В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) - Нефёдов Борис (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— Прежде, чем к делу перейти, разреши, Владыка, небольшой дар тебе передать. Он специально для тебя в Константинополе по моему заказу изготовлен и освещен был самим патриархом церкви нашей. Исхожу из того, что одеяние пастора божия важно для восприятия прихожанами правильной веры.
Здесь я и достал свой подарок — архиерейскую мантию, соответственно сану — фиолетового цвета. Правда, без скрижалей, которые появились, как я узнал, несколько позднее. Зато изготовлен был из так называемого в ХХI веке мокрого шелка, богато расшитого орнаментами и производящего сильное впечатление, даже в нашем мире. Что уж сказать о человеке из ХIII века? Спиридон, конечно, человек не бедный. Как никак — богатейший землевладелец в Новгороде, имеющий собственные обширные вотчины, своих дворецких, казначеев, стольников, ключников, свой «владычный стяг» (сотни полторы ратных людей), свой двор (не хуже, если не лучше княжеского), казну немалую. У него множество слуг, объединенных в артели строителей, иконописцев, переписчиков книг и т. п. Казалось бы, чем его удивишь? Но получилось. Дорогой подарок, да вроде и не подарок вовсе, вроде бы лично архиепископу, ан и не лично, а для лучшего исполнения предназначения его, на пользу церкви и вере. Куда пропало его прежнее суровое настроение, руками разглаживает мантию, дивится качеству материала и ровности каждого стежка. Ну, прямо как ребенок, получивший заветную игрушку. Я скромно молчал, даже голову наклонил, чтобы глазами себя не выдать. Наконец, Владыка оторвался от подарка:
— Ну, Михаил, ну Игнач… Что скрывать, порадовал ты меня. Говорили мне…
Что говорили, он не стал пояснять, а встал, подошел ко мне и поцеловал меня в затылок. А потом будто спохватился и вот уже передо мной снова Владыка, правда уже более открытый и расположенный меня выслушать. Хоть и иерарх церковный, а ничто человеческое и ему не чуждо.
— Ну, выкладывай с чем пришел.
Здесь на лицо его тень нашла:
— Али требуешь чего?
— Что ты, Владыка. Какие могут быть у меня требования? Прошу я. Прав ты, Владыка, людей я себе набираю, ратников, много сил отдаю подготовке их к тому, чтобы за Новгород, за всю землю и веру нашу все силы они смогли отдать, а придется, так и жизнь свою. Но вот какое дело. Тела-то их на моем попечении, а вот души… Понимаешь ли меня, Владыка?
Тень с лица Владыки исчезла, и видно было, как приходит понимание.
— Есть среди них, Владыка, и христиане, да не так их много. Воеводы у них есть, а вот пастыря божьего до сих пор нет. А остальные? Ведь кого только сейчас в моем войске нет! В головах у них и старые наши верования, и идолы других племен да народцев разных. Опять же, у каждого из них свое горе за плечами, но некому их утешить, снова опору в жизни дать, показать путь светлый к спасению души своей, слово господне до душ их темных донести. Понимаешь, Владыка, единства нет. А оно в том деле важном, что ставлю я перед ратью моей, должно быть. А кто может дать единство, как не наша святая церковь? Кто объединит людей, если не общая вера? Иначе кто на смерть пойдет «за други своя», если этот друг другой веры, а, значит, может и не друг вовсе?
Я остановился, но Владыка смотрел на меня с каким-то удивлением и молчал. Тогда я продолжил:
— На днях услышал я, как в играх военных, что в моем городке проходят, один из воев княжеских прокричал: «Ну, кто тут против Новгорода и Святой Софии»!
— Интересно. Новгородцы, когда в бой идут, все больше кричат «Кто против Бога и Великого Новгорода?», да «Изомрем за Святую Софию!». А этот два боевых клича новгородских объединил. Интересно.
— Ну, объединить их, Владыка, было, скажем, несложно, ведь София, Премудрость Божья, есть одно из имен Христовых…
Но по выпученным глазам Владыки я понял, что перегнул маленько, и сразу вернулся к своему вопросу:
— Дело в том, Владыка, что главным в этом кличе было «кто тут против…». Понимаешь, Владыка, ни новгородцы ратников моих, ни они новгородцев, чего греха таить, за «своих» пока не считают. Можно биться, конечно, и только за свободу, да за вознаграждение, что я своим орлам пообещал, но хотелось бы, чтобы войско мое сознательно за Новгород и Святую Софию в бой шло. Чтобы боевой клич «Кто тут против Новгорода и Святой Софии» для и тех и других единым стал.
Здесь я решил немного утихомирить горячность:
— В общем, хочу, Владыка, чтобы ты направил в мое войско пастырей господних. Лучше бы из бывших воинов, чтобы …
— Почему именно таких?
— Посмотри на моих людей, Владыка. Что они видели последние месяцы? Только смерть тех, кого они любили, жестокость, холод и голод, издевательства и насилие. Их сердца опустошены, тела обессилены, а души выжжены дотла. У тех, кто еще не сломался (а я отбираю именно таких), внутри остались только пепел и ненависть. Пепел и Ненависть, а нужны Вера и Любовь. Где нет любви, там нет истины. Где нет любви, там нет человека. Что делает с человеком учение без любви? Оно делает его существом двуличным, корыстным и хитрым. Ответственность без любви делает его циничным и бесцеремонным. Богатство без любви делает его жадным. Вежливость без любви делает его фальшивым и лицемерным. Власть (да и справедливость) без любви делает человека жестоким. Но что есть Вера без Любви, если, как говорил Иоан, «Бог есть любовь»? Любое дело мимо любви — это мимо Бога. Поэтому, Владыка, мне нужны не просто пастыри божьи, а люди, которые это понимают, которые сами в свое время прошли через что-то подобное или пришли к пониманию этого в результате иных страданий, причем, не обязательно физических. Иными словами, мне нужны те, кто способен повести за собой других, повести словом и делом.
Я замолчал. Молчал и Владыка. Потом заговорил:
— Прости меня раб божий Михаил. Новгород город торговый, я думал, что и ты ко мне тоже что-то выторговывать придешь. Рад я несказанно, что ошибся. Не ты ко мне — я к тебе должен был со всем этим прийти. Смотрел, да не увидел, слушал, да не услышал. А, главное, не понял… Недоглядел я важнейшее дело. Ай да Игнач! Славно ты меня … и поделом.
Здесь рукой он остановил мои возражения:
— Сколько человек просишь?
— Десять. По одному на сотню. Молитвенный дом я предоставлю, проживание и содержание пастырей божьих — за мой счет. Ну а уж предметы религиозные, это пусть они привозят.
— Считай, решили. Людей сам подберу. Важное дело, важное и богоугодное. Ай да Игнач!
— Извини меня, Владыка, но это не все.
— Глаголь дальше. Подиви меня еще чем-нибудь таким.
— Привез я, Владыка, из далеких краев станок такой, помогает он свечи делать.
— Слышал я о твоих свечах и от посадника, и он князя. Хвалят они изделия твои. Горят долго, огонь ровный, не искрят. Мне предложить хочешь?
— Хочу, Владыка. Вот и образцы привез. Посмотри, может какие из них понравятся. Могу поставлять за ту же цену, что и князю с тысяцким. А самые маленькие — даже со скидкой. Могу в обмен на воск, что для дела церкви получится еще выгоднее. Привозить буду, куда скажешь, а там вы и сами разберетесь, какие куда — церквей да монастырей много, и они — в твоем ведении.
Я эту идею специально подкинул. Не может Спиридон не понимать, что «сидя» на распределении, да на скидке, да на расчете сырьем, он и сам может прибыль получать. Но вижу, большого интереса у Спиридона не появилось. Ну что же, зайдем с другого бока.
— Но с этим делом, Владыка, не обязательно было прямо к тебе идти, можно было этот вопрос с кем из твоих людишек и пониже саном решить. Тут другое. Много у нас тех, кто хотел бы с Богом пообщаться, свечу поставить, но не может, поскольку те свечи, что сегодня продают, для него дороги. А я…Вот посмотри, какие свечи я могу делать.
С этими словами я достал «пучок» свечей 120 номера (самого маленького), тех, что я называл «социальными». Они диаметром в 5 мм, а длинной 15,5 см.
— Воску здесь немного, но горят они долго. Человек и с Богом пообщается и за упокой поставить можно, и за здравие. Я здесь за прибытком не гонюсь. Хочу просто свой вклад в святое дело внести, пусть даже себе в убыток. Кто-то от себя в церкви свечи пудовые ставит, только это, думаю, гордыня одна. Я по-другому хочу свою благодарность вере нашей выказать. Потому прошу не разглашать кто эти свечи для инвалидов, вдов да сирот изготавливает. Мало того, готов отдавать свечи такие за воск один к одному (ну, минус угар). Захочет церковь их продавать — пусть продает, захочет просто дать бедным — много не потеряет, зато, думаю, приобретет немерено.
