Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович (лучшие бесплатные книги txt) 📗
— Ян, возьми пулемет, — прохрипел я. — Семен, Филипп, останьтесь прикрывать. Через две минуты отходите в лес. Мы будем ждать вас у телеги. Остальные, берите Антона, и в лес!
Стиснув зубы, я заставил себя подняться. Мы побежали через луг к виднеющемуся метрах в трехстах лесу. Хотя правильнее было бы сказать — поковыляли. Я, изнуренный и все еще не отдышавшийся после пробежки через огород, шел скорее быстрым шагом, чем бегом, баюкая раненую руку. Ян, держась одной рукой за бок, а второй — чуть ли не волоча за собой пулемет, хромал рядом. А сзади, следуя в паре шагов за нами, тащили шипящего и матерящегося Антона Славко, Казик и протрезвевший Алик. Последним отходил, приглядывая за тылом и флангами, будто обученный военный, а не простой учитель, Генрих. А сзади все не смолкала стрельба. Семен и Филипп, выполняя мой приказ, продолжали сдерживать немцев. Сейчас, ребята, сейчас… Вот уже прошли полпути… Вот уже дорога. Еще сотня метров — и мы в лесу. Древесные стволы, будто пришедшая нам на помощь армия, заслонили нас своими спинами. Пули уже не свистели вокруг. Лишь иногда шальная болванка с глухим стуком впивалась в какое-нибудь дерево. В селе продолжали стрелять. Значит, живы еще ребята…
— Уходите! — попытался крикнуть я, но получилось какое-то карканье. Пересохшее горло никак не хотело выдавать нормальную речь. Я прокашлялся и покачал головой.
— Уходите! — поняв мою проблему, на помощь пришел Генрих и гаркнул во всю мощь легких: — Уходите!
Стрельба сзади все не смолкала. Мы, шатаясь кто от усталости, кто от груза, а кто — от ран, уходили все глубже в лес. Звуки позади становились все тише, приглушаемые и рассеиваемые стеной деревьев. Вот уже и совсем не слышно стрельбы. Лишь собачий лай продолжал звенеть в воздухе. Заглушив и его, прокричала какая-то ночная птица. И вот уже только скрип деревьев, шорох под ногами и редкий крик птицы звучит в предрассветном лесу.
В лес немцы за нами не пошли. Впрочем, этого и следовало ожидать. Сколько там человек могло приехать на тех машинах? Легковушку нечего и считать, а в грузовике — человек десять. И скольких из них мы положили? Черт его знает, но в любом случае сил у них явно было недостаточно для прочесывания леса. Еще и ночью, да если учесть возможную засаду… Но это ненадолго. Если у немцев есть связь, то уже сейчас полицаи, которых собрали в Коросятине на наши поиски, выдвигаются к Сенному и вскоре блокируют район. И сомневаюсь, что сюда направят только их — даже без связи, скорее всего услышав звуки боя, к немцам уже идет подкрепление из Тучина. А потом еще кого-нибудь подтянут… И через несколько часов уходить отсюда будет уже поздно. А если связи нет? Тогда пошлют гонцов в Коросятин и в Тучин, где точно есть связь. Это даст нам лишний час — максимум. Но инстинкт самосохранения требует принять за основу худший вариант. Так оно надежнее.
Мысли начали путаться, перед глазами все мерцало. Я споткнулся о некстати подвернувшийся под ногу корень и упал. Кто-то подскочил и принялся меня поднимать. Перед глазами немного прояснилось. Я мутным взглядом осмотрел свой отряд, не узнавая лиц.
— Командир, ты ранен! — воскликнул кто-то.
— Не я один. — Голос больше походил на тихий, полузадушенный хрип.
— Антон сознание потерял, — донеслось до меня, и я провалился во тьму.
Не знаю, сколько я был без сознания. В себя пришел уже у телеги. Хотя рассвет ясно чувствовался, было еще темно — значит, времени прошло немного. Будь это уже следующая ночь, сильно сомневаюсь, что мы были бы еще живы и на свободе. В нос ударил резкий запах самогона. Левая рука полностью онемела. Я посмотрел на свое раненое плечо — оно было перемотано какой-то темной тряпкой, мокрой от крови и самогона, который, как я понял, кто-то использовал в качестве антисептика. Поднял голову. Рядом сидел Ян, прижимающий к правому боку еще одну окровавленную тряпку.
— Сильно зацепило? — слабым голосом спросил я.
Ян посмотрел на меня и улыбнулся:
— Ничего, командир. Так, ребра чуть оцарапало.
— Очнулся? — К нам подошел Генрих. — Как себя чувствуешь?
— Как Антон? — вместо ответа, спросил я.
— Живой. Только без сознания. Он много крови потерял. Да и ты, командир, потерял не меньше.
Ну и слава богу. Пусть без сознания, но пока живой — есть надежда, что отряд все же не потерял бойца. Кстати, о бойцах.
— Семен и Филипп еще не вернулись?
— Нет, командир, — покачал головой Генрих.
Я вспомнил свои недавние мысли об оставшемся у нас времени. Похоже, наступил тот момент, когда приходится принимать решение, после которого чувствуешь себя последним подонком. Но принять это решение необходимо. Блин, на хрена мне это все надо? Был бы себе обычным бойцом, раз уж так попал. Мне бы не высовываться вообще, а тут взял на себя ответственность за людей. Не просто за людей — за их жизни! А сейчас придется… предать! Предать веру в меня как командира. Возможно, обречь на гибель Семена и Филиппа, если они, конечно, еще живы. Но это необходимо для того, чтобы спасти остальных шестерых. И теперь я должен отдать приказ бросить бойцов, оставшихся по моему приказу, чтобы прикрыть наш отход. Не дожидаться их возвращения. Может, они сейчас бегут через лес к месту сбора. И, придя сюда, не застанут никого. А возможно, лежат в том же кустарнике, из которого прикрывали наш отход… А нам в любом случае надо уйти как можно дальше от этого района. До того, как его полностью блокируют. Да и зачем блокировать? От нас с Антоном остался такой кровавый след, что достаточно одной собаки… или вообще без собак — иди себе по каплям крови, как по дороге! Почему? Почему это решение должен принимать я? Застонав, больше от душевной боли, чем от боли в раненом плече, я поднял на Генриха мутный взгляд:
— Грузите Антона на телегу, и уходим.
— А как же… — Вот и Алик отозвался, сука поганая! Из-за тебя все!
Я, с помощью Генриха, встал и, покачнувшись, ухватился за борт телеги. Похоже, не одного Антона придется везти.
— Уходим, — повторил я, глядя в глаза Генриху, пока тот не кивнул.
Повернувшись к Алику, я неуверенно подошел к нему и застыл, глядя на бойца. Желание дать ему в морду за тот выстрел в доме было огромным. Как минимум — дать в морду… «Но он же не виноват! — прошептал внутри голос, звучащий так грустно-грустно. — Он же не по своей воле пил, а поддерживая разыгранный тобой спектакль. Кто его знает, чем их кормили там, на лесопилке, и в каком состоянии его организм. А тут — выпить, пусть под закуску, стакан неслабого самогона. Нет, командир, это больше твоя вина…» Под моим взглядом Алик опустил глаза и, кажется, всхлипнул. Я молча хлопнул его по плечу здоровой рукой, отвернулся и залез на телегу.
— Поехали!
— Подождите! — Вслед за произнесенными тонким голоском словами из-за дерева выскочила давешняя девчушка. Я напрягся, припоминая ее… Лялька? Сирота, которая, по словам старосты, помогала им по хозяйству? — Подождите!
Девчушка остановилась у телеги и захлопала глазами.
— Вы же партизаны, да? Возьмите меня с собой!
А в ответ — тишина. Все молчат и смотрят то на девочку, то на меня. А я просто не знаю, что сказать. Оглядевшись по сторонам в поисках помощи и не дождавшись ее, я снова посмотрел на девочку. И что с ней делать? Я только что потерял двух здоровых мужиков. А если этот ребенок погибнет в моем отряде? Я же вообще застрелюсь! Но времени на объяснения нет, а девчонка, похоже, настроена вполне серьезно. Не хватало мне еще истерики тут…
— Садись. — Я хлопнул по борту телеги. Пусть пока с нами покатается, а там, может, высадим ее на каком-нибудь хуторе.
Ляля, радостно улыбнувшись, легко запрыгнула в телегу и устроилась возле лежащего без сознания Антона. Я посмотрел на Генриха и, в ответ на его вопросительный взгляд, покачал головой.
— Куда идем? — только и спросил он.
