Бездна - Сильверберг Роберт (книги хорошего качества TXT) 📗

— Совершенно верно.

— Но тогда выходит, что даже Он не достиг самого верха?

— А вершины нет, — ответил Квиллан. — Существует лишь бесконечная лестница «божественности», где на самой нижней ступеньке пребывают существа, лишь на самую малость превосходящие смертных; на самой же верхней — нечто совершенно непостижимое. Я, конечно, не знаю, на каком уровне вышеупомянутой лестницы находятся обитатели Лика Вод, но совершенно очевидно, что значительно выше того, на котором существуем мы сами. Господь же Всемогущий есть не что иное, как сама эта многоступенчатая структура. Так как Бог бесконечен, он не может занимать ни один из конечных уровней божественности, а может быть лишь всей этой бесконечно восходящей цепью; в ней нет предела, вернее, высшего предела, только все более и более высокий уровень — и так ad infinitum note 2 . Лик Вод — одно из промежуточных звеньев в данной иерархии.

— Понимаю… — неуверенно произнес Лоулер.

— Размышляя над этим, можно проникнуть и в более высокие бесконечности, даже несмотря на то, что, по определению Геделя, мы никогда не сможем постичь самое Высшее, ибо для сего нам нужно быть выше самых высоких из данной бесконечности. — Квиллан взглянул на небо и распростер руки в таком жесте, что он показался Лоулеру самопародией. Но затем священник повернулся к нему и произнес с интонацией, прямо противоположной той, с которой он говорил всего несколько секунд назад:

— Наконец-то, док, я по-настоящему понял, почему из меня не получился священнослужитель. Должно быть, все это время мне казалось, что Бог, Единое Верховное Существо, управляющее нами, абсолютно недостижим. Для нас Он фактически вообще не существует… А если и существует, то очень далеко от нашего бытия. Его реальность для человеческого ума нереальна. Наконец я понял — мне нужно искать бога поменьше, того, кто поближе к моему уровню восприятия. Впервые за все годы, Лоулер, у меня появилась возможность, вернее надежда, отыскать успокоение в сей бренной жизни.

— В каком еще дерьме вы тут копаетесь? — поинтересовался Делагард, приближаясь к собеседникам. — Стоите уже целый час и все говорите, говорите…

— Обсуждаем богословские вопросы, — ответил Квиллан.

— А-а-а… Ну, ну… Новое откровение?

— Присядьте, — предложил ему священник. — Я вам постараюсь объяснить.

Воодушевленный логикой своего нового учения, отец Квиллан расхаживал по кораблю, предлагая поделиться своими соображениями с любым, кто согласился бы его выслушать, но желающих находилось немного.

Казалось, наиболее заинтересовался теорией святого отца Гхаркид. Лоулер давно уже подозревал в этом маленьком человечке черты, присущие настоящему глубокому мистику; и вот теперь, как всегда загадочный, Натим сидел рядом с Квилланом. Его глаза блестели духовным вожделением, поза выражала наивысшую почтительность и внимательность. Он, словно губка, буквально впитывал каждое слово священника. Правда, как обычно, Гхаркид никак не комментировал услышанное и только изредка задавал краткие и очень тактичные вопросы.

Сандира провела около часа с Квилланом и пришла от него к Лоулеру озадаченная и задумчивая.

— Бедняга, — выдохнула она. — Рай… Святые духи, порхающие среди высоких трав и предлагающие свое благословение восторженным паломникам… Долгое путешествие, наверное, окончательно свело его с ума.

— Ты считаешь, что когда он садился на корабль, то еще пребывал в добром здравии?

— Ему так хочется раствориться в чем-то большом и мудром. Всю свою жизнь Квиллан гоняется за Господом Богом, но мне кажется, он просто стремится вернуться в материнскую утробу.

— Сказанное тобой звучит цинично.

— Неужели? — Сандира положила голову на колени Лоулера. — А что ты думаешь по этому поводу? Может быть, ты находишь какой-то смысл во всей этой мистической ерунде? Или в его богословии? В его сказках о рае и острове святых духов?

Вальбен погладил ее густые темные волосы (за долгие месяцы плавания они сделались жестче и грубее, но все еще оставались красивыми).

— Да, мне чем-то импонирует его теория, — согласился Лоулер. — По крайней мере, я понимаю метафоричность выводов Квиллана… Но сие не имеет значения, во всяком случае, для меня. Во Вселенной может существовать бесконечное количество отдельных слоев, населенных разными богами… У божества каждой более верхней ступени пусть будет в шестнадцать раз больше глаз, чем у предыдущих… И пусть у Квиллана есть совершенно неопровержимые доказательства всего этого причудливого вздора, для меня сие не имеет ни малейшего значения. Я живу в этом мире, и в нем нет никаких богов. Происходящее на других, более высоких уровнях бытия, если таковые имеют место, меня не касается.

— Но ведь это не означает, что не существует более высоких уровней.

— Конечно, но кто знает? Старый моряк, когда-то давно рассказывавший нам о Лике Вод, тоже говорил что-то такое о подводном городе супердвеллеров, расположенном неподалеку от берега. Думаю, в это можно верить с таким же успехом, что и в нагромождение фантазий Квиллана. Правда, если говорить начистоту, я не верю ни тому ни другому. Для меня одинаково безумны как сказки одного, так и богословские бредни другого.

Сандира приподняла голову и заглянула ему в глаза.

— Давай предположим в качестве гипотезы, что под водой неподалеку от Лика Вод действительно находится город и в нем живут какие-то особенные двеллеры… Если это так, то становится вполне понятно, почему известные нам джилли считают остров священным местом и боятся или, по меньшей мере, не склонны приближаться к нему. А вдруг там и в самом деле обитают богоподобные существа?

— Давай подождем… Когда мы все-таки доберемся до Лика и увидим, что это такое, тогда-то я и дам тебе окончательный ответ, хорошо?

— Что ж, я подожду, — согласилась Сандира.

Где-то посреди ночи Лоулер неожиданно проснулся и сразу же почувствовал, что находится в том состоянии нервного сверхнапряжения, которое — он знал об этом совершенно точно — не даст ему уснуть до самого рассвета. Вальбен сел в постели, потирая лоб, прямо-таки раскалывавшийся от боли. У него сейчас возникло такое впечатление, что ему во сне вскрыли череп и напихали туда миллионы блестящих и жестких проволочек, которые теперь терлись друг о друга при каждом неосторожном движении.