вот что получается. Значит, не только мужики от него претерпели, но и господ сумел обидеть.
– Тебя он тоже обидел? – задал я наводящий вопрос.
Мужик замялся, отвел взгляд и, не поднимая головы, ответил:
– Не то что бы обидел, а так… Братишку моего младшенького по его приказу на кресте распяли. Оно, конечно, и Спаситель такую муку терпел, только сомневаюсь я…
– То есть, как это распяли?! – поразился я. – По настоящему, на кресте?!
Дормидонт смутился, кашлянул в кулак, потом перекрестился и негромко сказал:
– Сам я, конечно, того не видел, мне верный человек рассказал. Прибили Ванюшку к кресту гвоздями, а потом и веревками привязали, чтобы не сорвался, и держали, пока он не помер. Долго он мучился, молодым был, здоровым. Оно, конечно, я понимаю, бунтовать против господ грех, за то в Сибирь или кнутом забьют, а мы люди семейные…
Сказать на это нам было нечего, мы сняли кивера и молчанием почтили память покойного. Потом я вернулся к делу:
– Значит, ты тоже хочешь с Потаповским барином посчитаться?
– Как можно, это же бунт! – испугался Дормидонт. – Вы-то люди пришлые, да еще сиятельства, с вас все как с гуся вода, а про меня, коли узнают да донесут…
– Ладно, ты нас только туда доведи, а мы тебя не выдадим, – пообещал я.
– Да нешто вы вдвоем с евойной дружиной справитесь? У него там кровососов десятка два с гаком будет. Да все как на подбор, мордатые да здоровые!
– Думаю, уже поменьше осталось, – сказал я. – Мы на него не войной пойдем, попробуем подобраться хитростью. Мне один человек сказал, что барин живет не в господском доме, а рядом в небольшой избе. Вряд ли у него там есть большая охрана.
– Обманул он тебя, – не задумываясь, сказал проводник. – Там и есть главная засада, кто в ту избу попадет, в живых уже не выйдет.
– Спасибо, что предупредил, – поблагодарил я, – впредь буду осторожнее. Ну, что ты надумал? Пойдешь с нами или останешься?
– Если только проводить, – задумчиво сказал Дормидонт.
Было видно, как он борется сам с собой. Очень ему хотелось посчитаться за брата, и было страшно оставить семью без кормильца. Мы ждали, чем это кончится. Наконец, он решился и махнул рукой:
– Будь что будет, пойду с вами!
– Вот и хорошо, – как о само собой разумеющимся, сказал я, – теперь расскажи о дорогах и топях.
Дормидонт больше дурака не валял и толково описал короткую и длинную дороги.
Мы посовещались и решили не рисковать с болотом и добираться кружным путем, проселками и лесным дорогам. Французы нас не пугали, пока мы были в форме, можно, как и раньше, отговориться тем, что заблудились и возвращаемся в свой полк. Правда, пеший проводник замедлял движение, но нам можно было не тропиться, все равно в Потапово входить нужно был только ночью.
– До вечера мы туда доберемся? – спросила мужика Матильда.
– Бог даст, может, и поспеем, если лихие люди не помешают, – ответил он. – Сейчас война, потому особливо не загадаешь.
С этим было трудно спорить. Война действительно не уставала о себе напоминать, то далекой стрельбой, то разоренными деревнями. Мы старались не выходить из леса, дороги переходили, как положено партизанам, осмотревшись, когда на них никого не было. Пока Бог нас миловал, и удавалось избегать столкновений с лихими людьми.
Наш Сусанин с посохом и узелком за спиной, бодро шел впереди, а мы плелись за ним следом и мокли под дождем. Французская военная форма не очень подходила для русской осени, по мне, была просто плоха и неудобна. Как всегда, красота требовала жертв и то, что восхищало публику в военных, им самим выходило боком.
После ночи, проведенной лежа в обнимку на лошадиных попонах, мы с Матильдой хотели спать и дремали в седлах. Однако Дормидонту вскоре надоело идти молча, он приотстал, под видом помощи взял моего коня под уздцы и завел разговор «за жизнь». Обращался он исключительно ко мне, принципиально игнорируя малолетнего корнета. Говорил он, как и все безграмотные люди, плохо, употреблял слова, как Бог на душу положит, так что сначала я вообще не понимал, о чем идет речь. Потом разобрал, что мужик сетует на жизнь, родственников, барина, неурожаи, падеж скота, Господа, короче говоря, на весь свет.
