Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
— Работы там нет. Помнишь, ходили.
— Там свои слуги.
Солнце ещё высоко, но жар его становится мягче. Во дворе появляются люди. Опять высыпают дети, мужчины со стаканами рассаживаются на верандах.
— Забегали. Скоро обедать позовут.
— Ленч хорош был. Посмотрим, как с обедом.
— Посмотрим. Нам сколько, три сарая осталось?
Эркин быстро отступил на шаг, окинул взглядом груды чурбаков и брёвен.
— Два. У последнего много. И этот, третий.
— Видно, перед ним и есть будем.
— Посмотрим. Может, и сейчас.
— По моим часам, — Андрей хлопает себя по животу, — уже пора.
— По моим тоже, — смеется Эркин.
Андрей на секунду застывает с вскинутым над головой топором и насаженным на него чурбаком и, резко опуская вниз, шепчет.
— Уже забегали. На этом сарае идём.
— Давай. Как кончим, сами подойдут.
— Точно.
На этот раз их позвали в другой дом. На такую же пустую прибранную кухню. И опять всего по два. Два стакана с чем-то красным, две тарелки густого фасолевого супа, две тарелки с жареным мясом, картошкой и какой-то зеленью, два стакана, заполненных непонятной бело-розовой массой.
— Вот это да! С ума сойти, как кормят, — восхитился Андрей.
Всё расставлено так, что ошибиться в порядке нельзя.
— Будем жить, — улыбнулся Эркин.
Судя по всему, следовало начать с красного. Чуть подсоленная густая жидкость, на поверхности которой плавали зелёные листочки, что-то напоминала, вкус был приятен, но Эркин не мог вспомнить, что это. Андрей тоже пил как-то неуверенно. Допив, подцепил и отправил в рот прилипший к краю стакана листочек.
— И что это было?
— Пойди и спроси, — Эркин уже подвинул к себе тарелку с супом. — Травить нас не собираются. Чего ещё?
— Это конечно… Суп хороший.
— Мг. И мяса не пожалели.
Андрей все косился на бело-розовую массу с воткнутой в неё ложечкой. Это полагалось на конец обеда, но оторвать от нее взгляда он не мог. Может, поэтому и Эркин взялся за свой стакан так осторожно, будто ждал подвоха. Стакан был холодный, и масса тоже холодная и сладкая. На языке она сразу таяла, холодя рот и горло. После первой же ложки Андрей издал приглушенный стон и дёрнулся, испугав Эркина.
— Ты чего? Припадочный?! Стол перевернёшь.
— С ума сойти… Чтоб мне век свободы не видать… Ты знаешь, что это?
— Ну? — Эркин заинтересованно облизал ложку.
— Это же мороженое!
Эркин поперхнулся. Слышать он слышал, но ни разу не пробовал, даже не видел.
— Лечь не встать, с ума сойти!
— А я про что?
Андрей так выскребал стакан, что Эркин засмеялся.
— А ты его выверни. Наизнанку.
Андрей только поглядел бешено, но тут же улыбнулся.
— Помог бы вывернуть.
Забывшись, они говорили в полный голос.
— Вам понравилось?
Если бы их плетью сейчас вытянули, они бы так не удивились. Но в кухне они теперь были не одни. Когда и как она появилась, они, занятые обедом, не заметили, но в проёме маленькой незамеченной ими раньше двери стояла она, и за её спиной горела сильная лампа, отчего они различали только её силуэт и даже не могли бы с уверенностью сказать: белая она или нет. Андрей вскочил на ноги, но остался у стола, а Эркина отбросило к входной двери. А она, словно не заметив их смятения, продолжала.
— Я рада, что вам так понравилось. Я сама его делала. Вы так работали, что я решила вас угостить чем-то особенным, необычным, — у нее был мелодичный, очень красивый, но какой-то неживой голос.
— Да, мэм, спасибо, мэм, — невнятно пробормотал Андрей, пятясь к Эркину.
Она негромко переливчато засмеялась.
— А пили вы томатный сок. Но… но неужели вы никогда его не пробовали? Удивительно! Вы довольны обедом?
— Да, мэм, мы пойдём, мэм, — тихо сказал Эркин, нашаривая ручку двери.
— Я очень рада, — повторила она и совсем тихо, почти шёпотом сказала: — До свидания.
Эркину наконец удалось открыть дверь, и они выскочили во двор.
Только на третьем бревне Андрей смог высказаться.
— Ну не фига себе!
— Мг.
— Нет, скажи, как подобралась. Ведь ничего не слышали. Или она там так и сидела с самого начала?
— А я откуда знаю?
— И чего вылезла?! Мы и так уже уходить собирались. И лампа зачем? День же. И солнце.
— Это-то понятно.
— Так объясни.
— А чтоб мы её не разглядели. Когда против света, лица не видно.
— Ч-чёрт, верно. Видеть видели, а узнать не узнаем. Ну ладно, а вылезла тогда зачем?
— Да фиг с ней. Если о всех беляцких причудах думать… А обед был хороший.
— Это да. Всегда бы так кормили.
— И всегда так работать?
Андрей засмеялся.
— Тоже верно. Смотри. Всего один остался. Но зато не меньше грузовика тут вывалили. Ну, пошёл?
— Пошёл.
Жара незаметно, совсем незаметно спадала. Просто солнечные лучи уже не жгли, а грели, стало легче дышать, разлитый вокруг свет уже не резал глаза, и не сразу высыхал пот, холодя тело.
— Всего ничего осталось.
— Вперёд не заглядывай, труднее будет.
— Знаю.
Медленно остывающее солнце сползает за дома, в тени становится прохладно. Они продолжают работать в прежнем ритме, но близящийся конец работы отпускал подавляемую усталость. Каждый удар топора, оставаясь сильным и точным, требует теперь больших усилий. Но со стороны это прежние ловкие быстрые движения.
Уложены последние поленья, подобраны щепки. Они заносят козлы, Эркин укладывает на место пилу и топор. Андрей оглядывает сумеречный сарай.
— А здорово ты его обиходил. Я помню, какой развал был.
— Мг, — у Эркина нет уже ни сил, ни желания что-то выдумывать. Да и конечно, если он сам помнит все дома города, где ему пришлось работать, все закоулки станции и рынка, то почему у Андрея будет по-другому? Понял, так понял.
Они выходят, Эркин затворяет дверь, надевает и застёгивает рубашку, и они не спеша оглядывают двор. А ведь и не скажешь, что с утра тот был завален брёвнами. Только, как и утром, в центре стоят женщины, хозяйки. И они идут к ним. Выпрямившись. Хотя больше всего хочется сейчас лечь, распластаться и закрыть глаза, и чтоб ничего больше не было. Но по неистребимой привычке скрывать усталость, как боль, они идут твёрдо и ровно.
— Принимайте работу, — Андрей улыбается непослушными отяжелевшими, как и всё тело, губами.
Кто-то, вроде не Женя, но Эркину уже неважно кто, протягивает им деньги. Он берёт после Андрея три радужных четверных кредитки, складывает их и прячет в нагрудный карман.
— Спасибо, мэм. Всегда к вашим услугам, мэм, — благодарит Андрей.
— Спасибо, мэм, — повторяет за ним Эркин.
И уходят они вместе, как пришли утром, закрывая за собой ворота.
На улице Андрей останавливается, и Эркин по инерции чуть не налетает на него.
— Однако попахали мы сегодня, — тихо смеётся Андрей.
И Эркин невольно ухмыляется в ответ.
— Руки как не мои.
— Ага. Завтра, как думаешь, на станцию?
— Если проснусь, — Эркин сводит и разводит лопатки.
— К утру жрать захочешь, проснёшься. Ладно, я пошел. Бывай.
— Бывай.
Вечерний двор наполнен голосами. Эркин вошёл уже через калитку и, как всегда, не глядя по сторонам, прошёл в дом. На лестнице он дважды спотыкался, цепляясь носками кроссовок за ступеньки.
Женя обернулась к нему от плиты.
— Накормили, — опередил он её вопрос, непослушными пальцами вытаскивая деньги. — Вот, возьми.
— Чаю хоть выпей.
— Нет, — мотнул он головой. — Нет, Женя. Умоюсь и лягу. Ничего больше не надо.
Она хотела что-то сказать, но увидев его лицо — он перестал за ним следить — промолчала.
В кладовке было темно и прохладно. Эркин вытащил постель, развернул её и стал раздеваться. Да, обмыться, смыть засохший пот.
— Эркин, — позвала его Женя.
Он послушно вышел и оторопело заморгал. Когда она успела вытащить таз? И ковш с водой на табурете рядом.
— Грязное клади сюда. И трусы давай, Алиса в комнате. — Женя говорила негромко, но голос её не допускал возражений, и он не мог не повиноваться. — Становись в таз, оболью тебя. А теперь просто намылься… прямо ладонями… повернись спиной, я намылю… Давай-давай, пот смоешь. Ну вот. И ещё раз оболью. Вытирайся. Иди ложись.
