Я спас СССР! том 2 (СИ) - Вязовский Алексей (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Что плохого в сталинизме? – недоумевает Семен.
– Культ личности, репрессии… – снисходительно объясняет Евгений – Десять лет без права переписки. Слыхали?
– Слыхали – офицеры помрачнели, но не сдались – А победа в Войне? А индустриализация?
– Ее же костях же делали! – горячится поэт.
– Так! – Юля включает стервозину – Мальчики выпили и опять заспорили про политику. А как же мы?
Семен еще пытается что-то спросить, но капризная прЫнцесса предлагает включить Спидолу и потанцевать. Идею с танцами большинство горячо поддерживает – кому же не хочется размяться и пообжиматься с красивыми девушками!
Евтушенко неожиданно предлагает мне прогуляться по берегу. Я не отказываюсь, понимаю, что он хочет о чем-то поговорить со мной без лишних ушей.
– Леш, ты не думал о том, чтобы перевестись из МГУ в Литературный институт?
– Зачем? Профессия журналиста меня вполне устраивает. Я не хотел бы загонять себя в узкие рамки литератора, мои интересы гораздо шире. Вот музыка, например.
– Да, с песнями у тебя клёво получается… Но если ты все-таки решишь… – поэт мнется – Ты быстро восходишь на наш литературный Олимп, но боюсь, пока плохо себе представляешь, во что вообще ввязался.
– Ну, почему же? Я примерно догадываюсь.
– Нет, Русин. Ты даже еще и в малой степени не догадываешься, какой террариум Союз писателей! Про Бродского слышал?
– Ну давай еще Пастернака вспомни!
Евтушенко хмыкнул, но продолжил.
– Вот есть у меня плохое предчувствие… Ударят скоро. По молодым.
– Это почему же?
– Пошла мода посылать рукописи в зарубежные издательства. Те, которые тут не взяли. Старикам – это кость в горле.
Да Евгений прямо в корень зрит. Совсем скоро начнется дело писателей Синявского-Даниэля, которые издадутся во Франции с неоднозначной прозой. Ребят обвинят в написании произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Расцветет пышным цветом знаменитое диссидентское движение. Как же! В СССР преследуют инакомыслящих. На этой теме поднимается большая волна контрпропаганды на Западе. Сам Евтушенко, кстати, будет всем рассказывать, как во время приема в Белом Доме, Роберт Кеннеди, включив воду в туалете, дабы нельзя было подслушать, поведает лично Евгению, что псевдонимы Синявского-Даниэля КГБ слило ЦРУ, дабы отвлечь общественное внимание в США от неудачного начала войны во Вьетнаме. Такая вот спецоперация, где Комитету и Суслову отведена роль «бычка на привязи».
– К чему ты ведешь этот разговор?
– К тому, что рано или поздно тебе придется определиться, по какую ты сторону баррикад.
– Я сижу в своем собственном окопе. Поверь, это – самое лучше, что можно сделать.
Держу паузу, давая собеседнику до конца понять мою позицию, потом продолжаю:
– Вот вы все сводите к борьбе ретроградов-сталинистов и прогрессивной молодежи. А так ли все просто и однозначно в их отношении к вам? Мне кажется, что стариков еще и раздражает вызывающее поведение творческой молодежи. И в первую очередь та распущенность, что демонстрируется открыто.
– Леша, да эти старики и сами не без греха! Ты даже не представляешь, что они вытворяли в дни своей молодости, об этом до сих пор легенды ходят.
– И поэтому их нужно обязательно переплюнуть по всем этим статьям? Женя, ваше противостояние все больше и больше скатывается к банальной фронде ради самой фронды. Мало кто хочет идти во власть, чтобы занять место ретроградов и сделать хоть что-то конкретное для страны и народа. Проще ведь собираться по квартирам и пить каждый вечер, дружно поливая власть помоями и сетуя на то, что вам ничего не дают делать. Если ты сейчас приглашаешь меня на такие «посиделки», скажу сразу – мне это не интересно. Предпочту сохранить свои мозги трезвыми, а печень здоровой, они мне еще пригодятся.
Евтушенко заливисто смеется, хлопает меня по плечу:
– Эх, Русин! Нет в тебе лихой гусарской удали!
– Есть. Только она у меня совершенно в другом выражается.
– Да, ты не так прост, Лешка! Только боюсь, твой идеализм быстро улетучится, когда ты нос к носу столкнешься с этими «стариками». Вон Роберт тоже все талдычит, что нам не надо отворачиваться от власти.
Да… Рождественский – известный любитель посидеть на двух стульях.
– Правильно говорит. Это намного честнее, чем держать вечную фигу в кармане. И знаешь, что самое смешное? Для многих из числа творческой интеллигенции стало обычным делом родниться с так презираемой ими советской партократией. Морщат нос от ее «навозного духа», но сами через такие номенклатурные браки стремятся попасть в сановные семьи, чтобы потом влиться в ряды советской элиты.
– Нет, ну ты утрируешь!
– Женя-я-я!!! – я повышаю голос, пытаясь достучаться до него – Ты разве сам не видишь, что главной советской скверной становится наша золотая молодежь, а вовсе не престарелые маразматики? Эти-то мастодонты поумирают рано или поздно, но вот кто им придет на смену, если все порядочные люди гнушаются идти во власть? А я тебе скажу. Вот приспособленцы и придут. Так может, хватит изображать из себя богему и рядиться в белые одежды?
– А ты еще и злой, Русин… И что ты конкретно предлагаешь?
– Прекратить играться в богему и заняться делом. Богема – это всегда очень токсичная среда, не успеешь оглянуться, как все твои светлые идеалы развеялись, а сам ты отравлен ядом вседозволенности и презрения к простонародной толпе. Писатель и поэт – это не профессии. Это состояние души. Писать нужно не тогда, когда больше заняться нечем или жрать нечего. А когда просто не можешь не писать. И всегда нужно нести ответственность за то, что пишешь.
– Ты прямо как Хрущев говоришь.
– А я в некоторых вещах с ним абсолютно согласен.
– Слышал, ты знаком с ним?
– Знаком. Нас Брежнев познакомил в КДСе на Пленуме Верховного Совета.
– Что думаешь о Никите?
Хороший вопрос. Особенно учитывая то, что некоторые чрезмерно подозрительные и завистливые товарищи давно шепчутся по углам, что Евтушенко чуть ли не агент КГБ. Ну, агент, не агент, а попытки завербовать его были. По воспоминаниям Жени это произошло в 1957 году, в преддверии знаменитого фестиваля молодежи и студентов и закончилось отказом. Но связи в КГБ у него остались. Иначе никто бы его за границу не выпустил. А теперь вопрос: надо ли мне с ним дальше откровенничать? И если да, то до какого предела? Ладно, я сегодня уже столько ему наговорил, что одним откровением больше, одним откровением меньше… Заодно и проверим, узнают ли потом в КГБ о нашем с ним разговоре.
– Думаю, что Хрущев непростой человек. И в характере его много чего намешано. Но сейчас он для нас единственный шанс продолжить необходимые стране реформы.
– Прямо вот так?
– Да! Брежнев с Шелепиным сначала передрались бы за власть, а потом завели страну непонятно куда. Леня – в стариковское застойное болото, а если бы победил «железный Шурик»… даже представить трудно. Но судя по его кличке и тому, как он повел себя в Новочеркасске, ничего хорошего нас точно не ждало бы.
– Интересные у тебя рассуждения. А это правда, что Мезенцев твой …родственник?
– Нет. Он друг моего отца, погибшего на войне. И чтобы потешить твое дальнейшее любопытство скажу сразу: я круглый сирота, детдомовец, и общаться мы с ним начали только три года назад, когда я вернулся из армии и поступил в университет.
– Прости. Но теперь мне хотя бы понятна твоя жесткость в суждениях.
Евтушенко намекает на мое тяжелое детство. Ладно, проглотим.
– Это не жесткость, Жень, это моя принципиальная позиция. И поверь – к себе я не менее строг, чем к другим, хоть праведником себя не считаю. Это точно не ко мне.
Мы уже подошли к своему лагерю, и продолжать наш откровенный разговор при свидетелях не стоило. Все, что считал нужным, я ему сказал. Расходимся, впрочем, недовольные друг другом.
Внезапно в голове зазвучало Слово, и я проснулся. Резко, рывком. Открыл глаза – в полуметре чье-то улыбающееся лицо. Я убрал руку Вики со своей груди, приподнялся на локте. Литвинов! Бледный какой-то, под глазами – темные круги. Только открыл рот поинтересоваться, что он здесь делает – Андрей прикладывает палец к губам.
