Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич (книга жизни .TXT) 📗

Их судно призраком скользило в душном мраке тропической ночи. Темное, но живое, играющее отблесками звезд – вода; черное, неподвижное, массивное – корпус брига; почти незаметные стволы мачт, пересеченных реями, уходят в вышину и, кажется, дотягиваются до ковша Большой Медведицы. Тишина, безмолвие, только плещут о борт мелкие волны да чуть слышно пощелкивает парус.

– Шварртуемся! – прохрипел Боб и, закрепив штурвал канатом, скатился вниз на палубу. Упал парус; шлюп, замедляя движение, скользнул вдоль борта голландца, задел его носом и развернулся. Легкое сотрясение, скрип дерева о дерево, стук крючьев и кошек, впивающихся в борт, и их кораблик замер.

– Страх, давай!.. – шепнул Серов.

Страх Божий взлетел по канату, и на бриге раздался испуганный крик – должно быть, вахтенный увидел его жуткое лицо. Пираты, не мешкая, полезли на нос и шкафут. Серов, поднявшись одним из первых, увидел, что дозорный голландец верещит и бьется в тисках Страха Божьего и что палуба усеяна чем-то белым. Спустя секунду он сообразил, что белое – матросские робы и штаны, а в них – бравые мореходы, прилегшие, должно быть, отдохнуть. Кое-где эти одеяния едва заметно шевелились.

– Огонь! – скомандовал Серов.

Грохнул залп из ружей и пистолетов, свистнули пули, корсары завыли, заулюлюкали, загремели оружием. Казалось, этот дьявольский концерт мог разбудить даже покойника, но робы лишь слегка затрепыхались. Герен, наклонившись над одним из моряков, попробовал его поднять, однако ноги голландца не держали. Стур ткнул ближайшего сапогом в ребра и буркнул:

– Пьяны, сучье отродье! Все пьяны! Джином разит как из бочки! Страх, да утихомирь ты этого!..

Страх Божий стукнул вахтенного кулаком по голове, и верещанье смолкло. Зато открылась дверь в кормовой надстройке, явив коренастую фигуру с раскрасневшимся лицом. Глаза коренастого разбегались в разные стороны, но все же он неимоверным усилием свел их вместе и что-то забормотал на голландском.

– Интересуется, кто мы такие, – перевел подоспевший Тегг, сунул пистолет за пояс и отпихнул коренастого. Тот свалился на палубу и захрапел.

В каюте, где, вероятно, пировали офицеры, нашлись еще двое. Один, тощий и щуплый, лежал поперек уставленного бутылями и кружками стола, носом в блюде солонины. Другой, осанистый господин с бородкой, толстобрюхий, в коричневом кафтане, привольно раскинулся на огромном сундуке. Ноги его свешивались на одну сторону, голова – на другую, но это ему не мешало – спал он мертвецким сном, вцепившись пятерней в висевший на сундуке замок.

За спиной Серова хихикнула Шейла.

– Дева Мария, что за славный подвиг! Невиданный в морях Вест-Индии! Взять корабль без единого выстрела!

– Как это – без единого? – возразил Тегг. – Хоть немного, да постреляли!

– Она имеет в виду, что никого не убили, – пояснил Серов. – Надеюсь, это нам у Господа зачтется. – Он задумчиво осмотрел каюту и прошептал на русском: – Ни сабли не нужны, ни багинеты… [85] Вино разит надежней пистолета.

– Надо бы груз осмотреть да палубу очистить, – с деловитым видом произнес Стур. – И эту тушу сбросить с сундука. В замок-то он как вцепился! Видать, не пустой сундучишка!

– Верно, – одобрил Серов. – Ты, Уот, распорядись.

Боцман вышел и зычным голосом начал раздавать приказы: найти фонари, вскрыть трюмы, свалить туда голландских свиней да поглядеть, чего на этом корыте везли и чем тут можно поживиться. К рассвету все эти хлопоты были закончены. Экипаж числом сорок два человека, вместе с коренастым и щуплым, заперли в трюме; бородатого – видимо, капитана – стащили с сундука и положили отсыпаться под столом; в стенном шкафчике отыскали корабельный журнал и роспись товаров. Бриг с поэтическим названием «Русалка» под командой Петера ван дер Вейта следовал из Амстердама в Кюрасао с грузом железных изделий, лопат, мотыг, кузнечных клещей и молотков, а также оловянных мисок и кружек, башмаков, сапог и голландского джина. Проверив, что ничего более ценного в трюмах нет, подступились к большому сундуку, ключ от которого висел на шее капитана. Тут были вещи подороже: во-первых, ларец с корабельной казной, но не с золотыми гульденами, а с серебряными испанскими реалами, всего на триста с лишним песо; во-вторых, роскошный сервиз французского фарфора, украшенный росписью – волосатые фавны гоняются за нагими нимфами; в-третьих, мужское и женское платье, целый гардероб, который, судя по изяществу отделки, шили не иначе как в Париже. К платью прилагались мужские сапоги испанской кожи, дамские туфельки, перчатки, веера, шляпы и шляпки, при виде которых глаза у Шейлы восторженно расширились.

– Тряпье! – недовольно буркнул Стур.

– Тряпье, но для особ высокого ранга, – уточнил Серов. – Любопытно, для кого? – Он бросил взгляд под стол, на спящего капитана ван дер Вейта, потом на Шейлу. Ее личико было залито восхитительным румянцем. – Пожалуй, это платье из муслина с кружевами тебе подойдет… и эти башмачки, дорогая… Чем не подвенечный наряд?

Шейла покраснела еще сильнее, но справилась со смущением.

– И куда ты поведешь меня венчаться в Бас-Тере? Ты ведь, наверное, католик, а я хочу в протестантскую церковь.

– Не важно куда, а важно с кем, – сказал Серов. – С тобою – хоть в мечеть.

Утро желанного ветра не принесло, шлюп и бриг по-прежнему лежали в штиле, зато рассветная прохлада изгнала спиртные пары. Голландцы в трюме зашевелились, и боцман Стур, склонившись над люком, в кратких, но энергичных выражениях разъяснил им ситуацию. Дородный капитан тоже очнулся, попробовал сесть, стукнулся головой и с хриплым стоном выполз из-под стола. Серов велел окатить его водой и усадить у фальшборта, на свежем воздухе. Стоя на квартердеке, он наблюдал за своим экипажем – Боб и Стур уже пристроились к штурвалу, Рик забрался в «воронье гнездо», остальные бродили под вантами и реями, трогали туго натянутые канаты, осматривали вместе с бомбардиром пушки. Пушечной палубы на «Русалке» не было, и орудия стояли наверху: шесть морских кулеврин [86] и две пушки покрупнее, стрелявшие двадцатичетырехфунтовыми ядрами. Тегг был просто счастлив, когда обнаружил их.