По законам Дикого Запада (СИ) - Топоровский Евгений Александрович (полная версия книги txt) 📗
Малыш стоял на колоде, едва удерживая равновесие, и уже ощущал кожей колючее прикосновение веревки. Его губы дрожали, из глаз текли слезы. Крупные капли медленно стекали по запавшим щекам на подбородок и падали на грудь, где терялись среди пятен грязи, пота и крови. В глазах, обращенных к толпе, читались страх и мольба. Клив отвел взгляд. Он часто видел такие лица. Испуганные, жалкие, непонимающие. Лица мужчин, а иногда, и женщин, по чьей-то неведомой воле творивших ужасные вещи. «Мы не в силах убить то, что вселяется в них. Что-то темное, злое. Что заставляет людей совершать очень, очень плохие поступки. А потом исчезает без следа, оставляя их один на один с толстой веревочной петлей. И мы убиваем тело, но не само зло.» — сказал когда то священник одного маленького городка. Сказал, печально глядя, как «танцуют чечетку» тела трех скотокрадов, грабителей и убийц. Старшему из которых едва исполнилось восемнадцать. И Клив, привезший на казнь преступников, лишь молча кивнул головой.
Доски настила заскрипели под тяжелыми шагами. Голос шерифа Паттерсона звучал громко и внятно, слова падали в тишину, как падают тяжелые камни на зеркальную гладь озера.
— Вы будете повешены за шею, пока не умрете. Ваше тело останется в петле до завтрашнего полудня, а затем будет зарыто под оградой городского кладбища, где и надлежит быть преступникам и убийцам. Бен Адамс Ринго, вам понятен приговор? — шериф замолчал, словно действительно ожидал ответа. Затем взмахнул рукой, подавая сигнал.
Дуглас О'Брайан толкнул сапогом колоду, лишая Малыша опоры. Тот изогнулся, словно выпрыгнувшая из воды рыба, пытаясь еще один, пусть краткий миг устоять на уже накренившейся деревянной колоде. Мгновение спустя, она с грохотом упала на бок, подпрыгнув на досках настила. Малыш рухнул в пустоту. Петля затянулась на шее, пережимая гортань, тело забилось, в тщетных попытках вырваться из удушающего захвата. В какой то миг Клив подумал, что веревка не выдержит судорог, с такой силой извивалось тело висящего на ней человека. Но, выдержала. С каждым движением петля все туже затягивалась вокруг коротенькой шеи, лицо Малыша покраснело, затем, полиловело. Глаза вывалились из орбит, белки покраснели от крови. Изо рта вырывался сдавленный хрип, на губах пузырилась густая, белая пена.
Шериф Паттерсон застыл, с побелевшим от ужаса лицом, толпа подалась прочь от эшафота, тишину разорвал пронзительный женский крик.
— Кто-нибудь, прекратите это! — в голосе Генри Аллана Льюиса звучали истерические нотки, а сами слова тянулись, словно проигрывались теряющим завод граммофоном. Марлин Девро, стряхнув сковавшее тело оцепенение, шагнул было вперед, но тут ноги Малыша, бьющегося, как вытащенная из воды рыба, разорвали стягивающий лодыжки ремень. Была ли тому виной погнутая медная пряжка, или старая истертая кожа не выдержала конвульсий умирающего человека, кто знает? Но, когда Девро приблизился к бьющемуся в петле Ринго, правая нога Малыша распрямилась, и носок исцарапанной лаковой туфли с хрустом ударил помощника шерифа прямо под щетинистый подбородок. Марлин рухнул на помост, заливая светлые доски хлынувшей изо рта кровью.
Теперь кричали все. Несколько женщин без чувств лежали на пыльной земле, а празднично одетые мужчины, еще недавно такие галантные и обходительные, безжалостно топтали тела, пробивая себе дорогу прочь от эшафота. Раздался выстрел, затем, другой, в мешанине людских тел отчаянно закричал ребенок. Лишь женщина в сером платье, по-прежнему, неподвижная, наблюдала за мучениями Бена Ринго. Гримаса злобного удовлетворения исказила когда-то красивое лицо, превратив в уродливейшую из ведьм.
Клив бросился к пляшущему в петле человеку. Оттолкнувшись от слегка пружинящих досок помоста, он высоко прыгнул и повис на плечах Ринго, словно желая сдернуть его на землю. Раздался отчетливый хруст. Петля с силой впилась в кожу и шея Малыша не выдержала. Позвоночник сухо треснул, крепко сжатые челюсти разжались, наружу вывалился распухший, синий язык. С громким, похожим на треск разрываемой ткани, звуком, опорожнился кишечник. На черных, с тесмяными подтяжками, штанах появилось, быстро увеличиваясь в размерах, мокрое, резко пахнущее мочой, пятно. Малыш Бен Ринго наконец умер.
Клив Бриннер покинул город вскоре после казни. Гнедой, накормленный и отдохнувший, встретил его тихим ржанием, ткнулся губами в рукав короткой кожаной куртки, требуя внимания. Клив ласково потрепал коня по густой, тщательно вычесанной гриве. Бросив мальчишке четвертак, он легко вскочил в седло, тронул каблуками бока и, не оглядываясь, двинулся по главной улице Хейвена к дороге, ведущей на восток.
Глава 4
Парни Финнигана
Большой Джордж стоял в густом кустарнике у подножия невысокого холма и готовился справить малую нужду на колючий, изогнутый ствол опунции. Мясистые зеленые листья, каждый не меньше ладони самого Джорджа, касались его рук и плеч, скребя по одежде толстыми шипами. Собравшись с духом, он откинул полы плаща, расстегнул пуговицы на серых, потертых штанах и извлек часть себя, хорошо известную шлюхам от Арканзаса до Нью-Мексико. Прикрыл глаза, чувствуя, как нарастает жгучая боль в паху. Переполненный мочевой пузырь, казалось, под завязку набит толченым стеклом вперемешку с гравием, а член напоминал раскаленный прут в руках ковбоя, что клеймит табун. Еще несколько мгновений, и горячая, мутная струя ударила в шероховатый ствол, растекаясь по неровной коре, поползла вниз, собираясь в пенистую, зловонную лужу. Джордж застонал.
«Проклятая простуда!» — с бессильной яростью думал он. Неделю тому Джордж сильно вымок, и вдобавок, заночевал под открытым небом, укрывшись не толстым шерстяным одеялом, а промокшей насквозь, лошадиной попоной. Казалось бы, сущий пустяк для такого здоровяка, но уже на следующий день он ощутил легкое покалывание и тяжесть внизу живота, а дальше дела пошли и вовсе из рук вон плохо. Оправление малой нужды превратилось в изощренную пытку, дважды Джордж обмочился, не успев расстегнуть штаны. Попахивало от него с той поры прескверно.
Поток мочи понемногу иссякал, принеся Джорджу кратковременное облегчение. Он стоял, упершись лбом в ствол опунции, ощущая кожей неровности коры. Обычно красное лицо побледнело, на кончике кривого, не раз сломанного носа висела большая, прозрачная капля пота. Глаза Джорджа бездумно смотрели вниз, на пенистую лужу меж широко расставленных ног. В ней большой коричневый жук боролся за жизнь, пытаясь выбраться на твердую землю. Он отчаянно перебирал лапками, то и дело вцепляясь в плавающий по поверхности сор, то вновь теряя опору. Джордж криво усмехнулся. Присев над лужей, он щепкой вытолкал жука на сушу и замер, наблюдая как тот, бодро перебирая лапками, устремился прочь. Затем Джордж распрямился, и, на секунду задумавшись, обрушил на спасенное насекомое стоптанный каблук своего сапога. Еще мгновение он смотрел на раздавленного жука, а затем, криво усмехнувшись, направился назад, в лагерь.
Из темного зева пещеры пахнуло затхлой сыростью, когда Джордж, чуть наклонив голову, шагнул в узкий коридор, образованный неровными, блестящими от влаги стенами. Издалека доносились хриплые голоса, запах дыма и жарящегося бекона. Он шел на звук, осторожно переставляя ноги, касаясь пальцами холодного, мокрого камня. Футов через двадцать проход круто сворачивал влево, обрываясь в небольшом круглом зале с высоким, уходящим в темноту потолком. На неровном полу весело потрескивал небольшой костерок, освещая собравшихся в круг четверых мужчин. Они сидели, привалившись спинами к брошенным на камень седлам, глядя, как закипает над огнем старый, мятый кофейник и лениво перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Двое курили.
— Эй, Джорджи, как дела? — завопил один из мужчин. На смуглом, обветренном лице играла глумливая улыбка, выпуклые черные глаза весело поблескивали. — Твой маленький амиго еще при тебе? Или отвалился и теперь ездит в кармане?
— Дьявол тебя раздери, Пако! Жаль, что шериф прокрутил тебе лишнюю дырку в заднице вместо того, чтоб снести твою тупую башку, — вяло огрызнулся Джордж.
