Симбиот (СИ) - Федоров Вячеслав Васильевич (читать полностью книгу без регистрации .txt, .fb2) 📗
Короче, единственной удачной операцией пропагандистов стало выращивание "ореола непогрешимости и всезнания" вокруг личности Сталина. Ну, как удачная. Ореол-то создали, а вот о последствиях не подумали. Что же это получается, непогрешимый, всезнающий и всевидящий проглядел у себя под носом такую прорву врагов? Непонятно.
Конечно же, среди пропагандистов было множество действительно умных, честных и ответственных людей. И история знает огромное количество политработников, совершивших выдающиеся подвиги. Однако, даже эти люди, отдавшие свои жизни и здоровье на общий алтарь, загнанные в рамки плохо выстроенной системы, не смогли перевесить негатив. В целом системе пропаганды можно было поставить жирный минус. Свою главную функцию — повышение доверия к власти и идеологии, она не выполнила.
Я не политолог, не журналист, не пиар менеджер. Я не знаю, что делать. Я могу только попытаться обратить на это внимание. В конце то концов, в Советском Союзе живет больше 190 миллионов человек. Так что, никто не сможет сделать так, как нужно?
Часы уже показывали глубоко за полночь, когда я наконец прервал свои размышления. Будя. Хватит. Завтра будет новый день и новая пища. Пища, кстати, действительно была. И опять я никого не видел. Чудеса. Ей богу.
Всю ночь мне снились орды засланцев и попаданцев. Поголовно одетые в немецкую военную форму, в немецких же рогатых касках, в черных шпионских очках, с лычками интендантов и комиссарскими звездами на рукавах, они утрамбовывали "шмайсерами" апельсины в дубовые бочки. Бочки грузили в эшелоны. Эшелоны цепляли к комбайнам. И возили, возили, возили…
С постели я вскочил как ошпаренный. Я понял! Эти гребаные экспериментаторы стебутся надо мной! Им весело! Вот уродцы. Я буквально подлетел к тумбочке, схватил с нее кобуру с наградным ТТ, выхватил его и приставил себе к башке.
— Ну что козлы? — мысленно обратился я к невидимым мучителям. — Весело вам? Прикольно глумиться над тем, кто не может вам ответить? Короче так, еще раз повториться такая хрень, я себе башку разнесу, и весь ваш долбаный эксперимент к чертям собачим полетит!
Сначала я услышал звук падающего подноса. Потом звук разбивающихся тарелок. Финальным звуком был звук падающего тела. Я обернулся. На полу, в творческом беспорядке, валялись вышеперечисленные предметы. Тело, судя по всему, принадлежало той самой врачихе, которая меня в первый день щупала. Мысленно представил себе картину ее глазами. Огромный мужик в больничной пижаме, с направленным, куда-то в небо взглядом и с пистолетом у виска, да и еще яростно бормочущий что-то себе под нос. Да… Приплыли. Надо срочно что-то придумывать. Щас в дурдом повезут.
Я резво кинулся к докторше, не забыв, правда, сунуть пистолет в карман пижамы. Не хватало еще, что б она подумала, когда очнется, что я и ее пристрелить собрался. Мысленно отмахнулся от такого наваждения. Хорошо, что она успела дверь за собой прикрыть, в коридоре не слышно ничего, двери тут монументальные. Подхватив легкую как пушинку девушку, перетащил ее к себе на кровать. Хороша!!! Красивая, зараза. Тут мне в голову пришла совсем уж дикая мысль: "Вот щас народ войдет, что они увидят? Мужик склонился над маленькой, беззащитной девушкой, которую он еще и на кровать уложил!". Ух, е… Еще имиджа сексуального маньяка мне не хватало. Это я уже думал когда, как на крыльях несся, что б дверь на щеколду закрыть. Слава богу, кто-то догадался ее тут поставить. Спасибо тебе добрый человек.
Когда я вернулся к кровати, она уже начала очухиваться. Сразу взяв на себя инициативу, заявил:
— Что же это вы, милочка? Такая молодая, красивая, а на голом месте, чуть шею себе не свернули?
Врачиха таращилась на меня своими глазищами, которые уже начали наполняться слезами. Наконец она промямлила:
— Вы… Вы…
— Я!
— Вы… Вы… Вы…
— Ну, конечно же, это я, кто же еще то?
— Вы… Вы же застрелиться хотели?
Я сделал максимально честные и непонимающие глаза. И почесал нос. Пистолетом. В расстроенных чувствах сам не заметил, как в него уцепился и потащил из кармана. Боже, какой же я кретин!!! На врачиху же вообще было страшно смотреть. Бедная. Как я тебя понимаю.
— Э… — произнес я заикающимся голосом. — Это недоразумение… Это вовсе не то, что вы подумали!
Девушка, как завороженная, следовала взглядом за дулом пистолета, которым я размахивал, убеждая ее, что все нормально. Наконец, я догадался его спрятать. Вот дурак-то! Думай быстрее!
— Понимаете… Это у меня хобби такое (кретин, какое хобби?)… Ну, любимое занятие. Очень мне театр нравится. Выступать на сцене комкору не по чину как-то. А для себя вот сценки разные разыгрываю. Для души, понимаете? А пистолет и не заряжен вовсе. Вот смотрите…
Все это время я судорожно пытался одной рукой вытащить из него обойму. Вытащил. Достал пистолет. И нажал на спусковой крючок. Только сейчас до меня дошло, что в стволе тоже может быть патрон! Но, на этот раз, мне повезло. Выстрела не последовало. Да, прокол за проколом.
Мы с врачихой одновременно облегченно выдохнули. Чтобы замять неловкую ситуацию, я перешел в наступление:
— Скажите, это вы меня тут подкармливаете?
— Я.
— Спасибо. А то вот видите и жена есть, и детей двое, а сколько уже тут валяюсь, а так никто и не пришел. Вас хоть как зовут-то, впечатлительная вы наша?
Врачиха почему-то покраснела.
— Маша. — потом подумала и добавила. — Мария Петровна Серенькая.
— Ничего себе! Серенькая. Вам Маша, с такой внешностью, надо фамилию носить, ну допустим, Цветкова?
Лицо врачихи из красного стало бардовым. Засмущал я бедную совсем.
— Дмитрий Григорьевич, вы меня извините, но я, пожалуй, пойду. У меня еще дел много. Да и вам надо поесть принести.
— Конечно, конечно… — проговорил я, одновременно обдумывая, каким образом мне незаметно открыть щеколду. — Вот сейчас помогу Вам с пола собрать осколки…
— Оставьте, сейчас уборщица придет и уберет.
Но я свое черное дело уже сделал, прикрывшись корпусом, незаметно открыл защелку. Фууу… Теперь можно и расслабиться.
— Маша, вы заходите если что. А то мне тут скучно одному…
— Хорошо, я постараюсь.
Добавлять, что она покраснела еще больше? Вот так вот. Есть еще, значит, порох-то в решете. Ничего! Старый конь борозды не испортит! И добавил:
— Я буду ждать.
Ну что ж, пора за дело. Время и так летит слишком быстро. Но на будущее, надо все же поосторожней быть. А если бы в этот момент главврач вошел?
Глава третья
За занятием крючкотворством пролетела совершенно незамеченная мной неделя. Настало 13 марта 1940 года. Знаете что это за день? Думаете день официального завершения Зимней войны? А вот и нет. В смысле война-то действительно закончилась, но мне до нее никакого дела не было. Зато я, наконец, закончил свой "сизифов" труд. Бумажка, на которую убил целых девять дней драгоценного времени, для меня драгоценного, готова. Всего семь листов машинописного текста. Я не пожалел бутылки отличного армянского коньяка, которую пришлось отдать за "аренду" печатной машинки, жлобу, который только по недоразумению именовался военным комиссаром госпиталя. Пришлось лично набирать текст, а потом жечь и "топить в сортире" черновики. И еще, вам лучше не знать, сколько сил, времени и бумаги заняла его отпечатка. А уж уничтожение черновиков… Чуть госпиталь не спалил.
Разумеется, ничего общего с предыдущими пространными размышлениями бумажка не имела. В ней я пытался высказать все свои сомнения и тревоги, основываясь исключительно на фактах, которые были в памяти Павлова и открытых источниках. Собственных доводов вставил в текст совсем немного, тщательно взвесив все "за" и "против", и убедившись в том, что Генерал самостоятельно, при некотором напряжении сил и доле везения, мог до них докопаться. Это был именно официальный документ, а не "письмо турецкому султану".
