Тайна Нереиды - Алферова Марианна Владимировна (е книги .txt) 📗

Цезарь судорожно вздохнул, сознавая, что исход битвы решен.

Безлапка, сидящий у его ног, протяжно завыл.

Глава XIV

Игры Криспины

«Сердце Либерты» был стар, как и все грузовые суда этого класса. Во времена Третьей Северной войны их варили на верфях Новой Атлантиды и гнали стадами на помощь Империи. Они были надежны и просты, лишь холодные гиперборейские воды грозили опасностью их сварным корпусам. Многие из них и спустя двадцать лет бороздили океан. «Чав-чав-чав», – бессменно раздавались в машинном отделении вздохи паровой машины. Ходили шатуны, их блестящие стальные руки год за годом поворачивали укрепленный в огромных подшипниках вал.

Проб спустился по трапу и ступил на скользкие от масла слани. В машинном отделении было светло и чисто. Моторист в черной тунике ухмыльнулся при виде пассажира и поскреб пятернею скулу.

– Кого-нибудь ищешь, доминус?

– Он ведь здесь? – спросил Проб.

– Где ж ему еще быть? Дрыхнет за вспомогательным на куче тряпья.

– Как тебя зовут, парень?

– Исполнитель.

– Что?

– Исполнитель. Я исполняю желания машины.

– Хотел в детстве быть гладиатором?

– А вот и не угадал. Всегда мечтал о море.

Проб обошел машину. «Чав-чав» – вздохнула она, как живая, за спиной. Позади серо-зеленого корпуса вспомогательного двигателя на куче обтирочного тряпья спал гений судна – толстый змей с маслянисто поблескивающей кожей. Пробу показалось, что от змея пахнет машинным маслом.

Моряки суеверны. Когда-то они приносили гению жертвы – яйца и вино. И теперь каждодневно ставили перед ним тарелку с едой и бокал галльского вина. Он ел и пил. И – как верили моряки – охранял свой корабль.

Проб опустился на кучу тряпья рядом с гением.

– Тебе здесь нравится? – спросил гений.

– Очень… – отвечал Проб.

– Мой корабль… замечательный. Знаменитый. Удрал от линкора виков. Вошел в полосу тумана и тю-тю. Это я его увел, – сообщил гений. – Видишь вино? Мне ставят его мотористы. И еще яичницу. Я обожаю яйца. Разделишь со мною трапезу?

– Охотно.

– В Новую Атлантиду?

– Нетрудно догадаться.

– Я утону вместе с кораблем, – сказал гений. – Гении кораблей не слишком долговечны. Зато как интересно! Скучно быть гением какого-нибудь дома и тысячу лет сидеть на одном месте, глотая пыль на чердаке. А я дышу соленым горьким воздухом, глотаю морскую пену.

– Скажи, мне показалось или нет… На судне контрабанда?

Гений рассерженно пропыхтел:

– Я – гений корабля. И тайн корабельных не выдаю.

– И все же на корабле контрабанда. И обратно тоже что-то повезут. Ты знаешь заказчиков.

Гений не отвечал, лишь пыхтел все громче.

– Они появились недавно, не так ли? Какой-то новый хозяин, и новая шайка. Тебе недолго осталось плавать, гений. Неужели не хочется перебраться на какой-нибудь новенький, сверкающий краской теплоход и…

– Этой мой корабль, – перебил гений, – с ним я и умру.

– Так что же на счет заказчиков? – настаивал Проб.

Опять пауза и громкое пыхтенье. И наконец центурион разобрал невнятный шепот:

– Какие-то новые люди. Опасные. Дерзкие. Они погубят корабль, вот увидишь… Вики не потопили. А эти угробят – точно…

– Что они возят?

– Кокаин.

– И кто главный?

– Тиш-ше… – прошипел гений. – Кто главный – не знаю. Они не называют имен… Лишь однажды один шепнул «Матрона».

– Женщина?

– Выходит, что так.

Элий смотрел, как во дворе льется из фонтана тонкая струйка воды. Жара. Элий отер ладонью лоб. Откуда у человека появляется уверенность, что он может изменить судьбы мира? Откуда хотя бы уверенность в своей правоте? Разве можно быть хоть в чем-то уверенным? Даже в собственном существовании? Ах нет, в одном можно быть уверенным – в смерти. Она-то непременно наступит. «Еще немного – и ты прах или кости; останется одно лишь имя, а то и его нет» [97].

Камилл с Титом неподалеку наполняли бутылки из-под вина «коктейлем для Чингисхана» – смесью бензина, керосина и смолы. От этой смеси осадные машины замечательно горели. Камилл скинул тунику, оставшись только в кинктусе [98]. Плечи его стали коричневыми и обгорели до пузырей. Кожа шелушилась и слезала белыми шкурками. Среди римлян вдруг прошел слух, что раны на загорелой коже срастаются быстрее и без осложнений. И теперь многие преторианцы разгуливали по внутренней крепости нагишом, принимая солнечные ванны.

Квинт подошел и сел рядом.

– Поздравляю, ты по-прежнему Цезарь.

– Что? – Элий не сразу понял, о чем говорит его агент (или его друг) – он уже и сам не знал, кем считать Квинта.

– Криспина родила девочку.

– Не рановато ли? По срокам столь радостное событие ожидалось через месяц.

– Как видно, Криспина торопилась, желая угодить императору. Да нет, не рано. Ведь они спали еще до свадьбы. Роды в срок. Но девочка Руфину не нужна, – ухмыльнулся Квинт и подмигнул Элию.

– Значит, теперь Август придет нам на помощь, – сделал свой вывод Цезарь.

– Будем надеяться.

Элий поднялся и принялся расхаживать по двору. Неожиданно остановился, хлопнул в ладоши. Квинт не сразу понял, что Элий смеется.

– Я же сказал – Нисибис не падет, пока я здесь!

В ответ Квинт пожал плечами.

– Нисибис не падет! – крикнул Элий.

Камилл поднял голову и с изумлением посмотрел на Цезаря. А Тит продолжал заниматься своим делом.

В эти дни никто не видел префекта ни на улицах города, ни на стенах. Пошел даже слух, что префект удрал из Нисибиса. Но известие было ложным. Префект Дионисий не выходил из дома. Зато постоянно слал Рутилию гонцов с указаниями или просил сказать, когда же уйдут варвары. Но варвары не уходили.

Тогда префект стал требовать Рутилия к себе. Трибун откладывал встречу со дня на день, но наконец решился. Элий пошел с ним.

В таблине префекта царил полумрак: ставни были плотно закрыты, тускло горящие масляные светильники почти не давали света. Было невыносимо душно.

– Надо сдать город… – Дионисий чуть не плакал. – Я устал… Все устали… Держаться больше нет сил… – префект заломил унизанные перстнями руки. – Устал… И вы устали… вы тоже… варвары нас пощадят.

Он схватил бутылку и наполнил бокал до краев. Выпил залпом, пролив ликер на шитые золотом одежды.

Цезарь молчал. Рутилий тоже.

– Я вчера был на стене… Это чудовищно… То, что происходит, чудовищно… в двадцатом веке… – Дионисий по-настоящему всхлипнул.

– Чудовищно, – подтвердил Рутилий.

– Так мы сдадимся?

– Нет.

– Почему?

– Потому что здесь Цезарь. Ты просил его остаться. Мы остались. Теперь Нисибис не может сдаться.

Дионисий растерялся.

– Но это… это… так нельзя… – пробормотал, запинаясь.

– Нисибис нельзя сдать.

– Я сдам город! Своей властью! – взвизгнул Дионисий и кинулся к двери, будто собирался немедленно бежать на стену.

– Только попробуй подойти к воротам, и я тебя пристрелю. – Рутилий вынул пистолет из кобуры и взвел курок.

Дионисий попятился.

– Нисибис будет сопротивляться, – сказал трибун, но пистолет не убрал.

– Сколько? – выдавил Дионисий.

– Сколько сможет.

– Говорят, Дионисий построил в своем саду бункер и надеется там укрыться, если стены падут, – сказал Элий, когда они вышли из дома префекта.