Черная Вдова. Красная метка - Штоль Маргарет (читать книги без TXT) 📗

ЧЕРНАЯ ВДОВА

КРАСНАЯ МЕТКА

МАРГАРЕТ ШТОЛЬ

КНИГА ПОСВЯЩАЕТСЯ КЕЙТ ХЕЙЛИ ПИТЕРСОН, ВДОХНОВЛЯЮЩЕМУ КОНСТРУКТОРУ МИРОВ И ИСТИННОЙ ЧЕРНОЙ ВДОВЕ

АКТ ПЕРВЫЙ

«ЛЮБОВЬ – ЭТО ДЛЯ ДЕТЕЙ»

НАТАША РОМАНОФФ

ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

ГДЕ-ТО НА УКРАИНЕ

ГЛАВА 1: НАТАША

УКРАИНА, ОКРАИНА ОДЕССЫ

ПОБЕРЕЖЬЕ ЧЕРНОГО МОРЯ

Наташа Романофф терпеть не могла вареники, но еще сильнее она ненавидела ложь.

Нет, лгать – это она прекрасно умела. Лгать было необходимостью, ложь была ее рабочим инструментом. А вот когда лгали ей – этого она не выносила, несмотря на все особенности ее воспитания.

Все это время Иван лгал.

Иван Сомодоров, Таинственный Иван. Она давно о нем не вспоминала – до этой ночи.

Все эти годы.

Наташа крепко вцепилась в стену ржавого склада близ полузатопленного старого украинского порта, и все вокруг, даже луна в небе, казалось ей очередной ложью Ивана.

Вот ты и дома, Наташка.

Бледный вареник луны пробудил в ней эти воспоминания.

Припоминая слова Ивана, она карабкалась все выше, но даже Наташа Романофф, новоиспеченный агент ЩИТа, рожденная в матушке-России, не могла укрыться от Ивана Сомодорова. Это сложнее, чем миновать снайперов, затаившихся на крыше каждого из близлежащих зданий, и колючую проволоку, натянутую по всему периметру.

– Видишь эту луну? – спросил ее Иван однажды, когда она была маленькой. – Она похожа на тяжелый вареник, готовый вот-вот плюхнуться в горшок с кипящей соленой водой в бабушкиной печи. – Наташа кивнула, хотя была сиротой и почти ничего не знала о своей бабушке, и, если уж на то пошло, почти ничего не знала даже о собственных родителях. – Когда на небе такая луна, знай: твои цели видят тебя так же четко, как ты видишь их. Не самая удачная ночь для охоты или для бесшумного убийства. Не самая удачная ночь для того, чтобы скрыться.

Таким она помнила Ивана.

Иван обучил ее стрельбе из русской снайперской винтовки, но приучил пользоваться только немецкими пистолетами, отдавая предпочтение «НК» или «глоку» – вне зависимости от того, какие чувства она испытывала к немцам. Он научил ее, как молниеносно перезаряжать боевое оружие, как модифицировать спусковой крючок, чтобы он реагировал на малейшее движение – был хрупким, как стекло. Как заметать следы, как скрываться от СВР, ФСБ и ФСО – от всех организаций, на которые распался КГБ. Это были боссы ее боссов, органы, на которые они работали, но с которыми никогда не работали вместе. Органы, которым они присягнули, но которые отреклись от них. Органы, чьи названия часто мелькали в заголовках русских газет – в отличие от ее имени.

В отличие от «Красного отдела». В отличие от команды Ивана и, в особенности, его любимиц – его девочек. Девочки Ивана.

Наташа глубоко вздохнула, а затем сделала рывок и сквозь залитый лунным светом ночной воздух понеслась вверх по ржавой стене полуразрушенного склада. Грубый металл обжигал ладони. Это чудо, что ей как-то удавалось удержаться.

Чудо и годы тренировок.

Закрыв глаза, Наташа ухватилась покрепче. И в самом деле, она бы легко обошлась и без специального костюма с присосками.

Даже если бы я хотела сорваться, я бы не смогла: этому меня не обучали.

– Я научу тебя не просто убивать, – говорил Иван. – Я сделаю тебя саму смертельным оружием. Ты станешь таким же бесчувственным механизмом, как автомат Калашникова, только вдвое опаснее. И лишь после этого я научу тебя, как отнимать чужие жизни. Как, где и когда.

– И зачем? – спросила Наташа.

Она была еще слишком маленькой и не понимала всего. Угловатая, незаметная девочка с большими глазами. Одинокая, беззащитная, она почти всегда чувствовала себя кроликом, попавшим в ловушку.

Он рассмеялся.

– Нет, Наташка. Никогда не спрашивай зачем. Оставь это слово гитаристам и американцам. – Он улыбнулся. – Нам всем приходит время умирать, поэтому, когда придет мое время и тебя отправят выпустить пулю мне в затылок, просто убедись, что на небе нет вареника. – Она кивнула, хотя так и не поняла, шутит он или говорит серьезно. – Это все, о чем я прошу. Чистое убийство. Смерть, достойная солдата. Не опозорь меня.

Это была его любимая присказка. Он повторял ее тысячу раз.

И теперь, глядя на луну в небе, она подумала, что этой ночью повторит его же слова ему в лицо. После того, как, наконец, убьет его, как он и предсказывал.

Он вовсе не жертва, – напомнила она себе. – Все мы не святые. Когда мы умираем, никто не скорбит. Для каждого из нас все заканчивается лишь так, и никак иначе.

Да пусть хоть сотня лун будет висеть этой ночью над головой, Наташа не станет поддаваться жалости или стыду из-за Ивана Сомодорова. Она не хочет чувствовать вообще ничего – по крайней мере, по отношению к нему.

Потому что он никогда ничего не чувствовал к тебе.

Наташины ноги взметнулись вверх, и она ловко вскочила на вентиляционную трубу, тянувшуюся вдоль стены склада. Оттуда отлично просматривалось все здание целиком, и она покачала головой. Ей доводилось видеть заброшенные сараи ФСБ и в менее плачевном состоянии.

Нужники, а не сараи.

Она стала взбираться выше, ухватилась за очередной кусок арматуры, на котором должен был висеть фонарь, и подтянула тело вверх. Вдруг арматура отвалилась и с глухим стуком упала на гнилые доски.

Она застыла.

Вот дерьмо.

– Вы это слышали? – спросил кто-то у нее за спиной. Наташа осторожно оглянулась: толстый охранник пошел проверить, откуда шел звук, но оружие не снял. За ним последовали еще двое.

Плохо же их обучали. Это не ребята Ивана. Или Иван совсем сдал.

Мысленно ругаясь, Наташа всем телом прижалась к ржавой стене, скрываясь в тени железного парапета. Лучи фонарей обшаривали здание склада, проходя в считаных сантиметрах от нее. Она задержала дыхание.

Ничего ты не слышал, козел, – выругалась она про себя. – Просто твой нужник такой старый, что уже разваливается на части.

Охранники ушли.

Наташа выдохнула, затем забралась на парапет и перекатилась на крышу, к грязному световому люку. Ее движения теперь были инстинктивными, автоматическими, как дыхание, моргание или биение сердца. Она медленно приблизила лицо к потрескавшемуся стеклу и мельком, чтобы не дать обнаружить себя, заглянула внутрь. Было темно, и единственное, что она разглядела, – две фигуры, которые двигались посреди склада между грузовыми контейнерами.

Две фигуры. Одна низкая, другая высокая.

Она увидела ребенка. Девочку. Рыжие волосы. Темные глаза. На вид ей было лет девять или десять. Все они казались Наташе на одно лицо. Не считая своих напарниц по Программе, ей доводилось иметь дело лишь с одним ребенком – с самой собой, и эта девочка никогда ей не нравилась.

Девочка отвернулась от Ивана, который стоял возле окна, и Наташа заметила, что она плачет. Крепко сжимает в руках куклу-балерину. Кукла с фарфоровой головой, – отметила Наташа. – Таких продают возле Большого театра. У нее тоже была такая кукла, когда-то давно, в прошлой жизни.

Я смотрела на тебя такими же глазами, Иван?

Теперь, отодвинув в сторону девочку с ее куклой, в пятно лунного света шагнул он – ее старый наставник, ее новая мишень.

Иван Сомодоров.

Он был мне почти как отец.

Наташа вытянулась над люком, чтобы разглядеть получше. Что он делает? Что-то прикрепляет к голове девочки. Электроды? Точно. Электроды на виски. И еще провода: к ее запястьям, предплечьям и даже к маленьким пухлым ножкам. Провода тянулись к металлическому ящику величиной с телефонную будку, привинченному к бетонному полу; он был словно собран и спаян из нескольких аппаратов. Провода сплетались в бесформенные узлы кабелей, кое-где искривших. Те, в свою очередь, вели к другим ящикам с проводами, каждый из которых словно был частью одного огромного механизма, конца которому не было видно.