Властелин Руси - Посняков Андрей (книги без сокращений .TXT) 📗
– Мы снова пойдем последними, – объявил воевода дружине. – Так решил Хаскульд-конунг. На Крарийской переправе они нас подождут, а дальше, говорят, пока безопасно, – Хаснульф беспечно улыбнулся.
Так же беспечно улыбались и все остальные воины, словно б из-за изгиба реки вот-вот должны были показаться высокие стены Киева. Так ведь все же не скоро еще! Еще впереди пороги, волоки – вот где может подстерегать опасность. Но воины словно забыли об этом. Садясь в ладьи, накидывали на себя дорогие ромейские ткани, пили вино да горланили веселые песни. Даже Дивьян – уж на что стеснительный – а и тот подпевал, растянув губы в глупой усмешке. И только Ксанфий чувствовал что-то такое, чего не мог пока выразить словами, знал одно – что-то нехорошее завладело мыслями воинов, сделав их беспечными и затмив разум.
Сидя на корме, сын мерянского князя молил Иисуса Христа во здравие лежащего перед ним варяжского князя. Вещий Олег обещал Ксану-Ксанфию помочь в обретении власти, и только так можно было покончить с кровавыми распрями в мерянском народе. И этот человек – единственная надежда Ксанфия – лежал теперь неподвижно, и налетавший ветер шевелил золотые волосы князя.
– Если ты и не встанешь, я сам возвращу власть, – тихо поклялся юноша. – Ибо тогда для чего я покинул Империю?
Он украдкой приглядывался к воинам, прикидывал, на кого можно было бы положиться. Сразу выделил Дивьяна и Вятшу, а вот насчет Ярила не был уверен – уж слишком криклив и нахален.
Днепр постепенно сузился – с одного берега на другой легко перелетала пущенная вполсилы стрела. Крарийская переправа… Вон за теми холмами легко могут затаиться разбойники-печенеги, и горе тогда купцам – не спрячешься от них на середине реки, достанут, перебьют стрелами, потому и выставляли обычно охрану по берегу. Вот и сейчас блестят на солнце кольчуги и копья дружинников и развевается на ветру синее боевое знамя. Не обманул Хаскульд, выставил воинов.
Миновав переправу, дружинники Снорри снова запели. Хоть и здорово гребли они, однако все больше отставали от основной части войска – уж слишком много богатств взяли, – а впереди еще были пороги. Вот вскоре показался Малый. Видно было, как перетаскивают берегом освобожденные от тяжести ладьи воины Хаскульда. Дирмунд же давно ушел вперед – легкие ладьи его не несли почти никакой добычи, и князь торопился – хотел попытать счастья в землях северян и радимичей.
– Каким-то странным стал Дир-князь, – когда подплыли, рассказывал на берегу один из дружинников Хаскульда. – Сам на себя не похож, не как раньше – взглянет, так задрожишь весь. Словно бы даже меньше ростом стал, сгорбился и стал заикаться.
– Так он и раньше заикался, – оглянулся на дружинника выбравшийся на берег Снорри. – Потому и прозвали его – Дирмунд Заика.
– Не знаю, про какого Дирмунда ты рассказываешь сейчас, воевода, – покачал головою воин, – но наш князь Дир никогда не заикался! По крайней мере, я такого не помню.
Снорри не слушал его, он деловито распоряжался перелогом. Ладьи следовало разгрузить, подложить под них специально заготовленные катки – круглые бревна, перетащить, обходя порог берегом, перенести товары – работа предстояла большая. Потом небольшой отдых, и новый порог – «Кипящий». А значит, все сначала: ладьи, катки, товары. И часть людей – лучше всего половину – надо обязательно выставить в охранение, не ровен час – печенеги! Потом еще один порог– «Заводь», за ним– «Ненасытец», потом – «Шум», потом – «Остров», а за ним – «Не спи». Много порогов надо пройти, чтоб оказаться в Киеве. Опасное это дело – путь из варяг в греки.
Передовая дружина уже подходила к «Ненасытцу». С грохотом срывалась вниз вода с каменной террасы, в щепы разбивая зазевавшиеся ладьи. С обратной-то стороны, вверх по реке, конечно, не зазеваешься, но все равно опасаться стоило. Тех же печенегов.
Князь Дир, Дирмунд Заика, закутавшись в теплый плащ, поднялся на холм, наблюдая за тем, как вытаскивали на берег ладьи. Воины кричали, подбадривая друг друга, дело двигалось споро. То и дело подбегали за распоряжениями сотники. Не оборачиваясь, Дирмунд цедил им что-то сквозь зубы, раздраженно махая рукою. Он боялся оглянуться! Словно бы очнувшись от сна, Заика вдруг увидел себя киевским князем, но как он им стал – не помнил! Нет, конечно, приятно было видеть вокруг себя подобострастные лица и, гордо осознавая свою власть, отдавать приказания, но… Но какая-то червоточинка мешала насладиться властью полностью. Заика не был глупцом и понимал – не по нему честь. А тогда – по кому же? Ведь это он стоит здесь, на холме, в княжеском плаще-корзне и в обшитой собольим мехом шапке! Ведь это его воины суетятся там, внизу, готовые повиноваться каждому его слову, но… Будут ли? Послушают ли? А вдруг – возьмут да пошлют подальше? Нет, никак не мог Заика ощутить себя князем, не мог, и все тут. И никак не мог вспомнить, что же было до этого? Лишь смутно припоминались, извилистые норвежские фьорды да туманные берега Англии. А вот Киев… Киева он совсем не помнил. О боги! Неужели они отняли память? Тогда нужно, обязательно нужно принести жертву! И не каких-нибудь там петухов, а белую кобылицу или – еще лучше – человека. Да, вот это будет достойная жертва, и тогда боги, несомненно, смилостивятся и…
Заика вдруг присел, словно его ударили по голове. Да, впечатление было именно таким – но вокруг никого не было. Только все вокруг вдруг позеленело – небо, вода, скалы, а потом вдруг вспыхнуло, засверкало изумрудом, да так, что Дирмунд прикрыл глаза рукой и, охнув, тяжело опустился на землю…
А когда поднялся, уже точно знал – сегодня ночью он должен принести богам богатую жертву. Принести здесь, у порога, в лесах за холмами, где его давно уже ожидали неведомые друзья. Именно для этого, еще по пути в Царьград, были закуплены у армянских купцов молодые полонянки, томившиеся теперь на ладьях. Именно для этого имелись и верные воины, отличить которых можно было по синему знаку волка на левой стороне груди. Нет, воинов не нужно было приносить в жертву, наоборот, они должны были обеспечить возможность беспрепятственного совершения обряда.
Откуда, откуда взялись вдруг все эти знания? Заика не знал. Но, прикрыв глаза, вдруг увидел перед собой старуху с искаженным лицом и розовыми волосами, а потом – молодого парня в странном светло-сером одеянии, помеченном ярко-красной кровью.
Словно получив необходимые полномочия, Дирмунд спустился к дружине. Теперь он точно знал, что нужно делать.
Как так получилось, что охранявшая покой впавшего в неподвижность князя младшая дружина Снорри подошла к Ненасытцу в одиночестве, не сказал бы никто. Где они отстали – то ли еще на Крарийской переправе, то ли у Малого порога, а может, между Кипящим и Заводью, кто знает? Наверное, никто специально и не старался вырваться вперед, шли как шли, и кто же виноват в том, что ладьи младшей дружины были слишком тяжелы от всех тех богатств, которыми откупились ромеи. Дорогое оружие, драгоценная посуда, сундуки с золотыми монетами – солидами, тяжелые парчовые ткани, да мало ли чего было! Вот и задержались.
Хаснульф со своими новгородцами давно ушел вперед, а вот люди Снорри все еще возились на берегу, спуская ладьи на воду. Спешили – кроваво-красное солнце опускалось за черные холмы, скоро наступят и сумерки, нужно было успеть, не до ночи же возиться. Три малых ладьи было у Снорри, и в каждой – по двадцать воинов. А в последней – ярл. Первые два суденышка, уже нагруженные, покачивались на темной воде у берега. Кормщики, торопясь, спустили ладейки на воду гораздо ниже обычного. Поленились протащить еще чуть-чуть вверх, побрезговали, меж собою переглянулись – мол, и так сойдет, небольшие, чай, ладьи-то, ежели что, выгребут воины.
Снорри заметил это слишком поздно, да и, правду сказать, не обратил особого внимания, порадовался только – вовремя успели кормщики, теперь бы и третью ладью… Нет, ее-то протащили дальше – там спуск удобнее, – однако и провозились дольше, реку и берега уже накрывали синие сумерки. Честно говоря, кормщики не очень доверяли молодому хевдингу – варяг, так знай свое море, а реку оставь нам! Хорохорились, раздувая щеки, – река не море, мы тут все мели знаем, каждый порог, каждый камешек.
