На пути Орды - Горюнов Андрей (читать книги полностью .txt) 📗
Коля склонился к его уху…
– А-а-а, – хмыкнул Игнач. – Но это глупость!
– Почему? – удивился Коля.
– В лесу травка одна есть… Да не одна!
– Понятно… Покажешь?
– Да жалко, что ль?
В сенях княжих «хором» Олена остановила, поймав за рукав, Ольгу, – плясавшую девушку.
– Что сказать-то хотела тебе… Он женат!
– Кто женат?! – удивилась Ольга.
– Он, – кивнула Олена. – Он там женат!
– А-а-а! – Ольга догадалась, о чем толкует Олена, и, подкалывая ее, ответила с улыбкой: – Жена – не стена! Можно и подвинуть.
– Да я ж тебя!!! – обе руки Олены угрожающе взлетели в воздух.
– Ты че?! – отшатнулась Ольга. – Совсем того?! – И, помолчав, добавила: – Такая телка… и крышей съехала…
Ольга, видно, быстро воспринимала все новое…
Олена, услышав такое, побледнела как смерть:
– Он и тебе успел это сказать?!?!
– Берке придет послезавтра… – сказал Игнач.
– Много людей у него?
– Не знаю точно. Раз в пять, в десять поболе, чем у Чунгулая было… А за ним – и Батый!
– А у Батыя?
– Без счета. Да что тебе Батый-то? Тебя и Берке поломает. Не выстоишь.
– Это ясно.
– И что ты будешь делать?
– Да путь один. Взять Берке.
– Убить?
– Бессмысленно. Орда останется. Новый хан сядет – вот и все. Его надо взять живым.
– Это правильно. Но дальше-то что?
– Использовать. Агент влияния.
– Чего?
– Заставить Берке работать на себя.
– Неплохо сказано. Но как добиться этого?
– Пока не знаю. Мысли крутятся. Ты кстати, не осведомлен, – сам Берке где в своем стане?
– Его шатер почти в самом центре его Орды. Но ближе всего – к Волк-камню. Скала есть такая. Все ее знают. Не спутаешь.
– Спасибо.
– Не за что… Ну что, пора и поспать?
– Да, пора!
…Надо было еще проверить караулы…
Хоть сон и сморил Берестиху, но стражники на стенах пристально вглядывались в ночной мрак, время от времени включая приборы ночного видения, а затем долго прислушиваясь… Нет, все спокойно, слава тебе, Господи!
Тишина!
Так и не дойдя до кровати, Аверьянов прилег тут же, в сенях княжьих хором, на узкой лавке…
За последние дни он измотался выше всех человеческих пределов, его мучили отрывочные сновидения, провалы и взлеты.
Душили кошмары, настолько правдоподобные, как будто были они наяву. Вот и теперь, стоило Николаю рухнуть в спасительное, казалось бы, забытье, как тут же в его сознании возникло смятенье, тревога, – чувства, совершенно не мучившие его наяву.
Наяву тревога всегда ассоциировалась с криком «Па-адъем!», а смятение он испытал только один раз в жизни, когда расставался с женой. То, что она легко оставила Алешку ему, совершенно не претендуя на дальнейшее воспитание мальчика, повергло его в смятенье. Разум заметался в бессильном поиске ответа на вопрос: как же я мог с ней прожить эти годы?! С такой… Прости, Господи! Как смог?!
И больше смятенья, тревог наяву он не знал.
Во сне же смятенье с тревогой нередко являлись ему. Вот и теперь, как только стражник со стены растолкал Аверьянова, «разбудил» его криком: «Вставай! Татары!! Берке уже здесь!!!» – Коля «слетел», не просыпаясь, с кровати, охваченный тревогой и смятением.
На улицу! На стену!
Во сне, как и наяву, была еще ночь. По краю леса мерцали огни факелов, – тысячи, тысячи…
– Мне говорили, они ночью не воюют…
– Тебе соврали, – горько констатировал стражник. – Смотри-ка – валом повалили…
– «В атаку с марша!» – называется… – Коля кинул взгляд на боеприпасы: ошметки, крохи, порошок… Считай, что нет совсем…
Стражник бросился поднимать остальных. Коля повернулся, в надежде найти хоть какой-то выход, какое-то решение сзади, внутри Берестихи. Но сзади была лишь Олена…
– Как хорошо! – сказала Олена, глядя на мириады огней, покатившиеся на них из леса. – Бог дарит нам смерть в одночасье! Господи, как хорошо!
Где-то в глубине сознания мелькнула догадка: я сплю, это сон. В жизни так «театрально» не говорят. Но, видимо, уставший от действительности мозг хотел разрядиться, окунувшись в патетику театральной фальши.
– О чем ты?
– Жить без тебя невыносимо!
– Да, Оленушка… – прошептал Коля, целуя Олену. – Это конец. Жизни осталось на полчаса… А с сыном я уже не попрощаюсь…
– Коля, это ты? – дернул его кто-то за рукав сзади.
Коля резко обернулся и обалдел: лейтенант Калнин, его заместитель по взводу…
– Ты?! Как здесь оказался?!
– Так за тобой и прилетели! – Калнин кивнул в сторону взвода, стоящего возле княжьих «хором» в полном составе, амуниции, снаряжении… – В контейнере-то радиомаяк… Поехали отсюда! – Калнин поднял руку, указывая на небо.
– Ты что, нельзя! – Коля указал на приближающиеся огни. – Вот этих надо замочить сначала.
– Запрещено! Нельзя. Строгий приказ. Ты здесь убьешь одного, а как это там, в будущем, скажется?
– Это хорошо скажется, – уверенно ответил Коля.
– Ну да! – хмыкнул язвительно Калнин. – А если ты своего же предка убьешь, тогда что?
– Это не предки, – возразил Коля. – Это звери.
– Тебе кажется, – Калнин, успокаивая, обнял его за плечи. – Хан Батый так себя на Руси не вел.
– А как он вел себя на Руси? – подозрительно спросил Аверьянов. Ему показалось, что Калнин поехал крышей.
– Не так он себя вел! Не так!
– А ты откуда знаешь, так или не так? Я-то здесь, – в этом, во всем, – которые сутки по уши кручусь, а тебя я тут что-то не видал раньше. «Так – не так…» Ты что, сам, что ли, при этом присутствовал? Или ты с Батыем знаком? Откуда знать-то тебе?
– Я это знаю, потому что сейчас так в школе проходят! – Калнин многозначительно поднял указательный палец правой руки и прошипел в глубочайшем почтении: – В шко-о-о-оле! Даже в школе, понимаешь?! Батый добрый был.
– Добрый бандюган, – кивнул Аверьянов. – Гангстер.
– Ты спишь, Коля, – заметил слегка насмешливо Калнин. – Спишь и живешь в сказке, в нечестной сказке, наполненной этнической и религиозной ксенофобией…
– Чего-чего?! – не понял Аверьянов.
Наяву Калнин, конечно, не смог бы выговорить таких слов: он их не знал, и у него не было тринадцатилетнего Лешки, который мог бы его научить этим словам…
– Ты, Калнин, объясни про хорошего Батыя Евпатию Коловрату, когда окажешься на том свете, – посоветовал Аверьянов Калнину. – А также жителям Козельска, Рязани и Киева… Тем из них, кто уцелел. Они послушают про ксенофобию с большим интересом.
– Знаешь, в чем состоит парадокс времени? – грустно спросил Калнин, демонстративно пропуская совет Аверьянова мимо ушей.
– Знаю! Еще минуты три – и нам конец! А ты философствуешь, Калнин, только оттого, что сдрейфил. Не хочу унижать, но уверен: штаны у тебя – мокрые!
– У меня?
– У тебя!
– Вот этих, что ль, испугался? Козлов немытых? Отморозков?
– Да почему же «отморозки»? Люди, воины! Ты ж видишь, сколько их!
– Ну? – Калнин скорчил презрительную гримасу. – Да и пятидесяти тысяч их не будет!
– Семьдесят пять – не хочешь?
– Да хоть бы сто! Это одного человека живым взять трудно, а работать по массе – одно удовольствие! – Калнин поднес ко рту микрофон, отходящий от его шлема. – Но отвечать по результатам будешь ты! И к генералу пойдешь на доклад ты, – согласен?!
– А то! Все возьму на себя!
– Смотри. Типичное военное преступление. Это геноцид, бесчеловечно!
– Да разве это геноцид?! Это пустяки! – ехидно подъелдыкнул Аверьянов. – Геноцид – это поголовное истребление народа. А мы с тобой всего-навсего решили семьдесят пять тысяч напалмом сжечь! Там миллионы еще на развод останутся!
– Ой, твоими устами да мед бы пить… Мне осенью квартиру дать должны, у тебя-то есть… В тюрьму с тобой сядешь, Аверьянов, – кивнул Калнин. – А так, ну если б не квартира, мне-то что! Если все возьмешь на себя, я сожгу, не вопрос. Тебе под трибунал идти… А я-то с удовольствием…
