Сеятель бурь - Свержин Владимир Игоревич (читать книги бесплатно .TXT) 📗

– Бристоль, друзья мои! – процитировал Лис неизданного еще Стивенсона. – Мы едем искать сокровища! Ладно, хрен с ним, с Бристолем. – Он дозволяюще махнул рукой. – В Константинополе тоже есть много чего отвернуть!

Глава 25

«Любая война популярна в течение первых тридцати дней», – сказал один американский ученый и был по-своему прав. Но победоносные войны популярны значительно дольше, особенно до тех пор, пока убитых хоронят близ места их гибели, а по городским улицам не расхаживают, прося милостыню, увечные инвалиды в потрепанных солдатских мундирах. Однако эта кампания была, пожалуй, одной из самых необычайных среди тех, которые мне довелось видеть.

Все началось с того, что, едва Бонапарт вступил в Крым, туда из критского заточения бежал хан Бахт Гирей с предложением возглавить набранную здесь татарскую армию и повести ее на Константинополь. Это само по себе имело вполне разумное объяснение: в конце концов, жизнь затворника, пусть даже среди благоухающих садов райского острова, – тоскливая штука для деятельного правителя, лишившегося трона согласно беспощадным статьям Ясского договора. Теперь у хана был шанс отыграться, и последний Гирей не желал упускать его.

Но особое веселье началось тогда, когда войска Бонапарта ступили на земли самой Османской империи. Собственно говоря, наступление шло с трех сторон. На левом фланге через земли Аджарии двигалась армия генерала Багратиона, на правом, смыкаясь с австрийскими войсками, шел вспомогательный корпус потомка господарей Молдавии князя Кантемира, в центре же ударная группа самого графа Бонапартия при поддержке Черноморской эскадры адмирала Ушакова двигалась прямо на Константинополь.

Успех, с которым развивалась эта десантная экспедиция, с точки зрения военной науки являл собой нечто диковинное и необычайное. В то время как австрийцы, поддерживаемые сербскими повстанцами Карагеоргия, упорно прорубали себе путь на Софию, Бухарест и Адрианополь, как победоносный базилевс в поте лица гонялся по долине Нила за неуловимыми мамлюками египетского паши Мухаммада Али, – Наполеон продвигался вперед, собирая ключи от сдающихся крепостей примерно с той же скоростью, с какой в наше время собирает их команда в форте Байярд. Несоответствие это, казавшееся почти мистическим в глазах наивных современников, для нас имело объяснение, далекое как от волшебства, так, впрочем, и от военного искусства. Секрет был прост, и таился он в фигуре турецкого султана, хранимого Аллахом Селима III.

Придя к власти, этот государь обнаружил армию, особенно же ее костяк – знаменитый корпус янычаров, в таком запустении, что волосы невольно зашевелились у него под чалмой. Многие из некогда грозных воинов, взращенных близ трона точно сторожевые псы, теперь не то что ятаганом не владели, но и порох в ствол засыпали после того, как забивали пулю.

Султан-реформатор бодро взялся за дело и в кратчайшее время создал корпус дворцовых стрелков по европейскому образцу. Памятуя о традиционной дружбе между Францией и Османской Портой, Селим III пригласил для этого множество офицеров-инструкторов из армии Людовика XVI. Весть о казни французской королевской семьи вызвала шок у султана, но, с другой стороны, он охотно стал принимать на службу беглых аристократов, расставляя их на всевозможные командные должности в новом войске. Теперь же брошенные на убой янычары пытались отстоять балканские перевалы, а французские военачальники, приближенные к Селиму III, сдавали крепости своему бывшему соотечественнику одну за другой.

Вести о замечательных победах Наполеона застали нас по дороге в Крым, невольно давая почву для раздумий о путях решения государственных вопросов в эпоху просвещенных монархий. Сам по себе всплыл в памяти драгунский полковник Ландри, который не так давно о чем-то весьма содержательно беседовал с одним из лидеров французской эмиграции маркизом д’Антрагом. Теперь, похоже, плоды этой встречи обильно пожинал Бонапарт.

В тот момент, когда мы наконец достигли его ставки, он обсуждал систему обороны Константинополя с генералом Себастиани, до недавних пор главным военным советником при дворе Селима III. Он то и дело отмечал ключевые точки для штурма на подробнейшей карте, любезно предоставленной бывшим главным инспектором саперных войск турецкой армии Жюшеро де Сен-Дени, и линии его стремительного карандаша чертили ярко-красные стрелы, направленные в сердце Османской Порты.

Заветный локоть был уже близок, однако укусить его, не дожидаясь подхода союзников и войск Багратиона, не представлялось возможным. Начиная с Константина Великого, поколения византийцев, а затем турок-осман укрепляли столицу, желая сделать ее неприступной для любого врага. Во многом им это удалось. Наполеон, безусловно, являлся гениальным артиллеристом, но большая часть его орудий находилась на кораблях Черноморского флота, а адмирал Ушаков вовсе не горел желанием разоружаться вблизи ожидаемого врага. Его бомбардирские суда раз за разом обрушивали град ядер на бастионы, запирающие вход в бухту Золотой Рог, но те, построенные в лучших традициях французского крепостного зодчества, упрямо огрызались, не давая русскому флоту прорваться к мягкому подбрюшью столицы. Обстрел стен, проводимый с суши, давал столь же малые результаты. Казалось, военная удача решила капризно отвернуться от своего любимца, использовавшего коварные уловки вместо своего несомненного гения.

Битва за Константинополь затягивались. То и дело я принимал гонцов из австрийской ставки с просьбами, оставив султана в осаде, перенести удар на Адрианополь, чтобы облегчить наступление союзных войск. Но упрямый корсиканец, твердя, что ключ к победе хранится в Босфорской цитадели, только-то и пошел на то, чтобы отослать в сторону первой османской столицы три тысячи нукеров [28] Бахт Гирея. Однако вреда от такой помощи было куда больше, чем пользы.

Непригодные для штурма крепостей всадники-татары начисто подмели фураж и провиант, встреченный ими на пути, да и привычка не оставлять без внимания чужое имущество, выработанная в многовековой практике набегов, дорого обошлась еще недавно состоятельному населению Османской Порты.

У нас с Лисом теперь было достаточно времени, чтобы изучать чудом возвращенную корреспонденцию нашего подопечного. Чем больше я задавался вопросами о личности того или иного фигуранта, тем больше понимал тревогу руководства по поводу содержащейся в письмах информации.

Каждый новый псевдоним скрывал какую-либо значимую фигуру европейской политической игры, размах заговора поражал воображение. Казалось, не хватает только детонатора, чтобы накопленный заряд взорвал и без того неустойчивый мировой порядок и привел к власти нового всемогущего правителя. Кто должен был им стать, у меня не вызывало сомнений. В довершение всего услужливый случай подбросил мне занятную книжицу, изданную в мае 1804 года в Реймсе, уж не знаю, каким ветром занесенную к турецким берегам.

Замечательное исследование весьма тщательно разбирало происхождение Бонапартов, отыскивая корни этой раскидистой генеалогической липы среди римских Юлиев, Сильвиев, византийских Комнинов и Палеологов. Между ветвей уютно гнездились короли Арагона и, что самое милое, достославный брат-близнец Людовика XIV, известный под романтическим прозвищем Железная Маска. Увидев в моих руках сей капитальный труд, Бонапарт состроил недовольную гримасу и деланно отмахнулся, но, как мне показалось, теперь он искоса поглядывал, пытаясь оценить, какое впечатление произвело на меня, несомненно, заказное творение неведомого генеалога.

Майская ночь, висевшая над узкой перемычкой между Черным и Мраморным морями, опаляла духотой, от которой не спасал ни едва проснувшийся бриз, ни аромат жасмина, густо растворенный в качающемся воздухе. Бессонный военный лагерь российской армии жил своей походной жизнью. Сколько видел глаз, вдоль городских стен шаманский танец выплясывали острые языки костров, где-то слышалось ржание, окрики часовых и рожки дежурных трубачей, поднимающих в стремя очередные патрульные разъезды. С другой стороны, темнея сквозь предутреннюю дымку, качались силуэты кораблей эскадры, блокировавшей Константинополь с моря. Все было наполнено ожиданием решительных действий, и каждый новый день снова обманывал эти ожидания.