Белое на белом (СИ) - Костин Константин Константинович (читать книги онлайн полные версии .txt, .fb2) 📗
— Прошу прощения, господин, — в окошке показалась кожаная фуражка механика, с начищенной серебряной бляхой, — но дальше не проехать — затор. Сломалась ось у фуры и вся улица засыпана кусками угля. Подождем, пока расчистят?
— Улица Новой Голубятни далеко?
— Не сказал бы, господин. Фактически, она прямо за углом. Вам ведь в штаб-картиру Черной сотни?
— Угадал.
— До нее пара десятков шагов.
Оливер поднялся и накинул на плечи пальто:
— Пожалуй, я пройдусь.
Он надел цилиндр, вышел наружу. Да, затор был на самом деле серьезным: на боку лежала огромная деревянная телега, из которой высыпался уголь, большой черной кучей перегородивший улицу. Возможно, небольшая повозка и смогла бы протиснуться, но не неуклюжий паровик. Кучер с отрешенным лицом сидел на колесе и курил.
Механик спрыгнул с лестницы, укрепленной на задней стенке паровика, и подал Оливеру его чемодан.
— Благодарю, — в черную кожаную перчатку механика перекочевала монета, блеснувшая на мгновенье золотом, — Напомните мне, как я выглядел?
Механик поклонился:
— Пожилой мужчина с незапоминающейся внешностью, на вид — крупный землевладелец. В пути не разговаривал, вышел возле Собора.
— Еще раз благодарю, — Оливер зашагал по улице мимо угольной фуры. Один из пары впряженных в упавшую телегу коней — здоровенных гнедых тяжеловесов браунгафской породы — махнул хвостом, на мостовую зашлепали конские яблоки, курящиеся паром на морозе.
По улице Новой Голубятни, вдоль идущего по левую руку высокого каменного забора, окружавшего бывший женский монастырь сестер-магдаленок, а ныне занятого Черной Сотней, шагал высокий — еще более высокий из-за цилиндра на голове — юноша, с небольшим чемоданом в одной руке и черной тростью — в другой. До кованых железных ворот, у которых отирался молоденький монашек с кружкой для пожертвований, оставалось совсем недалеко.
Черная Сотня…
Общеизвестно, что в армию можно попасть двумя путями: либо попасть в рекруты либо попасться на глаза вербовщикам. Теоретически, существовала еще возможность стать добровольцем, но на практике доброволец среди солдат встречался реже чем черный бриллиант. У тех же солдат.
Король Леопольд — а, вернее, стоявший за его спиной кардинал Траум, старый черный лис — нашел третий путь пополнения своей армии. Указом короля три года назад была создана Черная Сотня, армейское подразделение, куда набирали смертников. Смертников, в буквальном смысле этого слова: треть из солдат состояла из приговоренных к смертной казни. Оставшиеся две трети дополняли воры, убийцы, разбойники и грабители, вытащенные с каторги. Всем им, в случае добросовестной службы, было обещано помилование, тем же из преступников, кто запишется в Черную Сотню добровольно, обещали простить все преступления, совершенные до этого и не отдавать суду в случае, если некий купец опознает в солдате того самого мерзавца, который пару лет назад ограбил его на лесной дороге.
Если быть совсем уж честным, то в плане укрывательства преступников Черная Сотня немногим отличалась от обычной армии: точно также никто не отдал бы хорошего солдата примерять пеньковый шарф только потому, что кому-то там чего-то показалось, точно также солдата записывали под тем именем, которое ему взбрело в голову назвать, разве что в обычной армии это было неписаным законом, а в черной Сотне стало писаным уставом.
В чем был смысл создания Черной Сотни, никто не мог точно сказать, возможно, в короле Леопольде Седьмом взыграла кровь его двоюродного дедушки, тоже Леопольда, только Шестого, правившего Шнееландом сто лет назад. Тот тоже любил всякие новшества и внедрял их в жизнь тех, кто не мог увернуться, пока дело не закончилось тем, что король собрал своих министров и сказал, что, по его глубокому убеждению, для процветания страны необходимо замостить поверхность Янтарного моря. Полностью. И начал требовать исполнения своей воли. Пару месяцев королю говорили о том, что все идет по плану, показывали чертежи и картинки будущего мощеного моря, рассказывали о ходе мощения… Потом ему захотелось лично посмотреть, как исполняется его приказ. Все напряглись, но короля удачно хватил удар. По слухам, в музее до сих пор можно увидеть, чем именно был нанесен удар.
Так или иначе, но Черная Сотня была создана и, что особенно хорошо для понимающих людей, правило о присвоении нового имени действовало и на офицеров тоже.
Омнибус остановился.
— Мы остановились на улице короля Адольфа. Рядом с нами — улицы королевы Бригиты, герцога Каверлендского, Мясников и Новой Голубятни. Те, кому нужно, могут выйти.
Карл айн Тотенбург подскочил на сиденье и начал протискиваться к лестнице, чтобы спуститься с верхнего этажа омнибуса. Окна, как и в любом помещении, где находятся много людей, отделенных от морозного воздуха тонким слоем стекла, были покрыты узорами, красивыми, но совершенно не позволявшими увидеть столицу королевства.
«Ничего, — думал юноша, спускаясь по узкой винтовой лестнице, — я еще увижу столицу. Я увижу множество столиц».
В этот момент его мысли, как это иногда случается с молодыми людьми, перескочили на воспоминание о том как он, узнав о существовании в омнибусах второго этажа, удивился тому, что в омнибус пускают и женщин. Ведь если женщина начнет подниматься на второй этаж по этой крутой лестнице, то мужчина идущий следом может поднять голову и заглянуть… и увидеть… Впрочем, такая мысль, очевидно, приходила в голову не ему одному, поэтому проблема была разрешена просто: женщин на второй этаж не пускали.
Оказавшись на улице, Карл потянулся, и размахивая дорожной сумкой с надежно прикрепленным свертком со шпагой, двинулся вперед. Потом остановился, уточнил у прохожего подмастерья, где находится улица Новой Голубятни, и подкорректировал путь следования.
Улочка была небольшой: слева нависали дома из темно-бурого кирпича, с узкими окнами в белых рамах и острыми черепичными крышами, справа тянулся высоченный каменный забор, посреди которого находились запертые ворота. У ворот стоял молодой монашек в потертом беличьем берете и широкоплечий паренек в купеческой одежде, который как раз опускал монету в кружку для пожертвований.
— Да благословит тебя бог, добрый человек, sancta simplicissimus, — добавил монах что-то на своем церковном языке и повернулся к Карлу, — Пожертвуйте, добрый человек, — монах тряхнул зазвеневшей кружкой, — пожертвуйте на постройку колокольни в Шильдбурге.
Название показалось знакомым. Карл полез за пазуху, чтобы достать кошелек.
Отец всегда говорил: «Запомни, сынок, если у тебя вдруг оказалась пара лишних монет и поблизости случился какой-нибудь монах — не пожалей, закинь ему монетки. Никто не знает, что нас ждет на том свете, вдруг да на эти деньги потом можно будет прикупить пару ведер воды, или подкупить того черта, что будет мешать котел, чтобы не слишком усердствовал».
Монах улыбался, звеня кружкой.
— А что, старую колокольню уже снесли? — раздался любопытствующий голос за спиной.
Карл обернулся. К ним, то есть к Карлу, монаху и купчику, подходил высокий молодой аристократ, из той породы, которую Карл терпеть не мог. Удивительно еще, что он сам несет свой чемодан, обычно за такими сынками сзади волочется толпа слуг, от подносильщика чемоданов до вытирателя носа.
— Ну, ту самую, треугольную? — и голос и выражение лица аристократа были спокойными, но улыбка, казалось, витала в воздухе.
Треугольная колокольня? Каким дураком надо быть, чтобы строить тре…? И тут Карл вспомнил, каким.
Тем дураком, который живет в Шильбурге. Городе, который существует исключительно в анекдотах о глупости его жителей. Тех самых, которые тащили осла на крышу дома, потому что на ней выросла трава. Тех самых, которые сделали самую длинную колбасу на свете, но не смогли ее сварить, потому что она не влезала в горшок, а сложить ее они не догадались. Тех самых, которые собирались кучу земли из ямы сложить в другую яму, которую нужно было выкопать в два раза больше, чтобы в нее влезла и земля из первой ямы и земля из второй.
