Форк 1941 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич (книга регистрации TXT) 📗
Как бы то ни было, они подобрали пару особо перспективных (с его слов) ребят с радиотехнического факультета, которые им сделали первый сумматор!
Впечатлил, признаю. Видимо, действительно талантливые люди. Или, имея направление и верное понимание, «как, из чего и зачем» делать, требовалось лишь сообразительные люди, знающие как держать паяльник и знакомые с какой-то теорией?
Ему виднее. Я, мягко говоря, малокомпетентен по данному вопросу…
Новоприбывшие (как эти двое, так и несколько других) были ознакомлены с общей идеей и концепциями, лежащими в основе проекта АДЭВМ, и, как вижу, крайне удачно включились в нашу DreamTeam:-)
Если честно, был поражен тем энтузиазмом, с которым люди, судя по тем, с кем общаюсь здесь лично, берутся за большую работу. В моё время (судя по некоторому shareware-опыту) такой же энтузиазм может вызвать либо уверенное видение в финале «хороших бабок», либо уж совсем не слабая гикнутость на какой-то теме.
Как термин «geek» хорошо подошло к слову «гикнутость» то:-)
В свою очередь, я обрисовал Бруку ход дел с реализацией эмулятора ДЭВ-а и высказал предположение, что в проекте первой советской ЭВМ придётся выбирать самый простой, из трёх подготавливаемых мной вариантов системы команд.
Он поддержал меня и лишь немного посмеялся, сказав, что мне надо просто умерить свои ожидания от «первой реализации» в свете моих знаний и сравнений. Сейчас, по его словам, важнее – надёжней, проще и быстрее. Ну да, кто же спорит?
«Синица в руках»… ясно-понятно.
После всего того, что узнал о нынешнем реальном положении дел в вычислительной технике на 40/41 гг, мне стало видно, что я, с точки зрения местных, просто «капитально зажрался в своём нанометрово-микропроцессорном будущем», а они итак в восторге от ближайших перспектив.
Конечно, ничего такого, произносить вслух при общении, тем более телефонном, с Исааком Семёновичем, я не стал:-)
Брук посоветовал мне, не дожидаясь завершения разработки системы команд АДЭВМ М-1 (её машинных кодов) продумать следующий аспект:
После сборки машины и проверок её работоспособности ещё не в автоматическом режиме, когда АЛУ её «процессора» будет выполнять команду за командой, а по одной, последует следующий этап – проверки этого самого автоматического режима. Так почему бы не подготовить пару десятков простейших математических задач, на которых должно будет убедиться в том, что ЭВМ работает как надо?
Программки решения уравнения параболы, обращения матрицы и так далее.
Он рекомендовал сразу «поднапрячь» математиков, работающих пока «на обучение», науку, артиллерию и оба важнейших для страны проекта. Мол, пусть сейчас же приступят и к работе в третьем. Брук верно оценил, что я разорвусь, стараясь справится с всё возрастающим комом чисто программистских задач, которые уже тащу на себе.
Сам подметил вот что в его речи – термин «процессор» товарищи уже воспринимают естественно и непринуждённо, вставляя элемент терминологии будущего в разговоры. Хотя, разумеется, до фактического появления их в ЭВМ в привычном мне виде ещё далеко.
А ещё подметил – начал уставать к концу рабочего дня. Видимо, потому так и жду выходного? Дело не только в лыжах?
Ладно, я, в общем то, занимался привычным мне делом, пусть и со всей новой спецификой. Но эти люди то… они реально «горят».
Тот самый энтузиазм? Советский? Или просто естественно у по настоящему увлеченных творческим делом талантливых и имеющих подходящие знания и профессиональную подготовку людей? Да какая, собственно, разница?
Едва я наговорился с Исааком Семёновичем, выхлебал кружку чая, чтобы смочить пересохшее горло, сел и вернул в себя в обычный рабочий режим, начав размышлять о командах битового сдвига, их необходимости в «первой ЭВМ», по ходу дела перерывая имевшиеся материалы по игровым приставкам, «спектруму» в поисках малейших подсказок и обрывков исторических сведений, могущих быть полезными, как Света снова дёрнула меня.
Звонил Лосев. Из Казани.
Глава 3. Шура-Бура
Согласно так цеплявшей поначалу в речи потомка терминологии будущего, я – «аутсорсер». Работающий по отдельному договору с секретным 8-м отделом ГУГБ НКВД технический специалист. Увы, интернета – всемирного объединения миллиардов разнообразных электровычислителей в нашем, уже наступившем 1941-м году нет и в самом ближайшем будущем не предвидится. Поэтому я и товарищ Ляпунов – другой «аутсорсер», также зацепившийся фамилией где-то в памяти потомка за какие-то достижения в том будущем, совмещаем наши преподавательские обязанности с работой во второй половине дня в 8-м отделе, куда являемся лично.
Выданные в НКВД в своё время официальные бумаги за подписью начальника 8-го отдела товарища Поташника помогли мне и Алексею утрясти все формальности с совмещением обязанностей «там» (в артиллерийской академии у меня и пединституте у моего коллеги) и «здесь»…
Всё началось очень неожиданно. Завязка моего попадания на секретную работу выглядит подобно кадрам из переводного иностранного низкопробного шпионского фильма. Хотя и не очень хорошее это сравнение в отношении наших чекистов, которым я бы поостерёгся делиться с кем-то ещё, даже с теми, кому доверяю, но слов из песни, как говорится, не выкинешь.
Осенью как-то шёл по улице из артакадемии, где летом только-только стал ассистентом на кафедре и начал преподавать математику. Из остановившегося около меня автомобиля вышло двое в чекистской форме. Один из них показал удостоверение. ГУГБ НКВД, сержант такой-то. И очень вежливо, но настойчиво и увесисто произнёс:
– Товарищ Шура-Бура? Михаил Романович? Беспокоиться не надо, но вам необходимо проехать с нами. На месте всё подробно объяснят…
Струхнул я изрядно, аж руки дрожать стали, в машине старался на виду их не держать, чтобы сидящий рядом сержант не заметил, как я разволновался. А сам всё лихорадочно по дороге соображал, где чего мог натворить, не зная о… неизвестно чём. То ли кто-то из университетских недоброжелателей что-то припомнил, то ли ещё что.
Снова вспомнилась давняя шуточная факультетская дразнилка, взрослые последствия причин которой уже достаточно помотали мне нервную систему…
Но сколько я мысленно не чесал затылок, моё небрежение к общественной работе и непосещение физкультуры, из-за которых меня едва не отправили обычным учителем математики в сельскую школу, и близко не тянуло на какие-либо могущие иметь место быть претензии компетентных органов.
Тем более от чекистов из самого ГУГБ. Расшифровка данной аббревиатуры была известна мне. Да и моё попадание ассистентом в артакадемию стало благодаря заступничеству профессоров с нашего мехмата, замолвивших за меня словечко. Я даже побывал тогда на «Старой Площади», где с мной поговорил товарищ Маленков из ЦК. В аспирантуру мехмата я так и не попал за свою общественную пассивность, несмотря на все свои успехи в учёбе, зато взяли ассистентом в артакадемию, чего не было бы, имей я за душой какие-либо грехи. Лихорадочно перебрав за время поездки в машине ближайшее прошлое, я так и не смог особо успокоится, но в руки себя всё же взял… а дальше так всё завертелось, что представить и близко не мог…
В здании на Лубянке, куда меня привезли, пришлось ответить на множество вопросов о себе. Со мной разговаривал чекист – товарищ Поташник, возглавляющий, как он сообщил в конце беседы, 8-й отдел ГУГБ. Тогда он ещё был не майор, а капитан госбезопасности. Спрашивал меня про годы учёбы в мехмате МГУ, преподавание в артакадемии едва начавшееся, уточнил про родственников и знакомых моих – всех перечислил! Подобное внимание к деталям изрядно усилило внутреннее беспокойство, но чекист никак не пояснил, в связи с чем связан интерес органов ко мне. Беседу нашу, как выяснилось позднее, бывшую фактически знакомством и «принятием на работу совместителем», завершил он тем, что сообщил – скоро мне придётся ответить на новую порцию вопросов. Взял расписку о неразглашении и скомандовал, что делать дальше.
