На исходе лета - Хорвуд Уильям (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt, .fb2) 📗
— Мандрейк… — прошептал Гаур еле слышно, нервно озираясь. Интересно, кто кого защищает?
— Да, — снова начал Глиддер. — Он был моим и твоим родственником, и это был истинно шибодский крот. Я расскажу тебе эту историю так, как следует, чтобы она шла от сердца к сердцу, а ты когда-нибудь передашь ее своим детям. И скажи им, что они могут гордиться собой, потому что Камень с ними. Ты им это скажешь?
— Скажу, — заверил его Гаур, неожиданно расчувствовавшись. — Обязательно скажу!
— Тогда слушай, я начинаю. — И Глиддер начал рассказ, совершая свой последний путь к священным Камням, защищать которые было миссией всей его жизни.
Часть III. Наступление темноты
Глава восемнадцатая
Люцерн из Верна, еще не введенный в должность, но уже бесспорный Господин Слова, ужасный сын исчезнувшей Хенбейн, развращенный крот, любовь которого к другим и вообще к чему бы то ни было начиналась и кончалась им самим, — Люцерн из Верна был недоволен.
А это означало, что все вокруг должны были дрожать за свою жизнь и опасаться мучительной смерти. Там, где улыбался Люцерн, ни один крот не смеялся. Там, где смеялся Люцерн, другие кроты умирали. Там, где находился Люцерн, в воздухе нависала угроза, и те, кто предан любви и правде, были обречены.
❦
Сейчас мы видим его в большой красивой норе, вырытой в песчаной почве Кэннока — системы на юго-западе от Темной Вершины. Перед ним, дрожа, стояли три последователя Камня, найденные в их убежище на Кэннок-Чейз. В их взорах горела слепая вера и преклонение перед Камнем, от чего Люцерна тошнило.
Однако, как ни велика была их вера, он с презрением заметил, что они испуганно поглядывают на двух кротов, стоящих по обе стороны от них. Значит, Камень не может защитить их от реальности.
Одним из этих двоих был гвардеец Друл, с огромными лапами и маленькими глазками. Люцерн нашел его в Киндер-Скауте, когда проходил через Темную Вершину. Друл совершил там бессмысленное убийство молодых кротих — последовательниц Слова, которых застали, когда они развлекались с последователями Камня. Это теперь Друл стал знаменитостью, а тогда его никто не знал. Однако Люцерн разглядел исключительное рвение, с которым тот исполнял волю Слова, в сочетании с абсолютной преданностью и коварством. Решив, что такой крот может ему пригодиться, Люцерн сделал Друла своим телохранителем. Друл вскоре стал тем, кому можно было поручить самые темные дела, не опасаясь, что слухи о них просочатся. Некоторые тайные задания Друла скрывались даже от Мэллис, и все, кроме нее, боялись этого зловещего крота. Люцерн находил какое-то извращенное наслаждение в том, чтобы наблюдать, как гораздо более умные кроты, чем Друл, угодливо улыбались ему и громко хохотали над его грубыми и тупыми шутками.
Второй, сидим Слай, выглядел совершенно безобидным, так как был маленьким и учтивым, с любезной улыбкой. Он действительно был безобидным во всех отношениях, кроме одного. Это был сидим, которого Терц подыскал, чтобы помочь в организации великого похода. Терц сразу понял, что Слай — воплощенная предприимчивость, именно то, что может понадобиться Люцерну в грядущие кротовьи месяцы и годы. Господину Слова нужно, чтобы рядом находился именно такой крот. Его постоянное присутствие и готовность проводить политику Господина позволяли Люцерну с Терцем отдать все силы обсуждению стратегии. К тому же аналитический ум Слая умел находить проблемы и потенциальные опасности для Слова там, где другие, и в том числе сам Терц, не видели ничего угрожающего.
Нам больно описывать отвратительные вкусы Слая, который был ненасытен, когда дело касалось юных, невинных детенышей мужского пола. Он был одним из самых порочных и похотливых кротов из всех сторонников Слова.
А пока что знайте, что эти двое откликнулись на приказ Люцерна доставлять к нему таких последователей Камня, как те, что стояли сейчас перед ним. Люцерн говорил:
— Перед тем как мы решим, какой курс лучше выбрать, мы должны понять этих кротов и выяснить, что дает им их вера и в чем их слабость.
Терц не был с ним согласен, не видя ничего, кроме опасности, в подобном общении с последователями Камня и считая, что в отчетах, которые теперь ежедневно присылали сидимы со всех концов кротовьего мира, содержится вся необходимая информация.
— Но, Терц, нельзя завоевать умы кротов, не зная, каким образом они работают. Ты меня сам этому учил. Я ни минуты не сомневаюсь, что мы уничтожим всех последователей Камня, которых найдем, но это обойдется нам недешево. А вот если мы будем знать, как они мыслят, то сможем найти более быстрые и эффективные пути.
Итак, Люцерн взял верх над Терцем, но тот не особенно возражал. Разве не сам он научил внука Руна думать самостоятельно? Итак, Терц пожал плечами, повторил свои предостережения и больше не сказал ни слова. В конце концов, возможно, Люцерн прав, как это часто бывало и раньше… а Терцу было хорошо известно, что он обязан своим высоким положением собственной гибкости.
В течение нескольких утомительных часов Люцерн обсуждал Камень с тремя его последователями, и за все это время Терц, находившийся рядом, не произнес ни звука. Но наконец, к своему облегчению, он заметил, что Люцерн устал и удручен.
На кротов Камня не подействовали аргументы Люцерна и завуалированные угрозы, но это не имело бы значения, если бы они выдвинули какие-то достойные аргументы, которыми он мог бы насладиться. Вместо этого они лишь твердили о вере, основанной исключительно на воспитании, и ничем не подтверждали могущество своего Камня.
— По-видимому, эти кроты совершенно не умеют думать, — раздраженно произнес Люцерн, — и их ничему не научили. Они ничего не знают о своей вере и абсолютно невежественны. — Это было сказано в присутствии трех последователей Камня, которые лишь улыбнулись при этой вспышке.
— Господин, — сказал Терц, — я сомневаюсь, чтобы многие из наших кротов смогли лучше объяснить свою веру, чем эти последователи — свою. Тебя слишком долго учили, и ты чересчур долго жил с одними сидимами, а потому ожидаешь слишком многого.
Что особенно разозлило Люцерна, так это отказ кротов назвать имена других последователей Камня. А когда им намекнули на пытки, ответили — и тут у них в глазах загорелась эта тошнотворная вера, — что, коли так, значит, это воля Камня и они тут ничего не могут поделать.
— Но ты же дрожишь, крот, когда Друл подходит близко. Ты знаешь: одно мое слово — и его когти вонзятся в тебя. Чего стоит твоя вера, если ты ей не доверяешь и не надеешься, что она защитит тебя сейчас?
Друл постучал своими когтями и, сделав страшные глаза, захихикал, придя в полный восторг от себя самого. Переглянувшись, трое кротов тонко улыбнулись, и один из них ответил:
— Мы доверяем тебе, господин. Больше мы ничего не можем сделать. Что же касается страха — ну что же, ведь мы всего лишь кроты. Если бы ты оказался на нашем месте и тебе бы угрожали, а ты был бы беззащитен, разве не ощутил бы ты страх?
— Я — нет, — ответил Люцерн, которому не понравился дерзкий тон этого крота, — потому что все идет от Слова и я должен покориться его воле.
Последовало молчание, Люцерн сердился все больше. Ему требовались аргументы, а не просто вера. Ему нужно было больше информации, чем могли дать такие вот необразованные последователи Камня.
— Убить их, Господин? — спросил Друл, читая мысли Люцерна.
— Ты сказал… — боязливо начал один из последователей.
— Он шутит, — немедленно заверил его Люцерн. — Я сказал, что вы свободно уйдете отсюда, и так непременно будет — в свое время.
Он расплылся в улыбке, против которой никто не мог устоять, и все кроты с облегчением вздохнули, включая гвардейцев, находившихся в тени, в задней части грота. Друл помрачнел, Слай что-то явно прикидывал в уме, и только Терц хранил бесстрастное выражение.
— Уведите их, накормите и охраняйте, пока я не распоряжусь освободить их, — приказал Люцерн гвардейцам.
