Закон Единорога - Свержин Владимир Игоревич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗

– Отнюдь! – возразил я. – О графе говорят, что он больше рыцарь, чем политик, и больше поэт, чем рыцарь. Хотя и поэт весьма посредственный. А в общем, граф Раймунд очень милый человек. Да и что он, в общем-то, может, когда в Тулузе еще с римских времен 24 консула и все средства идут через их руки… И вся власть, естественно. Но своим поступком он выдал себя с головой и дал повод святому престолу призвать монархов к крестовому походу против ереси. Правда, для начала войны не хватает одной мелочи, так сказать, веского основания…

– И Аббат Аббатов решил подставить своего легата под нож? – наконец понял Рейнар. – Вот сволочь! – уважительно охарактеризовал он его преосвященство.

– Умница, Сережа! Именно сволочь. Но из рода здешних сюзеренов. Что после должной расчистки даст ему неоспоримое право превратить эту богатую землю в свой духовный феод. Так сказать, во славу Господа.

Некоторое время мы ехали молча. Южное солнце весьма ощутимо припекало, в возке было тихо – Лаура, видимо, разморенная послеполуденной жарой, дремала. Сэнди ехал сзади, погруженный в созерцательную задумчивость. Судя по выражению его лица, он сравнивал крутые холмы, леса и туманные болота родного Нотингемшира с буйным цветением этого края.

После разговора с Лисом на душе у меня полегчало, и тоска «патовой» безысходности сменилась поиском вариантов удачного хода. Дорога вилась меж холмов, изредка взбегая на их вершины, откуда открывался чудесный вид.

– О! – нарушил наше молчание Лис. – Какое-то селение! Надеюсь, там нас накормят. – Он указал рукой в направлении кучки домиков, белеющих на склоне холма. Я энергично кивнул. Есть хотелось давно…

В возке послышался шорох. Лаура с заспанным выражением лица высунулась из фургона. Ее черные кудри рассыпались по плечам, а на нежной коже щеки отпечатался след – видимо, она дремала, положив руку под голову.

– Вальдар, долго я спала?

– Нет, милая, – ласково ответил я, с искренним восхищением разглядывая порозовевшее личико моей милой. Лаура взглянула на свое измятое платье и, издав недовольное «Ox!», скрылась в глубине возка. После героического продирания через лес великолепный наряд, что был на принцессе в момент похищения, превратился буквально в лохмотья, и поэтому первым делом, проезжая через ближайший городок, мы купили Лауре новое платье. Хозяин лавки, узнав, какая высокая гостья к нему пожаловала, вывалил перед нами все самое лучшее, что у него было. Принцесса, сморщив нос, нерешительно указала на платье из светло-коричневого атласа с парчовой вставкой и золотым шитьем. Теперь она жутко стеснялась своего провинциального наряда и норовила поглубже забиться в возок. Как по мне, она была хороша в любых нарядах…

– О, а это еще что за стадо баранов? – поднимаясь на козлах и пристально вглядываясь куда-то в сторону, вопросил Лис.

На окраине поселения, в ложбинке между двумя холмами, стояла коленопреклоненная толпа людей в длинных белых рубашках и, вознеся очи к небу, в абсолютной тишине слушала старца в снежно-белом одеянии.

– Так, я понял, – высказался Лис по мыслесвязи. – Дурдом «Солнышко» на прогулке. Вальдар, посмотри, у них рукава на спине не завязаны?

– Лис, – урезонил я своего напарника, – в этих краях веротерпимость прямо пропорциональна продолжительности жизни. Ты, кажется, интересовался аспектами альбигойской веры? Вот один из них.

Сэнди, ехавший позади, поравнялся со мной и, показывая на людей в ложбинке, подозрительно спросил:

– Что это за толпа?

Я не успел ответить. Лаура, с любопытством наблюдавшая за этим явлением, с готовностью пустилась в объяснения.

– Я уже видела такое! Они так молятся. Дядя Раймунд рассказывал мне о таком обычае.

– Они что, такие бедные, что церковь не могут построить? – с неодобрением буркнул Шаконтон.

– Да нет же! – рассмеялась Лаура. – Я же тебе говорю – они так молятся. У них такой обычай. А церквей они не признают.

– Диковинный обычай… – хмуро заметил Сэнди.

– Катары могут молиться где угодно, – воодушевленно делилась своими знаниями принцесса. – Посреди поля, в лесу, в сараях, даже на скотном дворе!

– Глупо, – произнес мой оруженосец. – Для того и построен Дом Божий, чтобы мысли верующих в нем возносились к Господу.

– Они считают, что если душа каждого человека таит в себе искру Божию, то ему нет никакой необходимости ни в каменных изгородях, ни в посредниках для общения с Вседержителем, – пояснила Лаура.

– А как же таинства? – возмутился Сэнди.

– Альбигойцы успешно обходятся без них, – довольно безразлично ответил я. – Как, впрочем, и без остальных атрибутов веры.

– Как?! Они не признают святого креста? – растерянно спросил Шаконтон. – Эти люди – еретики! – убежденно заключил он.

– Совершенно верно, – спокойно отозвался я. – Хотя я бы их назвал иноверцами. Они не признают ни креста, ни плахи, ни кола и никаких других орудий убийства. А насчет Христа… У них есть свое мнение на этот счет. В частности, катары не считают его Сыном Божьим.

– А кем? – выдохнул Сэнди.

– Совершеннейшим из ангелов, воплощенным в человеческое тело.

– Господи, – перекрестился он, – они все будут гореть в аду!

– Это уж точно, – подтвердил я эту мысль. – Но должен тебя огорчить, по их мнению, мы все уже давно там находимся. С самого момента рождения. Ибо катары уверены, что землю сотворил вовсе не Господь, а дьявол, поэтому мы все обитаем в аду.

– Ну они-то, во всяком случае, для своего мученичества выбрали не самый худший его уголок, – иронично заметил Лис. – А вообще-то идея хорошая… Сколько ни греши – дальше катиться уже некуда.

Мы все, за исключением ошеломленного Сэнди, весело рассмеялись.

– Дядя Раймунд говорил мне, что враг рода человеческого слепил первых людей из морской грязи и обманом заманил в них бессмертные души, – нравоучительным тоном произнесла Лаура. – И теперь они мучаются в нечистых телах и все стремятся на небо, в Царствие Божие…

– Люка говорил что-то подобное, – наморщив лоб, вспомнил Шаконтон.

– Конечно, – печально отозвался я. – Ведь он родом из этих мест. А вы, Лаура, весьма сведущи в вопросах еретичества, – насмешливо глядя на принцессу, заметил я.

– Так ведь и мой дом недалеко отсюда, – спокойно заметила она. – Я с детства все это слышала.

Между тем наш пышный кортеж торжественно въехал на главную и, по-видимому, единственную улицу селения, носившего гордое название Виллафранка.

– «Свободный хутор», – перевел Лис, скептически озирая три десятка маленьких, но очень аккуратных домиков. И тут…

– Ой! – как-то сдавленно пискнула принцесса Лаура, быстро прячась за кожаную занавесь фургона. Навстречу нам в сопровождении пожилого стражника, понуро опустив голову, вышагивал абсолютно голый человек.

– Да-а-а… – потрясенно протянул Лис. – Смотри, Капитан, и запоминай: когда ты растранжиришь все казенное золото, с тобой будет то же самое, – нравоучительно изрек он.

– Не пори чушь, – досадливо отмахнулся я, с не меньшим интересом разглядывая местного нудиста. – Видимо, нравы в этом поселке столь же свободны, как и его название.

– Ага, ты еще скажи, что это его так от жары проняло. Эй, приятель! – обратился Рейнар к прохожему. – Скажи, это что за обычай такой – по улице нагишом разгуливать?

Виллан остановился, смерил нас оценивающим взглядом и, решив, что собеседники вполне респектабельны, с достоинством ответил:

– Обычай. Как кто ложную клятву в суде принесет или в торговых делах обманет, так голым по всему бальяжу [79] гуляет, чтобы все видели и другим неповадно было. А как нагуляется, так должен еще нобелю [80] ремоден [81] уплатить.

– Да, – вздохнул Рейнар. – Славный обычай. Принцесса, вылезайте, – обернулся он к Лауре. – Гроза миновала!