Убить фюрера - Курылев Олег Павлович (читаемые книги читать txt) 📗

— Ты пойми меня, Вадим, — уже заплетающимся языком изливал душу Савва, — я вовсе не исчадие ада. С моих плеч будто камень свалился. Здоровенный такой каменючище. Когда-то мною овладела безумная идея (ну, ты знаешь), и я сделал неправильный, роковой шаг. И пути назад не было. Отказаться от своего замысла означало признать очередное поражение. Поражение, означавшее для меня катастрофу. Когда я спорил с тобой о моральной стороне наших поступков здесь, я спорил в первую очередь с самим собой. Каждую ночь перед сном я убеждал себя, что невмешательство не есть грех, что я всего лишь созерцатель, чуть-чуть пользующийся некоторыми преимуществами. Почему, думаешь, я звонил в берлинскую полицию? Чтобы убедиться, что все действительно кончено! Что ничего уже нельзя поправить и я свободен от идиотской клятвы перед самим собой. И это был вздох облегчения. И самое главное: время еще не упущено.

Они выпили еще несколько раз.

— Но ты тоже… ик… хорош, Вадюша. Даже не пытался меня переубедить…

— Это я не пытался?

— Ты.

— Я пытался…

— Значит, мало… ик… пытался. Вместо того, чтобы топить Гитлера… ик… нужно было меня… ик…

— Утопить, что ли? Да выпей ты стакан воды, Каратаев, люди же кругом. И хватит спорить, оба мы хороши… ик…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СПАСАТЕЛИ

Через сутки они возлежали на диванах мягкого пульмановского вагона экспресса Мюнхен — Вена — Белград — София — Афины, уносившего компаньонов на юго-восток. Каратаев только недавно убрал со лба мокрое полотенце и немного поел.

— Пора уже наметить план действий, — произнес он с мрачной решительностью. — Какие будут соображения?

— Я полностью полагаюсь на тебя, — ответил Нижегородский. — Говори, что делать, но прежде посвяти меня в суть предстоящих событий.

— С одной стороны, все вроде бы просто, — стал рассуждать Савва. — Нам точно известны время и место роковых выстрелов. Нужно просто быть там и помешать возомнившему себя народным мстителем студенту, по сути совсем еще мальчишке, их сделать. Достаточно хорошенько толкнуть его в нужный момент.

— А с другой стороны?

— А с другой… Понимаешь, Вадим, с этого момента все пойдет уже совершенно иначе и мы не будем знать как. Будь Принцип (это фамилия того студента) один, на этом можно было бы считать нашу миссию выполненной. Его схватят, и я больше чем уверен, что инцидент с неудачным покушением не повлечет за собой тяжелых последствий, хотя международного скандала, конечно же, не избежать. Но вся штука в том, что он, этот самый Таврило Принцип, не один. За полчаса до его выстрелов другой террорист бросит в автомобиль эрцгерцога бомбу. Бросит неудачно, поэтому данное событие нас вроде бы не должно особенно тревожить. Однако, кроме этих двоих, на набережной Аппеля будут находиться еще как минимум пятеро из той же команды. О местонахождении двоих из них в момент выстрелов Принципа точных данных вообще нет, да и остальные трое будут поблизости и потому по-прежнему опасны.

— Беднягу герцога плотно обложили, — подметил Нижегородский.

— Вот именно! Я скажу больше: его не просто обложили враги, но еще и сдали свои.

— Это как?

— Очень просто: нити сараевского заговора тянутся не только из Белграда, но и из Вены. Иначе просто не объяснить, откуда «Черная рука» еще в мае могла узнать о предстоящем в конце июня визите. Ведь тогда об этом в газетах ничего не сообщалось.

— «Черная рука»? — спросил Нижегородский.

— Ну да. Это сербская террористическая организация, одним из руководителей которой является полковник контрразведки сербского Генерального штаба. Одиозная, скажу я тебе, фигура. Такому лучше не попадайся на пути. Это Драгутин Дмитриевич, он же Апис. Девиз организации: «Объединение или смерть», ее цель: объединение всех южных славян в Великое Югославянское государство. Они установили контакт с группой «Млада Босна», главным образом с несколькими боснийскими студентами Белградского университета, подготовили троих из них, вооружили и помогли перейти границу. В Сараево к Принципу, Габриновичу и Грабецу присоединились еще четверо местных. Боже, как болит голова…

— Но зачем же им убивать именно Франца Фердинанда? — пытался разобраться Нижегородский. — Насколько я знаю, именно он особенно благоволит к южным славянам.

— Да именно поэтому! Став императором, он намеревается дать Боснии и Герцеговине равные права с двумя другими титульными нациями — австрийцами и венграми, превратив таким образом двуединую монархию в триединую. Этим он гораздо крепче привяжет славянские территории к империи, делая надежды Сербии на воссоединение с ними призрачными. Именно за это его возненавидели и венгры. Ведь их вес и голос в государстве в этом случае уменьшатся с пятидесяти процентов до одной трети. Граф Тисса [54] даже обещает в случае такого поворота дел поднять в Венгрии национальное восстание. Не нравятся эти планы и самим Габсбургам. Они ненавидят своего сородича и презирают его жену. Они считают Фердинанда выскочкой, которому пару раз в этой жизни чертовски подфартило. Первый — когда он внезапно стал обладателем чудовищного наследства своего умершего итальянского родственника графа д'Эсте, сделавшись в одночасье самым богатым человеком в Австро-Венгрии, второй — когда в результате череды трагических смертей братьев императора и его — Фердинанда — собственных отца и брата, Франц Иосиф вынужден был провозгласить своего всеми не любимого и замкнутого племянника, эрцгерцога и по совместительству графа д'Эсте, наследником трона. Немало масла в огонь всеобщей нелюбви подлила и женитьба наследника на чешской графине. Он пренебрег всякими там знатными принцессами и выбрал какую-то чешку. Его долго пытались вразумить, прибегая к помощи самого папы, но безуспешно. В итоге император дал согласие на брак, но объявил его морганатическим и на свадьбу демонстративно не явился.

— Погоди, погоди, — остановил Каратаева Вадим, — морганатический и платонический — это не одно и тоже?

— При чем тут платонический, — поморщился Савва. — Платонической бывает любовь, причем без детей, а в морганатическом браке дети как раз подразумеваются, но они заранее лишены права наследования того положения, которое занимает один из их знатных родителей. В день венчания Иосиф присвоил жене наследника, урожденной графине Хотек, титул герцогини Гогенберг, одновременно дав понять всем, что всегда будет считать ее придворной фрейлиной, не более того. И если наш с тобой план, Нижегородский, не удастся и их убьют, то старый хрыч вместо венка пришлет на могилу Софии Марии две белые перчатки и веер — символы придворной дамы. Откажут графине и в склепе Капуцинов — историческом месте захоронения Габсбургов. Кто-то «вспомнит», что она сама просила похоронить себя в провинциальном Артштеттене, так что обоих свезут именно туда с глаз долой.

— Мда-а, порядки, — покачал головой Вадим. — Беда с этими королями. Ну, и что дальше?

— Тебе и вправду интересно? — спросил Каратаев.

— Конечно! Я же должен знать, кого мы едем спасать.

Он достал из настенного шкафчика пузатую бутылочку и жестом предложил Каратаеву. Тот только замахал руками.

— Что ж, тогда изволь. Сразу после свадьбы началась изощренная травля Софии Марии. Придворный церемониймейстер не приглашал ее на официальные приемы или усаживал на такие места, где и жене простого эрцгерцога находиться было бы оскорбительно. За ее спиной шушукались и плели интриги, а на аристократических вечеринках в ее адрес исполнялись скабрезные куплеты. Все это привело к тому, что Фердинанд практически перестал жить в подаренном ему когда-то дворце Бельведер и посещал столицу только по служебной необходимости. Большую часть времени, когда Фердинанд не был на охоте или в заграничной поездке, они проводили в Чехии, в одном из своих многочисленных замков, главным образом в Конопиште. Тебе полезно будет узнать, Нижегородский, что через три дня, как раз в день покушения, состоится очередная годовщина их свадьбы — 28 июня 1900 года они были обвенчаны и таким образом прожили в счастливом браке ровно четырнадцать лет.