Арбалетчики в Карфагене (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (книги .txt) 📗
— Так мишень же большая, — заметил Бенат, — Промахнуться — это постараться надо!
— Ты в точку учись попадать, дурья башка! В чистом поле будешь в скачущих всадников стрелять, да ещё и с несущейся галопом колесницы!
Колесница рядом стоит — специальная, как раз под пулевой полибол и приспособленная. Просто рано пока с неё тренироваться — обучение "пулемётных" расчётов пока ещё в начальной стадии. Но как освоят стрельбу с твёрдой земли — усадим их и на "тачанки". На этой я уже ради хохмы приделал к задней подножке дощечку, на которой вывел краской печатными русскими буквами "Хрен догонишь!". Заготовлена уже и передняя табличка "Хрен уйдёшь!", которая будет крепиться к дышлу. Типа махновцы, гы-гы! Иберам нашим сей юмор, конечно, недоступен, зато нам самим по приколу.
Боевые колесницы ассирийского типа в карфагенской армии в своё время применялись достаточно широко, но затем их вытеснили боевые слоны. Теперь же, когда по условиям мирного договора с Римом Карфагену запрещено иметь боевых слонов, колесницы снова входят в употребление. Лёгкие метательные машины на них ставить пока-что никто ещё в античном мире не додумался — а зря. В двух шагах ведь от прообраза той лихой тачанки остановились, недоумки архаичные. Будь такие у Дария нумер три — неизвестно ещё, чем окончился бы азиатский поход некоего македонского гражданина Александра свет Филиппыча…
А несколько поодаль тренируются все пятеро моих конных сариссофоров, наверняка проклиная сквозь зубы и свою судьбу, и меня с моими дурацкими затеями. Это же картина маслом! Четыре копейщика — пятый запасной, и они всё время меняются — подымают на своих длиннющих пиках наполненную доверху большую корзину с песком. Старший рычит на них всякий раз, когда они просыпают через край хоть горстку песка, а их прочие товарищи ехидно интересуются, где свежеиспечённые сариссофоры собираются отыскать такого дурного нумидийца, который даст им окружить себя с четырёх сторон и поднять на пики. Смысл же сего мероприятия известен только их старшему, мне и Бостару, который и идею подсказал, и с инвентарём в виде пяти запасных сарисс со склада своей хилиархии помог. А началось всё, опять же, со слонов. Точнее — с их отсутствия. Боевой слон — это ведь не только своего рода живой танк, это ещё и передвижная смотровая вышка — ага, "мне сверху видно всё, ты так и знай". Широкий обзор — он ведь лишним не бывает. А тут не три с небольшим метра, тут все шесть. Я сперва вообще хотел специальную сборно-разборную переносную вышку замутить, уже чуть было Диокла не озадачил, но тут с Бостаром разговорились, а он, оказывается, тоже мозговал, чем бы таким хитрым запрещённых Римом слонов заменить. Ну и осенило его, что шестиметровая длина сариссы становится высотой, если её стоймя поставить.
А дальше уж мы с ним вдвоём эту мыслю додумали и до ума довели. Ведь главная-то фишка македонской сариссы в том, что её кизиловое древко — разборное, соединённое металлической втулкой, и на марше сариссофор несёт на плече вместо одной шестиметровой жерди две трёхметровые. Так что, разобравшись в ситуёвине, мы с ним решили, что разборные стойки у нас готовые есть — наконечник ведь с сариссы снять недолго, а всё остальное сделать несложно, и много места оно не займёт. Специальная площадка, которую сариссофоры будут поднимать на своих сариссах в чистом поле, пока надёжно приныкана, как и верёвочная лестница к ней, по которой будет взбираться наблюдатель. А уж о моей подзорной трубе знают вообще только наши, да Диокл. Ох и дорого же обошлась, зараза! Шутка ли — сотню шекелей за раба-стекольщика отдал! И это ещё — ага, "дёшево", просили за него в начале торга вообще сто двадцать, так что двадцать кровных шекелей я таки выторговал. Но и сотня — это ж охренеть! Да мне Софониба, шикарная наложница, в пятьдесят обошлась! Ну, это в Кордубе было, конечно, там цены другие, но сам факт! Конечно, квалифицированный раб-ремесленник — товар штучный, а наложницы выше ценятся те, что музыке и танцам обучены, чего о моей бастулонке не скажешь, ну так и ремесленники ведь тоже всякие бывают. Если тот, за которого с меня содрали сотню шекелей — из хороших, то каковы ж хреновые? Из доброй сотни стеклянных отливок этого супер-пупер-стекольщика у моего инженера получилось только пять прозрачных линз без трещин и пузырьков, и я подозреваю, что и эти-то получились совершенно случайно. Типа, если долго мучиться — что-нибудь получится. Но на трубу ведь надо четыре линзы — одну большую и три малых, так что труба у нас пока только одна. Да и та — одно название. Нет, через улицу-то обзор хороший, но вот дальше — не будем о грустном. Античное стекло — оно ж античное и есть. Будем надеяться, что когда-нибудь получим приемлемое, а пока я, наплевав на ещё десяток шекелей, тупо купил с десяток кристаллов горного хрусталя, из которых Диокл, запоров половину, сделал мне наконец нормальные линзы, которыми я и заменил это мутное убожество в трубе. До цейсовской оптики ей и теперь по качеству, конечно, как раком до Луны, но ни у кого в античном мире нет и этого. Нет даже представления о том, что такая штука может существовать — даже Диокл вплоть до самой сборки трубы был уверен, что сделал для меня просто зажигательные стёкла — ага, для выжигания орнамента по дереву. Или голых баб на широкой полированной доске, гы-гы! Ради создания именно такой легенды я даже не поленился парочку и выжкчь. Зато тем большим сюрпризом окажется наша повышенная "глазастость" для потенциального противника…
26. Маленькая победоносная война
— Они двинулись, почтенный! — доложил Бенат.
— А? Да, хорошо, действуем по плану, — я спохватился, что докладывают-то, собственно, мне. Всё никак не привыкну, что и я теперь тоже "почтенный", гы-гы!
А кельтибер, доложив по всей форме, подъехал поближе — типа, с глазу на глаз:
— Максим, их там… как это на твоём языке? До грёбаный мать?
— До гребениматери, — поправил я его машинально, — Сколько ты примерно насчитал?
— На глаз — сотни три или четыре. Может быть, неполных, но я не успел прикинуть поточнее. Ты ведь приказал… как это… не блестеть?
— Ага, не отсвечивать, — реально мой приказ касался трубы, блик от стёкол которой мог навести противника на ненужные мысли, поскольку лупами античные богатеи, кто подслеповат, уже пользуются. Нерон — тот самый — будет выточенной из цельного изумруда пользоваться. Так что увеличительные линзы здесь уже известны, и почему греки с римлянами не изобрели нормальной оптики — хрен их знает. Но раз уж не изобрели — не будем им в этом помогать. А уж сама "вышка" из шестиметровых сарисс, с которой Бенат обозревал нумидийцев, "не отсвечивать" не могла в принципе — надо быть в натуре слепым, чтобы не заметить её, и на такое везение я, конечно, даже не надеялся. Тем более, что этого и не требовалось.
— А ты хитро придумал! Эти разбойники как увидели надраенные бронзовые доспехи сариссофоров — сразу же все сомнения отбросили, гы-гы! — весело оскалился кельтибер, возвращая мне трубу, — Вот что значит жадность!
— Ага, жадность фраера сгубила…
— Но их главарь неглуп — полсотни примерно вправо выдвинул и столько же влево, и только после этого сам с остальными двинулся. Окружить нас решил!
— Бенат, ты же сам прекрасно знаешь, что дурачьё на войне долго не живёт. Будь этот дураком — разве дожил бы до встречи с нами? А он не только дожил, он ещё и в вожди выдвинулся.
— Нельзя считать противника глупее себя, — наставительно проговорил Нистрак, бывший ганнибаловский сотник, приставленный ко мне Арунтием "на всякий случай".
— Никто так и не считает, — успокоил я его, — Нумидийцы вовсе не глупы — по жизни соображают ничуть не хуже нас. Просто знают и умеют не всё, что знаем и умеем мы, и погубит их именно это.
На грубые ошибки со стороны предводителя нумидийских бандитов мы и не рассчитывали. Конечно, было бы не в пример удобнее, если бы в приготовленный для них смертельный капкан они влетели все скопом — ага, с лихим молодецким гиканьем и посвистом, но обычно в жизни так не бывает. Засады, наверное, ещё со времён палеолита известны, и не предусматривать возможной ловушки — это надо совсем уж остолопом быть. Вот взять хотя бы к примеру ту же самую пресловутую Куликовскую битву — хрестоматийный случай, когда исход сражения решается внезапным ударом заныканного в засаде резерва. Элементарно? Ага, на первый взгляд. А если вдуматься в ситуёвину? Мамай сильно похож на того совсем уж остолопа? Да он сам собаку съел на степных войнах с их излюбленным приёмом заманивания противника в засаду! Причём, противник — такой же точно степняк, который и сам случая заманить в засаду не упустит. То бишь наверняка тому Мамаю и в прежних его войнах засады устраивались не единожды и не дважды, и чтоб такой человек, да не ожидал подобной пакости от очередного противника — что-то глухо не верится. Верится же почему-то совсем в другое. Из факта известного нам хода и результата той мясорубки вытекает лишь одно — Дмитрий Донской его нагребал, убедив, что засады нет. И нагребал единственным способом, которым только и можно было нагребать этого прожжённого степняка — дал ему практически безнаказанно вырубить изрядную часть своего пешего Большого полка. Сам Мамай, уроженец обширной, но малолюдной степи, никогда бы не пожертвовал ТАКИМ количеством своих людей, не сделав всего для их спасения, и именно эта жертва и убедила его окончательно в полном отсутствии у Дмитрия резервов. Не нагребёшь — не победишь, а людишки — ресурс возобновимый, бабы ещё нарожают…
